***
Недалеко от столпотворения, в тени между стенами домов, замер хрупкий черноволосый мальчишка. Он вглядывался в толпу, наблюдал за стражей, прибежавшей на крики. Они стали разгонять зевак, угрожая им копьями. Но мальчик наблюдал за тем, который опустился перед телом на колени. Стоящий рядом что-то спросил, и тот, что на коленях, отрицательно покачал головой, поднимаясь. Удостоверившись в том, что его жертва мертва и не нужно будет подчищать за собой, парень скрылся в тени домов. Татуировка на груди жгла нестерпимой болью, но парень к этому почти привык, несмотря на то, что она наступила сразу, как он убил этого купца. К боли он давно приучен.***
Пустыня — это огромный океан летучего песка и выжженные беспощадными солнечными лучами камни, между которых юркают серые ящерки. Идя по ней, Николас Браун, или, как он представлялся работодателям, Ник, чувствовал себя словно кусок мяса на сковородке. Нельзя так просто взять и привыкнуть к её горячему ветру и открытым просторам. На мили вокруг ни ручейка, ни болотца, только бескрайние дюны и барханы. В тяжёлом обжигающем воздухе носились насекомые, звенящие в своём беспокойном трепетании. Ник вот уже несколько недель путешествовал по этой бескрайней земле, сопровождая караван купцов из одного города в другой, и они прошли всего лишь половину пути. Причина, по которой торговцы наняли его и ещё с десяток наёмников, заключалось в том, что эти места славились невероятным количеством разбойничьих шаек, маленьких и больших. Поскольку другого пути у купцов особо не было, выбирать им не приходилось. Уж лучше расстаться с парой мешков золотых монет, чем со всем товаром или, того хуже, жизнью. Но Ник согласился не из-за золота и даже не из-за жажды битвы, которая, несомненно, присутствовала в этом небольшом путешествии, а из-за своего маленького секрета. Он знал, что в том городе, куда они направлялись, его ждал тот, кто предназначен ему самим небом и судьбой. Тот, чьи голубые глаза приходили к нему во снах, зовя его, заставляя вожделеть. Он не знал его имени. Он просто шёл по зову сердца, которое безошибочно указывало путь. Браун потёр грудную клетку, где под слоями одежды красовалось татуировка. Он не помнил, каким образом она у него появилась — она просто была, сколько он себя помнил. Эти буквы, порой обжигавшие, словно раскалённое железо, или наоборот, дарившие неописуемое наслаждение, складывались в слово عين («глаз»). Почему именно глаз и что он мог означать, Ник понятия не имел, да и в какой-то момент его перестало это волновать. До определённого момента. Начиная с четырнадцати лет, ему стали приходить странные сны, в которых он ждал. Он протягивал руки навстречу… чему-то, что он не мог описать. Он открывал рот в немом крике, пытаясь попросить подождать, но это нечто не реагировало на его мольбы, и он просыпался посреди ночи и месил песок ногами до утра, потому что проваливаться в дрёму было невыносимо больно и страшно. Так длилось уже больше двадцати лет. Периодические кошмары по ночам заставляли его творить ужасы наяву. Он убивал без зазрения совести, и лишь грустно улыбался, глядя на бездыханные тела. Татуировка зудела и жгла. Николас закрыл глаза. До места назначения идти ещё пару недель. У него ещё оставалось время придумать, как найти того, чьи эмоции он понимал чуть ли не лучше своих собственных.***
— Уорик, сладкий, к тебе твой любимый клиент! — крикнула хозяйка борделя в глубину здания, щурясь от солнца и улыбаясь завсегдатаю. — Иду, Джорджиана! — послышался низкий хрипловатый голос. Лёгкий шелест покрывала, накинутого как тога, и скрип половиц ознаменовал появление самой популярной шлюхи этого вонючего городка. — Марко, давненько тебя не было видно! Высокий темноволосый парень с рваным шрамом, проходящим от правого уха к носу, сглотнул и вежливо поклонился. — Прекрасно выглядишь. Слышал, у тебя недавно был отпуск по болезни? Уорик на секунду нахмурился, но тут же ослепительно улыбнулся: — Ну что ты, ничего такого. Так, захотелось отдохнуть, прогуляться. А ты что же, — он придвинул лицо поближе, покрывало скользнуло с плеча, открывая грудь и розовый сосок, вокруг которого змеилась татуировка в виде символов, формирующих слово أذن («ухо»), — переживал? Марко вздрогнул, уставился на обнажённую кожу. Его рот сам собой открылся, он быстро облизал пересохшие губы, глубоко вздохнул и взял себя в руки. Всё впереди, за ночь уплачено, невеста гостит у родителей следующие несколько дней, а он здесь, и смотрит на того, из-за кого медленно и верно сходит с ума. — Успеем поговорить, Уорик. Но сначала я бы хотел испытать твоё первоклассное обслуживание, — он протянул руку, касаясь горячей кожи. Уорик улыбнулся, чувствуя, как по коже пробегают знакомые мурашки возбуждения. С этим человеком бездонная дыра отчаяния в его сердце ненадолго светлела. Уж он мог его заполнить, хоть и не чувствами. Потому и был любимым клиентом. Мужчины ушли в дальние комнаты под томные взгляды владелицы. Татуировка зудела, словно ожог, но мужчина привык не обращать на это внимание. Она всегда покалывала, когда он обслуживал клиентов, словно бы выражала своё недовольство этим. Да и сам он порой чувствовал, что всё то, что он делает, ему не нужно. Непонятная тоска разрывала его на части, он чувствовал себя потерявшимся ребёнком, а во снах порой отчаянно искал что-то. Или кого-то. Но он отбрасывал это ощущение, отвергал его, заставляя себя быть чёрствым и холодным. Иначе он бы сошёл с ума от всего того, что на него накатывало. Эти чувства затянули бы в водоворот без шанса вынырнуть на поверхность. Поэтому Уорик искал утешения в таких клиентах как Марко, которые хотя бы на несколько часов дарили ему блаженное забытье. Удар. Кровь. Боль. Крики. Всё смешалось в водовороте паники и ужаса. Уорик задыхался и не знал, куда бежать и что делать. Боль вспыхивала в самых разных местах. Голень, плечо, голова. Он не понимал, что происходит, но остро чувствовал бешеную радость. Чью-то, не свою. Сам же он был до смерти напуган. Он упал с кровати, крича от боли. Марко, вскочив, подбежал к нему: — Уорик! Что с тобой?! О, боги, ты весь дрожишь! Блондин лишь мотал головой, хватаясь за поданную ему руку. Ноги его не держали. — Кошмар, — прохрипел он. — Мне просто приснился кошмар. Марко с беспокойством на него посмотрел. — Ты уверен, что?.. — Уверен, — прервал его Уорик. — А теперь пойдём обратно в кровать, и обними меня покрепче. Я хочу забыть этот ужас. Дважды Марко повторять было не нужно, и он увлёк блондина на простыни, даря тому покой и наслаждение.***
Ник шипел от боли и морщился, когда девочка-служанка перевязывала его раны, полученные в результате ночного нападения. — Пожалуйста, дайте мне осмотреть вас, это может быть не единственная рана, — мягко сказала девочка. Николас немного помедлил, но всё же снял рубаху. Девчушка осмотрела его со всех сторон, осторожно ощупала грудь, спину и руки. — Вроде бы всё в порядке. Нигде не болит? Николас отрицательно покачал головой и начал одеваться. — Знаете, — тихо произнесла девочка, — а я уже видела подобные татуировки. Вы ищете свою пару, да? Ник, пристально следивший за губами девушки, резко поднял голову, и она вздрогнула. — Я об этом много знаю, — затараторила она. — Моя бабушка часто рассказывала о том, как они с дедушкой познакомились. Он тоже был её… судьбой. Браун мотнул головой, словно поощряя её говорить дальше. — Вы связанны друг с другом с момента рождения, — уже смелее продолжила она, — ваш партнер чувствует всё то, что чувствуете вы — боль, радость, грусть. Ещё это зависит от того, насколько сильно вы связаны. Чем сильнее связь, тем ярче ощущения. Такие люди, друг другу судьбой, большая редкость в нашем мире. Хотя вы уже второй за мою жизнь, — закончила она в некоторой задумчивости. — В любом случае, вам надо обязательно найти этого человека. Ник кивнул, соглашаясь с ней. После подобных битв он ощущал отголоски страха, но не своего. Того, с кем он был связан. Если они связаны, значит, этот человек чувствовал всё то же самое, что и он. Он чувствовал боль от ран, и явно не понимал, откуда она идёт, соответственно, он боялся. Занимался рассвет, а у тлеющего костра сидели двое — мрачный и молчаливый наёмник и маленькая голубоглазая девочка, которая тихо, но самозабвенно что-то говорила, а наемник внимательно наблюдал и в его чёрных глазах плясали языки пламени.***
Ещё через несколько дней они прибыли в пункт назначения. Всё это время Николас не находил себе места. Чем ближе он был к своей половинке, тем сильнее нарастало чувство тревоги, волнения, предвкушения. Купцы отблагодарили их и отправились в порт. А остальные наёмники разошлись кто в кабак, кто в публичный дом, кто ещё по каким-то делам. Николас замер, не зная, что ему делать. Чутье подсказывало ему, что он на месте. В остальном же он должен был положиться на свои собственные навыки — терпеливость и наблюдательность. Нику приходилось искать своих жертв самому, когда он был ассасином, теперь же деятельность сменилась, а вот навыки остались. Николас остановился возле прилавков с продуктами. Набрав пакет с хлебом и фруктами, он двинулся дальше, жуя на ходу яблоко. Лавируя между прохожими, он присматривался к людям. Он прекрасно читал по губам, поэтому быстро определял суть разговоров. Сколько бы времени не проходило, а люди не хотели меняться. Вечно куда-то спешащие, вечно на что-то жалующиеся, они не задумывались, что, возможно, их жизнь не так уж и плоха. Николас пришёл на главную площадь и, остановившись у стены, стал кого-то высматривать. Приметив ребятишек, играющих неподалеку, он направился к ним. Те, заметив его присутствие, в страхе замерли, но Ник, подозвав самого старшего, сунул ему в руки пакет с продуктами. Браун не понаслышке знал, что такое голод и бедность. Возможно, если бы в его прошлом был хотя бы один такой сострадающий человек, жизнь Ника сложилась бы по-другому. Пацан заглянув в пакет запищал от восторга. — Спасибо, добрый господин! Ник махнул рукой, разворачиваясь и собираясь уйти, но остановился, почувствовав, что его потянули за рубаху. Он недоумённо обернулся и посмотрел на парня, которому отдал пакет. Тот стоял уже без него, но с булкой в руках. — Позвольте Вас отблагодарить, хороший господин! Браун замотал головой, мол, не надо, однако парень настойчиво взял его за руку и потянул за собой.***
Уорик весь день был сам не свой. Он скомканно и торопливо попрощался с Марко, который находился рядом с ним несколько дней. Тот было попытался расспросить его о кошмарахе, но Уорик только отмахнулся. Марко вовсе не обязательно знать о том, что в его жизни есть и другая сторона — будто чужая шкура, в которую его периодически запихивают. Уорик считал, что с его головой и психикой не всё в порядке. Причиной он считал случай, лишивший его глаза. Это развило в нём какую-то паранойю. Арканджело коснулся повязки. Иногда рана отдавала старой болью, особенно в плохую погоду. Однако сейчас его беспокоил не глаз, а татуировка. Ему казалось, что на её месте не чернила, а раскалённый песок, который пересыпается и трётся об его кожу. Сам же он был взволнован, если не сказать встревожен. Он хотел было прогуляться, но какое-то седьмое чувство не дало ему выйти за порог дома. Мысли в голове бились беспорядочными обрывками, вдобавок ему было неловко перед Марко за столь холодное прощание. Он поднялся в свою комнату, предварительно попросив Джорджиану не беспокоить его сегодня. Уорик чувствовал, что что-то должно вот-вот произойти, и сердце было не на месте. Это нечто казалось неотвратимым, словнои ничто не сможет остановить его разрастающееся беспокойствоа, плавно переходящее в панику. Это сродни цунами — ты видишь его, ты знаешь, что оно убьёт тебя, ты бежишь от него, но понимаешь, что это бесполезно. Уорик уснул беспокойным сном и проснулся от того, что в низу кто-то громко возмущался. Иногда к ним заходили буйные клиенты, и Уорику, как редкому мужчине, приходилось применять либо силу слова, либо силу физическую. Это уж как повезёт. Спустившись на первый этаж, он услышал голос Джорджианы: — Он просил его не беспокоить! — Я понял, тётушка, — ответил звонкий мальчишечий голос. — Просто этот добрый господин помог нам. Тогда, может, просто дашь ему комнату на ночь, отдохнуть? — У нас тут не ночлежка! — возмутилась женщина. — Но зато вы его не обманите, как остальные… — А чего он сам молчит? — Ну, он вроде как глухой… — Час от часу не легче… — Джоржи, — вмешался наконец-то Уорик, заходя в комнату, — что у вас тут происходит? Стоящий рядом с мальчишкой черноволосый мужчина повернулся к нему и Уорик Арканджело пропал. Раз и навсегда пропал, падая с головой в эти аспидно-чёрные глаза. У мужчины были такие же чёрные волосы и грубоватые черты лица. — Я… — Уорик шагнул вперёд, голос охрип, руки внезапно задрожали, — я… — мысли путались, он не мог нормально сформулировать слова. — Позволь мне, — наконец сказал он, — заняться им. Уорик схватил мужчину за руку и потащил наверх, в свою комнату, под недоумённый взгляд Джожианы. — Ну, — протянул мальчишка, — а вы говорили, занят.***
Ник не сопротивлялся. Он вообще перестал что-либо соображать после того как увидел Уорика. Единственное, на чём он сосредоточился, это тёплая ладонь, сжимающая его пальцы. Затащив его в комнату, светловолосый мужчина развернулся и вперил в него взгляд. Чуть ниже него ростом, но слегка шире в плечах. Узкие глаза и большой рот, впалые щёки — всё так и кричало о его нелёгкой судьбе. Уорик не мог подобрать слов. На лице у блондина была повязка, прикрывающая старый рваный шрам на месте правого глаза. «Так вот почему глаз», — внезапно осенило Ника. Светлые, платиновые волосы мужчины были собраны в хвост. Вообще, он несколько отличался от того, что видел Ник во снах. Он выглядел усталым и осунувшимся, легкая щетина покрывала щёки, но вот взгляд оставался всё тем же — ярким и пронзительным. Ник уставился на его пухлые губы. — Кто ты? Николас молчал, не зная, что ему ответить. — Как тебя зовут? — Николас Браун. Уорик содрогнулся от этого голоса. Сильный и хриплый, он резал по ушам, но для него был словно музыкой. Он повторил имя, словно пробуя его на вкус. — А меня… я Уорик Арканджело. Ник кивнул. — Зачем ты пришёл? — За тобой, — просто ответил Ник. Его привела сюда сама судьба, не иначе. Уорик сглотнул. В голове всё перемешалось. — Почему? — хрипло спросил он. — Потому что ты — мой единственный. — Я не верю в это, — скривился Уорик. Когда-то давно один человек сказал ему, что такие татуировки как у него, — это знак, что где-то в мире существует твоя пара, предназначенная тебе судьбой. Но Уорик был циником по натуре. В жизни того, кого продали в публичный дом, не могло быть чего-то вроде большой и светлой любви. Ник пожал плечами. Он не собирался спорить или что-то доказывать, он просто знал, что перед ним стоит человек, предназначенный ему — его душа, его друг, его половина. И Уорик тоже должен знать это, — возможно, где-то в глубине души, но должен. — Тогда зачем ты привёл меня сюда? Арканджело и сам не знал. Он сделал это бездумно, просто вдруг понял, что должен быть рядом с ним. Вместо того, чтобы ответить правду, он ухмыльнулся и сказал: — Это публичный дом, догадайся сам. Ник какое-то время молча смотрел на него, затем стянул с себя рубашку и ухмыльнулся в ответ. Уорик сглотнул. На левой груди у него была татуировка. Такая же, как у него, только вместо слова «ухо» красовалось слово «глаз». Такой же шрифт и рисунок. Сомнений быть не могло. Он подошёл ближе и коснулся его одного из шрамов на его груди, которых, кстати, было множество, мелких и не очень. Они едва заметной мелкой сеткой покрывали всё тело Ника. Вот почему он так часто чувствовал боль. «Он боец. Сильный и решительный. Возможно, наёмник», — понял Уорик, продолжая поглаживать его грудь, переходя на крепкие плечи. Ника нельзя было назвать качком, но и жилистым тоже. Подрагивающие пальцы накрыли уже затвердевший сосок, сжали его, осторожно, но ощутимо, мягко терзая и царапая нежную кожу. Мужчина снова подался ближе, целуя в шею. Ник сквозь зубы втянул воздух. Ладонь Уорика проскользнула вниз между их телами и накрыла член Ника сквозь ткань штанов. Ник дёрнулся и внезапно толкнул мужчину спиной вперёд, заставляя его попятиться, но уже через шаг тот упёрся и упал на кровать. Ник, зафиксировав руки Уорика над его головой, принялся целовать желанные ключицы, а блондин обвил ногами его бёдра и потёрся об него отяжелевшим напрягшимся членом, всё ещё удерживаемым ненавистной тканью. Блондин стянул с себя тунику, освобождая ноющий член. Он растянулся на шёлковых простынях, предоставляя хороший обзор своего тела и млея под жадным взглядом аспидно-чёрных глаз. Николас судорожно стянул с себя штаны, и Уорик, приподнявшись, протянул руку, провёл ладонью по его шероховатой от шрамов груди, целуя прямо в татуировку и проводя по ней языком. Его пальцы скользнули вниз к паху, оглаживая член Ника по всей длине — мучительно, медленно, подразнивая. Ник зашипел сквозь зубы, с каждой секундой всё меньше и меньше себя контролируя. Снова пригвоздив Уорика к кровати, Николас навис над ним, целуя, терзая губы, буквально вгрызаясь в них. Уорику не хватало воздуха, но он был готов умереть за эти беспощадные поцелуи. Не без сожаления оторвавшись от него, Арканджело выгнулся, запрокидывая голову и упираясь лопатками в кровать, словно бы приглашая Ника. Браун не стал медлить, лаская и покрывая поцелуями горячее податливое тело. Браун с наслаждением вдохнул чужой аромат. Отсутствие слуха натренировало все остальные чувства. Ник неожиданно мягко коснулся напрягшихся мышц, тепло выдыхая в шею. Ему нравилось ласкать Уорика, нравилось видеть, как на его щеках внезапно проступает румянец, и наблюдать, как Уорик млеет от удовольствия. Нику было невозможно сопротивляться, да и совсем не хотелось. Прикрыв глаза, блондин сильнее развёл ноги, прикусывая губу, чтобы сдержать стоны, но они всё равно сорвались с его губ, звонко падая между ними в жаркой тишине. Его отчаянное желание становилось невыносимым. Прикосновения Брауна пьянили его сильнее любого алкоголя. Уорику хотелось, чтобы его сжали крепче, хотелось ощутить на своём теле силу и жар его желания, в котором сгорят все сомнения. Мужчина с ума сходил от наслаждения, и становилось как-то неважно, что это — всего лишь мгновения, после которых придётся вернуться в реальность. Неважно. Всё, что будет потом — пока неважно. Уорик сделал над собой усилие и, вывернувшись из сильных рук, выскользнул из-под партнёра на пол и замер, переводя дыхание, но лишь на миг, чтобы быстро развернуться и встретить взгляд Ника, затуманенный плохо скрываемым возбуждением. Он настойчиво усадил любовника и развёл колени, затем устроился между ними, накрыв пальцами член, чуть сжал его, поглаживая и улыбаясь, слыша хриплый стон Ника. Всё с той же ухмылкой наклонился, и губы коснулись выпирающей косточки бедра, жарко дыша на чувствительную кожу, а потом соскользнули ниже и накрыли возбуждённый орган, касаясь влажно и горячо. Он обхватывал член мужчины, вывалив язык наружу, вылизывая, словно бродячий пёс миску с едой. Ник замер как заворожённый, наблюдая за открывшимся видом. Сглотнул и почувствовал, как внутри всё сжалось в тугой узел наслаждения. Он взял его за руку, помогая встать, пока тот не довёл его оргазма ещё до главного действия, и усадил себе на колени, поглаживая и сжимая его бёдра. Уорик достал масло откуда-то из-под кровати («заначка для клиентов, не иначе», — успел подумать брюнет), открыл, взял руку Ника и вылил содержимое на ладонь. Ник размазал текучее масло между пальцами, и по комнате разошёлся дурманящий запах роз. Проникнув сразу двумя, он растягивал его, двигаясь достаточно медленно, чтобы раздразнить, свести с ума. В нос забился запах Уорика, цветов и секса. Неповторимая смесь. Блондин приподнялся на коленях, запрокидывая голову и забывая как дышать, потому что Ник наконец насаживал его на себя, но так медленно, гладко и горячо, что хотелось выть в голос от наслаждения. Арканджело опустился полностью, выдохнув в полустоне, прижимаясь к его груди, полностью теряя контроль над собой. Ник распирал его изнутри, а снаружи окружал ровным притягательным теплом, и Уорик замер, смакуя это восхитительное ощущение и свыкаясь с ним. Он поймал ладонями чужое и одновременно такое близкое лицо, заглянул в аспидно-чёрные глаза, в которых таится так много всего неизвестного. Вглядываясь в глубину этих самых глаз, он будто пришёл к какому-то ответу. Снова улыбнулся и поцеловал, разводя губы языком, обводя верхний ряд зубов, дразня кончиком нёбо и, наконец, сплетаясь с чужим. Он протяжно застонал, чувствуя, как Ник под ним ускорился. Его пальцы резко потянули за длинные светлые пряди волос, заставляя откинуть голову назад и открыть шею. Грубый поцелуй, почти укус, оставляет тёмный след. Горячий и влажный язык слизывает пару алых капель, выступивших в местах прокусов. Отпустив волосы, Ник коснулся подушечками пальцев получившейся отметины. И где-то внутри себя почувствовал удовлетворение от этого. Уорик как будто отключался с каждым сильным толчком. Пальцы вслепую хватались за плечи и спину, чтобы хоть немного удержаться от падения в ту бездну, к которой он был всё ближе и ближе с каждым вдохом, лишь бы продлить этот восхитительный миг единения. Не открывая глаз, Уорик нашёл чужие приоткрытые губы, снова жадно целуя их, подмахивая властным глубоким движениям и тихо, похотливо постанывая в чужой рот. Ник начал двигаться быстрее и резче, стараясь не потерять нужную позу. Одной рукой он поддерживал Уорика за спину, а второй ласкал влажное и бесстыдное тело, размазывая масло. Ему было сложно сдерживать себя. Подкатывающий оргазм и мокрый от пота Уорик сводили его с ума. Он потерял восприятие окружающего мира. Осталось только горячее дыхание рядом, дрожь и вибрация тела под пальцами, пробирающая до костей, разгоняющая кровь. Уорик, цепляясь за его плечи, прогнулся всем телом, не сдерживая себя. Это было чистое наслаждение, не замутненное ничем другим. Он не замечал, не слышал, не осознавал собственных бесстыдных стонов — внутри всё сжималось в пружину эмоций, готовых вот-вот выстрелить. Сердце билось о рёбра как безумное, а дыхание срывалось. Уорик обнял тёмноволосую голову руками, отцепившись от сильных плеч, и накрыл и без того опухшие от поцелуев и покусываний губы своими, целовал глубоко и жадно, словно не мог насытиться. Он застонал в чужой рот, изливаясь на живот. Николас горячо дышал ему в шею, толкаясь в расслабленное пылающее и послушное тело. Мышцы свело судорогой блаженства. Николас сжал любовника в объятиях и почти зарычал, срываясь в водоворот ощущений, не стесняясь и не утаивая ничего. Застонал громко и протяжно, прижимая к себе Уорика. Они завалились назад, на кровать и замерли так, не в силах пошевелиться. Николас поглаживал спину Уорика, разгорячённая кожа под его пальцами медленно остывала. Рядом с ним у Ника просыпалось желание. Желание обладать, беречь, любить. «Я заберу его», — подумал он. — «Заберу отсюда во что бы то ни стало. Татуировка на груди мягко и тепло пульсировала, словно соглашаясь с ним.***
Двое всадников скакали прочь от города, углубляясь всё дальше и дальше в пески пустыни, освещаемые серебристым лунным светом. Уорик последний раз оглянулся на город, который постепенно отдалялся, становясь едва заметной полосой блестящих огней. Позади осталось много бед и радостей, а впереди их ждала неизвестность, но Арканджело был впервые в жизни уверен в завтрашнем дне, ведь рядом, бок о бок с ним, был тот, кому безраздельно принадлежит его сердце.