How far does the dark go?

《И плененные чувства Порождают безумства, К своей жертве все ближе Подбираюсь бесстыже》 Король и Шут

       — Все-таки пришла, — произнес он мягко, почти мечтательно, и в голосе его прозвучала какая-та чудная радость, даже торжество с примесью бесхитростного изумления, что оживило лик мертвеца. Небесно-голубые топазы глаз смотрели с священным благоговением, как будто недоверием, сквозившем в каждом неторопливом испытующем шаге навстречу.       Никогда прежде она не видела его таким, допустимо сказать, счастливым, оглушенным этой негаданной удачей. И то, с какой смакующей оттяжкой он приближался к ней, действительно, подтверждало, что приход ее не ждали, но страстно желали. Грудь вампира ощутимо поднималась и опускалась в безнужных вдохах, аквамарин очей утопал в бездонной бездне зрачков, а губы медленно, бесконтрольно растягивались в искрометной, неверующей улыбке ликования. В рубиновых отблесках огня показались заостренные клыки монстра, а взгляд вспыхнул знакомым кровавым багряном. Мина вздрогнула, и ее грудная клетка испуганно и очевидно сжалась в порывистом выдохе. Абие белоснежный оскал Дракулы померк. Он не хотел страшить свою дорогую долгожданную жертву.       Но Вильгельмина не боялась. Его — нет, попасть под тлетворный гипноз — да. Хотя, придя сюда, к вампиру, в ночи, она подписала негласную резиньяцию. Так к чему остерегаться, чуждаться?       Он был истоком бед и истоком спасения единовременно; карателем и избавителем. И точно так же, как он стал зачинателем бесконечных земных мук, он мог стать единственным спасителем от них. Все зависело от выбора Вильгельмины Харкер, а она устала. Изможденная физически и истерзанная морально девушка исчерпала силы бороться. Ее не подкрепляли даже воспоминания о Люси, мечты и надежды отомстить гибель подруги. Вамп высосал ее энергию, ни разу не испив при том вожделенной крови. Сегодня они потеряли Морриса… Это было слишком: лишенная сна, обезумевшая от страха, утратившая веру в Бога, утратившая веру в какую-либо всевышнюю помощь вообще Мина металась на грани яви и грез. Влад находил ее везде: звал к себе во снах, манил — в реальности, и вскоре девушка перестала отличать мир действительности от чумного и всеправного мира Морфея, перестала подчиняться себе собой, обезличилась. Уже когда она сбежала однажды в ночи к вампиру, пав во власть лунатизма, прямо как бедная Люси, — тогда ей следовало понять, что борьба тщетна; следовало сдаться и отдаться монстру, чтобы спасти любимых. Смерть Морриса непереносимым ярмом повисла в душе, и в голове заселилась, как проказа, зудящая мысль: «ее вина». И Вильгимена вдруг осознала, отчетливо, явственно, неоспоримо, что лишь ей вмочь спасти Джонатана, Ван Хельсинга, Сьюарда, Артура и что она обязана это сделать. И в последней надежде направилась к виновнику всех своих страданий в поиске паллиатива.       Дракула подошел почти вплотную. Его ресницы опустились, взгляд непривычно мягко скользнул по девичьему лицу, и миссис Харкер почувствовала леденящую ладонь на своей коже. Она неприкрыто вздрогнула, однако не шелохнулась, когда ее настойчиво, с ласковой безжалостностью привлекли к себе. Руки вампа легли на спину, граф подался вперед, кончиком носа неощутимо коснулся виска девушки, слышимо втянул воздух, вдохнув аромат роскошных густых волос, трепещущего юного тела, упоительно теплой и живой плоти, и склонился к шее. Давление на лопатки усилилось, Мину притеснили к груди, бережно обнимая, и Влад блаженно вздохнул. Прикрыв глаза, он смаковал безропотную жертву в своих руках, наслаждаясь ее запахом, загнанным биением ее сердца, ощущением собственного господства.       «Пришла… сама…» — эта мысль сладким бальзамом растекалась в пустой, бездушной грудной клетке графа. Право же, он не ожидал такого повиновения. Несчастная… в каком же она отчаянии, раз решилась на подобное? В ночи сбежать, покинуть своих друзей, брести в безответной, таинственной лесной чаще Трансильвании по морозящему снегу и суметь отыскать его, притаившегося в небольшой пещере в отдалении, на расстоянии отслеживающего каждый шаг своих врагов и готовящегося к все новым и новым нападениям.       А какой выбор у нее оставался?       Тогда, давеча в лесу, вамп выразился довольно ясно.       «Ты можешь прекратить все это, Мина, — его мертвецки холодные пальцы сжимали оба запястья. Крепко, непреклонно. Сколько девушка не трепыхалась в его руках, вырваться она уже не могла. Она не могла сорваться с места и кинуться навстречу мужу. Она слышала его зовы: здесь, где-то совсем рядом он испуганно взывал к ней в чаще. Слышала крики, звуки борьбы: остальные продолжали затянувшуюся битву с вампиршами, что атаковали изможденных путников при свете луны, позволив своему предводителю выкрасть его чаемую добычу. — Клянусь Богом, в которого ты понапрасну веришь, — горячечно заверял ее Влад, и Вильгельмина мечтала лишь о том, чтобы закрыть уши и не слышать этих обольстительных, обволакивающих, околдовывающих речей монстра, — ты в силах прервать мучения своих друзей. Я клянусь тебе! — пламенно прошептал он, освобождая из плена рвущиеся к свободе руки и перехватывая тщетно мотающееся в страхе из стороны в сторону лицо, насильно привлекая его к себе, принудительно выискивая мечущийся, затуманенный паникой, прекрасный взгляд. — Я оставлю их в покое. Я отпущу их. Я не причиню им вреда. — Харпер издала жалобный всхлип и зажмурила глаза. Из-под ресниц влажными ручьями стекали теплые слезы и касались ее дрожащих губ. Девушка замерла, перестала дергаться. Это конец: она не могла больше бороться, не могла двигаться, сопротивляться. — Я сдержу слово, — продолжал граф. Его лоб соприкасался с ее лбом, хищнические глаза взывали к ответному взору, призывали надежно сомкнутые веки распахнуться. Безвольно обмерев в безвыходном капкане его рук, девушка, однако, из последних, неумолимо покидающих ее сил держала глаза закрытыми. Только на это она и была способна. — Но лишь при одном условии. Стань моей, Мина. Стань моей навеки… И ты спасешь своих любимых… Подумай…»       Наваждение спало так же внезапно, как и нашло: девушка обнаружила себя стоящей в полном одиночестве все на том же месте, куда недавно силой уволокло ее чудовище. Крики затихли. Большая, полная луна скрылась за гагатовыми тучами, и из глубин чащи к Мине выскочил Джонатан. Она спряталась в его объятьях, обособилась от тех ужасов, что пережила, тогда еще убежденная, что ни за что не послушается слов графа. Лишь позднее она узнала, что Моррис погиб…       Ледяные пальцы коснулись ее подбородка осторожным принудительным движением, и девушка послушно подняла голову, утонув в голубизне чужого опасного взгляда.       — Какая самоотверженность… — прошептал вамп почти восхищенно. Легкими морозящими прикосновениями он изучал шелковистую женскую кожу, ведя петляющую линию от подбородка, по щеке — к виску, доходя до лба и начинающейся линии волос, неощутимо прихватывая темные прядки, педантично заправляя их за миниатюрное ушко. — Ты смелая женщина, Мина, — поразился Влад все тем же убаюкивающе тихим, проникновенным голосом. — Ты действительно готова на все, чтобы спасти их, да? — спросил он с все то же изумленной ноткой, но приподняв в насмешливом сожалении брови.       — Я выполнила твои условия… я пришла… — промолвила Вильгельмина глухим непослушным голосом. Чуть заинтриговано прищуренные глаза плавно пробегались по ее лицу, рассматривая решимо сжатые губы, бесстрашный блеск глаз, бледность молодой кожи. — Ты обещал оставить их…       — И я сдержу слово. — Ладонь, лежащая между ее лопаток, угрожающе сжалась, и Мина порывисто выдохнула воздух. Зрачки ее глаз расширились. — Ты знаешь, Мина… — заговорил Дракула хищным шепотом, наклоняясь к самым ее губам; взгляд его, который девушка видела теперь так близко, ожесточился, — что сделки с дьяволом скрепляют кровью?..       Его ладонь властно легла на ее щеку, и контрастно резким, грубым по сравнению с предыдущими ласкающими и чарующими прикосновениями движением граф заставил свою невольную жертву запрокинуть вбок голову. Харпер сдавленно вскрикнула от неожиданности. Сердце пропустило удар… А затем зашлось усиленным, остервенелым — почти болезненным! — ритмом. Нетерпеливым жестом вампир откинул с плеч мешающие локоны, провел рукой по напряженной шее, убирая в сторону последние случайные пряди, открывая изголодавшемуся взору упоительный вид на покрывающуюся мурашками кожу, на маленькую венку, пульсирующую в иступленном непритворном ужасе, прелестные впадинки, поблекшие родинки.       Неспешно, Дракула чуть повел головой, наклоняя ее к плечу; слегка приоткрыл губы, безжалостно заглянул напоследок в широко распахнутые девичьи глаза, опустил веки и, оскалившись, медленно склонился к шеи девушки, спрятав лицо в ее изгибе. Чувствуя, как неторопливо, но усиленно, словно кольца удава, удушающе сжимаются вокруг ее стана чужие руки, безотчетно Мина дерганным, спазматическим движением вскинула вверх свои — судорожно, панически впилась ногтями в плечи мертвеца. Все ее тело напряглось, натянулось, словно тетива лука; глаза крепко, до возникших глубоких морщинок зажмурились; губы шевелились в отчаянных вдохах и выдохах. Каждая клеточка ее тела трепещала в ужасе, взывала к спасению, стремилась к избавлению, призывала, умоляла воспротивиться просходящему. Но миссис Харпер не двигалась.       Почти в бессознательном, полуобморочном состоянии девушка почувствовала первое дуновение дыхания на своей шее, и ее тело бесконтрольно содрогнулось. Мина с трудом сдержала этот порыв, и ладони монстра еще теснее сдавили ее талию, пресекая любые телодвижения.       Обмерев от ужаса, обессмыслившимися, потускневшими глазами девушка до последнего всматривалась в угольные волосы рядом — это все, что она видела, все, на что ориентировалась. И тут почувствовала…       Мягкие губы нежно прикоснулись к ее шее. Не кусая — целуя.       Вильгельмина ошарашенно всхлипнула; ноги ее обессилили, коленки подогнулись, и, повиснув всем телом в заботливо поддерживающих ее руках, Харпер изможденно упала в ледяные присваивающие объятия.       — Но с этим можно повременить… — услышала она глумливый шепот.       Внутри что-то словно надорвалось, и Мина, задохнувшись воздухом, горько и обреченно заплакала, вцепившись в своего мучителя руками, уткнувшись лицом ему в грудь.       Никогда еще облегчение не было таким болезненным, таким безотрадным, таким нежеланным. Она была готова к смерти, готова была продать душу, лишиться всего человеческого, стать подобной своему пленителю. Однако у графа были иные на нее планы. Пока что…       Он навеки обрек ее на мучения: оставаться человеком и продаваться душой дьяволу.