Вьетнамские флэшбеки

Настрой у Слэйда был не слишком радужный. Ему не нравился этот район, ему не нравился этот вечер, ему не нравилось ничего; не то чтобы такое состояние было чем-то новым, ведь Слэйд перманентно был всем недоволен. Потому что, на самом деле, в район этот он переехал сам. И Грейсона сам к себе привел: этот молокосос умудрился получить парочку ран в подворотне, будто был уже не самостоятельным «героем» — тьфу, — а каким-то сайдкиком. — У тебя тут столько всего интересного! — Перевязывай раны и выметайся, — безразлично ответил Слэйд, задумчиво посматривая меж щелей горизонтального жалюзи. На улице было на удивление спокойно: впрочем, каждый вечер перед полной неприятностей ночью тоже было спокойно. Спокойствие в понимании Слэйда было явлением не константным, доверять ему было нельзя. — Я в шкафу нашел... — снова прокричал ему из комнаты Грейсон, но Слэйд не дал ему закончить, процедив снова: — Раны перевязывай! Ответом был тихий вздох. Слэйд еще раз пробежался взглядом по темной улочке, освещаемой лишь парой тусклых фонарей, а потом бросил взгляд на постель, под матрасом которой хранил ножи. Так. На всякий случай. У него было предчувствие, что в этот вечер произойдет что-то экстраординарное; в случае со Слэйдом «экстраординарным» обычно оказывались совершенно бессмысленные попытки его прикончить. Не всегда, конечно, но он предпочитал быть подготовленным к очередному визиту Аделин или любого другого точащего на него зуб гостя. Услышав тихие шаги босых ног по деревянным половицам, он обернулся. Слэйд редко ошибался. Признавал свои ошибки, правда, он еще реже. Но в этот раз предчувствие его и правда подвело, да так сильно, что он оказался морально не способен сразу переварить то зрелище, что открылось его глазам. Грейсон стоял в дверном проеме, оперевшись на косяк. Ни в его откровенно провокационной позе, ни в лукавой улыбке, ни в поджарой фигуре не было ничего нового — все это Слэйд видел сотню раз, причем в позах куда более интересных. Как ни крути, как ни отрицай, но Грейсон был... Прекрасно сложен. Крепкие ноги, сильные руки, великолепные мышцы спины — при всем этом Грейсон был гибок, как девочка-балерина. И вел себя зачастую как девочка-балерина. Невероятно красивая, ловкая и способная вытворять такие вещи в постели, что по опыту ей бы надлежало называться бордель-маман. Было в Грейсоне это... Очарование. Грешноватое, будто бы запретное, но на самом деле нет — за каждым игривым прикосновением, за каждой милой улыбкой скрывался тот, кто вполне отдавал себе отчет в своих действиях и желаниях. Обычно. Но не в этот раз. — Черт возьми... — процедил Слэйд, усилием воли заставляя себя перестать перебирать в голове тайники со всем, что можно было в Грейсона швырнуть. — Где ты... Где ты нашел эту проклятую... — Я же сказал: в твоем шкафу. Прекрасная вещица, — сильнее прогнулся в спине Грейсон, покрепче пальцами сжимая дверной косяк. Сейчас он был похож на кота, который вертел задницей перед другим котом. Старым, седым, одноглазым и вечно недовольным, но еще способным как следует его отодрать. Розовый пеньюар, пусть и был чуть маловат Грейсону, сидел на нем отлично. Полупрозрачный, нежного оттенка, в отсветах настольной лампы он казался почти незримым препятствием: через него было почти что видно соски. На самом деле Слэйд видел, как выпирали два бугорка на натянутой по фигуре Грейсона ткани, как тонкие ее складки скользили по его бедрам, следуя соблазнительным движениям... И, конечно, он видел его. Твердый, прижатый к животу Грейсона член, безошибочно читался под пеньюаром. Грейсон сделал несколько тихих шагов, проскользив босыми ступнями по дощатому полу, и пальцами схватился за низ пеньюара. Прижал края к бедрам, заставляя и без того тонкую ткань натянуться, очерчивая его ладную фигуру еще более явно; прикусил губу. Грейсон порой бывал такой шлюхой, господи. Ну правда, кто бы еще стал спать с бывшей, принеся ей приглашение на свадьбу? С другой стороны, кто бы еще стал спать со Слэйдом... Из тех, кого совесть — вернее сказать, ее жалкие отголоски — еще позволяла ему иметь. Слэйду нравился такой Грейсон. Он бы никогда себе в этом не признался, но где-то глубоко, на задворках сознания, он и правда тянулся к этому... Инфантилу с комплексом героя. К его неподдельной радости, искренней страсти и изобретательности в постели, к тому, как легко Грейсон относился к их связи — очевидно, неправильной, очевидно, требовавшей немедленного разрыва, очевидно, слишком желанной. Слэйд не мог позволить себе быть таким жизнерадостным, когда речь шла о его заднице. Грейсон — мог. И Слэйда это более чем устраивало. По-кошачьи тихо Грейсон сделал последний шаг, вставая к Слэйду уже вплотную. Тонкая лямочка пеньюара упала с его плеча, чуть надорвавшись, а вот в аккуратные чашечки, предназначенные для хороших грудей, его мышцы легли прекрасно. Слэйд медленно коснулся его плеча, скидывая вторую лямку; та легко поддалась, а Слэйд проскользил ладонью до груди Грейсона, мягко сжимая ее. Твердая, как и положено мышцам борца с преступностью. Слэйд смял ее в своей руке еще раз, а потом провел сосок Грейсона между своих пальцев. Тот хитро улыбнулся и подался вперед, напирая на крепкую ладонь Слэйда; взял его за другое запястье, отпустив край короткого пеньюара, и положил себе на живот. Направляемый Грейсоном, Слэйд медленно прочувствовал каждый кубик пресса, а потом добрался и до члена Грейсона. Крепкого, трущегося о нежную ткань пеньюара, оставляющего небольшое влажное пятно предсемени на нем. И Слэйд сжал ладонь, с удовольствием ловя оборванный вздох Грейсона. Провел пальцами по всему стволу; Грейсон нетерпеливо толкнулся в его руку, сомкнув губы и отведя взгляд, стоило Слэйду снова мягко надавить на его грудь. Его вкусы были специфичны, да — он любил эксперименты, и эта игра неплохо его возбудила. Приласкав его еще парой движений, Слэйд медленно, но настойчиво и не давая позволения сопротивляться, запустил руку под розовый пеньюар, сначала оглаживая мягкие бедра, а потом подбираясь и к яйцам. Их видно не было, но Слэйду было достаточно и того, что он чувствовал их, что они тяготили его ладонь — а когда он слегка сдавил их, прижимая к промежности Грейсона, тот ответил тихим мурлычущим вздохом. Невероятно довольным вздохом. И развел пошире ноги, словно упрашивая продолжить. Ткань пеньюара, который столь тесно прилегал к его телу, затрещал на ягодицах, угрожая порваться, а Грейсон, не выдержав бездействия, прильнул к Слэйду, потираясь о его ногу пахом. — Что же, ты хотя бы не накрашен, как распоследняя шлюха, — подвел итог Слэйд, большим пальцем прижимая член Грейсона у основания. — А ты хочешь? Я могу быть о-о-очень плохой девочкой, — повел плечами Грейсон. Тонкая ткань вновь затрещала, на сей раз в районе его груди, и Слэйд сжал в своей ладони увесистые яички Грейсона. Посмотрел ему в глаза, поджал губы. И сказал: — Плохих девочек я отвожу домой, Грейсон. Быть может, будь этот пеньюар синий или там желтый, это бы и сработало. В конце концов, Грейсон был прекрасен в любом наряде, даже если это была женская сорочка, но этот... Розовый пеньюар... Слэйд не знал, откуда он взялся в его вещах. Но после того, как он буквально довел Грейсона до дома за руку и удостоверился, что порезанное предплечье Грейсон перебинтует еще раз, Слэйд решил сжечь эту дьявольскую вещь. Чтобы она больше никогда не попадала ему на глаза, вызывая флэшбеки, подчас столь же ужасные, как вьетнамские.