Операция «Красная луна»

      Прямые лучи послеполуденного солнца били прямо в окна кабинета на втором этаже штаб-квартиры АНБУ. От палящего солнца не спасали неплотные вертикальные жалюзи, которые слегка подрагивали и расходились в стороны в такт движению воздуха и плавному покачиванию заслонки сплит системы.       Итачи сидела прямо, не касаясь спинки жесткого пластикового стула, сложив руки на коленях, за приставным столиком, и не отрываясь, смотрела в окно в ожидании, когда на нее обратит внимание хозяйка кабинета.       Затемнение. Вспышка света, радужные разводы на сетчатке глаз. Резь под веками. Изображение. Затемнение. Как слайды в допотопном диапроекторе, которые отец крутил в подвале их дома каждое девятое июня. Диапозитивы в пожелтевших рамках – ретроспектива ее жизни. Шоу для гостей.       Щёлк. Итачи – год, ползунки в цветочек, тонкие черные волосики, большие глаза. Слезы утраты: отняли погремушку, она тянется за ней.       Щёлк. Итачи – три года. Мягкий ежик волос, два хвостика по бокам бледного личика. Розовые резиночки. Розовое платьице колоколом, белые гольфы. В объятиях Итачи серо-голубой грустный мишка с заплаткой на морде. Тедди-тян. Ну-ка, посмотри в объектив, Итачи, сейчас из него вылетит маленькая птичка. Робкая улыбка.       Щёлк. Итачи – пять лет. Белый широкий сарафан в красный горох на маме. Мама сидит на траве, подобрав ноги. Итачи прижимается ухом к ее животу, пытаясь обхватить его ручонками, как большой надувной мяч. Мама на восьмом месяце беременности. Тедди-тян валяется на траве кверху лапками, грустная мордочка в розовом варенье. Тедди-тян заброшен. Скоро у Итачи появится новая игрушка. От любопытства у Итачи дрожат руки, которыми она гладит мамин живот.       Щёлк. Итачи – шесть лет. Взлохмаченные волосы, съехавший на бок хвостик. Белые шортики. Голубая майка на тонких лямках, завязанных бантиком. В руках - живая кукла: орущая, гадящая, слюнявая, доставучая, хватающая за пальцы, за волосы. Рыдающая и, то и дело, невпопад смеющаяся. Уродливое, сморщенное от натуги красное личико. Непонятные внезапные слезы и непонятная внезапная же радость. Темные глаза, вокруг нежных век ободок мокрых, острых от слез, угольно-черных ресниц.       Щёлк.       - Итачи, давайте еще раз проговорим вашу версию случившегося.       Щёлк.       Итачи рывком пришла в себя. Вынырнула из слайд-шоу воспоминаний, судорожно глотая воздух. После «случившегося» ее преследовали эти воспоминания, розовые сны с картинками из детства, как будто сознание, запертое в замке из сложных построений ее ума, моделирующих ближайшее будущее, возможные последствия ее поступков и решений, стратегии поведения, пыталось зацепиться хоть за какую-то опору.       Конечно, лучшей опоры не нашлось.       Итачи посмотрела на главного следователя из Офиса профессиональной дисциплины. Дама в летах, полуседой пучок волос на затылке, глаза в сетке морщин прячутся за стеклами больших очков в роговой оправе и подслеповато щурятся на свет. Не накрашенные сухие поджатые губы.       Никакого участия. Никакого желания проникнуться, помочь. Богиня мести во плоти. Строгий темный костюм на расплывшемся теле. В такую-то жару. Барабанит пальцами по пустому столу, на котором одинокая папка с делом. Делом, заведенным на Итачи.       Поначалу Итачи пробовала на ней и милые располагающие улыбки, и невинные взгляды, и даже немного растерянности девочки-святой простоты. Мимо цели. Возможно, если бы следователем был мужчина, а не эта старая дева, богиня протоколов и инструкций, все было бы иначе. Возможно, она бы уже вернулась к работе, а не сидела три недели дома, отстраненная от службы, сдав оружие и значок, вяло отвечая на ободряющие звонки сослуживцев.       Возможно, она бы перестала постоянно думать о детстве и о доме. О том, что не была в Конохе уже больше года, последний раз - на годовщину смерти отца. О том, что можно просто набрать номер телефона, который она знает наизусть, и услышать голос матери: тихий, ласковый, ее вежливые интонации. «Конечно, приезжай, поживи у нас, отдохни», сказала бы та.       Забыть на какое-то время о своих проблемах, переложив их на хрупкие материнские плечи. Ничего не делать, окунуться в ленивое лето родом из школьных каникул, поесть в волю сладостей, забив на тренировки и пробежки. Бездумно листать каналы ТВ, спать до обеда, читать пыльные романы с чердака. Что еще?       Ах да, будет ведь еще Саске. Орущее, истерящее, гадящее, молчащее и смотрящее волком мелкое чудовище, младшая сестричка, да. Так, да не так.       В душе как будто что-то снова надломилось. И почернело.       Как в задрипанном номере мотеля на бедной окраине столицы. Сбитые несвежие простыни на постели и затхлый запах. Тонкие руки, худощавое тело, белое дрожащее горло, темные глаза, обведенные кругами потекшей туши и размазанных теней. Растерянный поплывший взгляд, очищенный красной дрянью до невинности, волнующей неискушенности и как будто умоляющий о защите. Умоляющий обещать золотые горы, спасать и быть с ней ласковой.       Да, девчонка была под кайфом.«Красная пыль» въелась в кожу на ладонях и пальцах, покрыв их подобием благородной киновари. Девчонка, конечно, была подстилкой и информатором АНБУ. Это понятно. Но ничего не было слаще ее грязного и покорного тела в ту ночь.        Черт. Почему этого вдруг оказалось достаточно, чтобы плюнуть на все инструкции и протоколы? Вот этот случайный секс, произошедший понятно зачем и непонятно для чего, привел Итачи в кабинет следователя, а карьеру на грань краха. Это тоже было очевидно.       - Итак? – нетерпеливо сказала следователь.       Итачи попыталась взять себя в руки, хотя внутри все плыло и обваливалось. Превращалось в болото и красные зыбучие пески.       - Итак, давайте проговорим все еще раз, - подстраиваясь под строгий тон дознавательницы, размеренно начала говорить Итачи. Все эти методы ведения допроса, когда заставляют помногу раз повторять одно и то же, пытаясь поймать человека на оговорках и лжи, были ей слишком хорошо известны. Сама неоднократно их практиковала. Теперь главное: не сбиться и не запутаться.       -Подозреваемый был в разработке два месяца, - сказала Итачи быстро, не задумываясь, не колеблясь.Как говорят правду те, кому не в чем себя упрекнуть. Ложь уже отскакивали от зубов, как скороговорка. - Руководством отдела была поставлена цель: взять подозреваемого с поличным при передаче крупной партии наркотика «Красная пыль» и предъявить обвинение, затем надавить на него и заставить пойти на сделку со следствием и сдать всю цепочку дилеров, в итоге выйти на поставщиков, каналы доставки и накрыть всю сеть.       - Операция была санкционирована? – спросила следователь, глядя в протокол предыдущего допроса.       - Да, - подтвердила Итачи. – Господином Аме Яхико, начальником отдела криминальных расследований Первого подразделения АНБУ. Письменные распоряжения есть в деле.       Следователь подняла на Итачи глаза, обдав ее презрительным холодом, и снова уткнулась в бумаги. Итачи одернула себя, привычка раздавать указания и умничать в отношении этой дамы была явно не к месту.       - Что именно поручал вам господин Яхико, как вы это понимали в тот момент?       - Операция была спланирована господином Яхико. Встреча подозреваемого с перекупщиками была назначена на девять часов пополудни 1 июня, место: пустующие портовые доки обанкротившейся транспортной компании «НСС».       - Что означает эта аббревиатура?       - «Новый свет сервис».       - Откуда были получены эти сведения о готовящейся встрече?       - Сведения были получены господином Яхико от осведомителя, имя которого засекречено в интересах ведущегося следствия. И доведены до меня и моего напарника. К операции были привлечены силы боевого подразделения АНБУ, поскольку планировался штурм доков и задержание подозреваемых. По поступившей информации на встрече должно было быть порядка трех десятков вооруженных людей, дилеров, их охраны, подозреваемый и его сопровождающие.       Мы с моим напарником должны были дождаться завершения штурма и провести первичный допрос подозреваемых, выявить ключевых фигурантов сделки, помимо известного нам человека, и сопроводить их в штаб-квартиру АНБУ для дальнейших следственных действий.       - Ваш напарник, – следователь полистала страницы досье. - Это господин Мисуми Орочимару? В настоящее время находится в военном госпитале с проникающим ранением в грудь?       - С ранением плеча. Подозреваемый попал ему в стык бронежилета. Дважды.       - В вас он не попал ни разу.       У Итачи пересохло в горле. Она насухо сглотнула, пытаясь удержать безмятежное выражение лица. В плане Орочимару, это, пожалуй, было самое слабое место. И, конечно, следователь его видела и старалась надавить, и так, и эдак. Сучка.       - Попал. Он стрелял мне в живот из автоматического пистолета класса "кунай" с пулями пятого калибра, с трех метров. На мне был стандартный бронежилет АНБУ четвертого класса защиты, он выдерживает даже прямое попадание пули из снайперской винтовки.       Следователь начала что-то черкать в блокноте.       - Вы с напарником были в базовом обмундировании участников группы захвата АНБУ? – спросила она нейтральным тоном.       Изображает беспристрастность. Хорошо, поиграем. Пока это все еще игра, и игра в слова.       - Разумеется, - подтвердила Итачи.       - Поправьте меня, если я не права, но базовая экипировка членов АНБУ в такой операции включает бронежилет, а также камуфляжную куртку с белой надписью: "АНБУ" спереди и сзади?       - Именно так.       - Значит, подозреваемый мог идентифицировать вашу принадлежность к специальному подразделению. Это утверждение может быть подтверждено также и тем, что подозреваемый стрелял в стыки бронежилета вашего напарника. Почему такая странная избирательность в вашем случае, у вас есть предположения на этот счет?       В горле стоял кислый металлические привкус. Язык как будто распух и еле-еле двигался.       - Нет. Я не имею представление о том, что в этот момент было в голове у подозреваемого. И о причинах его действий также. Он нервничал, был под влиянием большой дозы сильнодействующего наркотика – его руки, десны, даже глаза были алыми - чувствовал себя загнанным в угол, поэтому, возможно, и совершил ошибку.       - Давайте еще раз проговорим последовательность ваших действий.       Итачи захотелось скрипнуть зубами. Это ее канцелярское словечко «проговорим» уже безумно раздражало.       - Подозреваемый произвел первый выстрел в вашего напарника или в вас?       - В моего напарника. Потом в меня.       - В какой момент он убил заложницу?       Итачи почувствовала, как будто бы раскалилась гортань, к горлу подкатил комок тошноты.       Перед глазами всплыла картина некогда белоснежной,тонкой шеи, с отталкивающим разрезом от уха до уха, из которого, хлюпая и пузырясь, толчками стекает на пол ярко алая кровь.       Шлюха, понятное дело. Наркоманка. Бедная Мия, завлеченная обманом в криминальный бизнес, глупая крошка, которая хотела только одного – соскочить. Спастись. Нежная, послушная девочка. После встречи с ней у Итачи совсем отказали тормоза и поехала крыша. Она так… так напоминала Саске.       Проклятье.       Итачи откашлялась.       - Подозреваемый вскрыл ей горло, бросил ее тело на пол, выхватил из-за пояса пистолет и начал стрелять. Комната была достаточно узкой, между нами и им была кровать. Мой напарник загораживал мне обзор, я видела это не очень четко. Полагаю, что все происходило в такой последовательности.       - Каковы были ваши дальнейшие действия?       - Когда мой напарник упал на пол, подозреваемый стал целиться в меня. Согласно пункту пятому части второй инструкции АНБУ по задержанию преступников S-класса при угрозе жизни напарнику или собственной жизни специальный агент АНБУ имеет право стрелять на поражение. Я выстрелила в него из табельного оружия трижды. Дважды в грудь и один раз в шею.       Следователь сделала очередную пометку в блокноте и размашисто дважды подчеркнула написанное. Сказала бесцветным, отстраненным тоном:       - Вы стреляли в подозреваемого весьма хладнокровно, Итачи. У вас не дрогнула рука, вы попали по цели, аккуратно, точно, как по мишеням в тире. Почему в таком случае вы убили его, а не попытались обездвижить? Не попытались стрелять в руку? У вас прекрасные характеристики со стрельбища, кучность стрельбы, быстрота, точность – везде высшие балы. Вы не хотели оставлять его в живых?       Она подняла взгляд на Итачи.       Подобно чуждому, безжалостному существу, солнце неистово билось в окна, выжигало длинные мерцающие, как в калейдоскопе, полосы на столе и стульях, стенах кабинета и юбке Итачи. Слепило глаза.       Конечно, конечно. Итачи не хотела его смерти. Не такой легкой, это уж точно. Но было невыносимо думать о том, что он пойдет на сделку со следствием, сдаст подельников АНБУ и отделается условным сроком: нет. Нет, не после того, что он сделал с Мией. Мия – ничтожная шлюха, пешка, которую легко сбросят с доски ради того, чтобы накрыть сети сбыта «Красной пыли».       На ее бедном нежном теле ведь не осталось живого места. Лицо в фиолетовых кровоподтеках, нос сломан. Спина и живот, и грудь – все разодрано, вспухали кровью кривые порезы, кожа и мышцы, вывернутые наружу розовым мясом. Он расписал ее словами, пометил, как не могли отметить улица или ее занятие, вся ее короткая и глупая жизнь. «Шлюха», «грязная тварь», «крыса».       Сначала она кричала. И эти крики из-за картонной двери дешевого мотели пробирали до самого нутра, так что Итачи не чувствовала ни рук, ни ног. Орочимару схватил ее за предплечье и держал, чуть не выворачивая кисть из сустава. Он шептал ей, что группа захвата приедет с минуты на минуту, нужно подождать. Немного подождать. Она ничего не слышала, кроме криков Мии, не чувствовала, только земля как будто все кренилась в сторону, соскальзывая в темноту.       Потом, когда Мия перестала кричать, Итачи показалось, что наступила оглушающая тишина, накрывшая город ватным, душным одеялом. И она словно опрокинулась в свое тело, холодную, будто бы чужую одежду из кожи, костей, мышц и сухожилий. В холодные же построения собственного ума, свой замок, в котором тикал метроном и начиналось слайд-шоу. Щёлк. Щёлк. Щёлк.       Она достала из кобуры пистолет и передернула затвор.       «Ты погубишь операцию, Итачи», - шипел ей в спину Орочимару, когда они поднимались на второй этаж по железной, в ржавых проплешинах, лестнице. Голос его был полон азарта и неодобрения.       У двенадцатого номера - цифра неровно намалевана уже облупившийся кое-где белой краской – Орочимару поймал ее и отодвинул в сторону. Быстро глянул в окно, в просвет между неплотно завешенными шторами, кивнул ей, показывая на пальцах, что в номере – двое. Райно и Мия. И выбил хлипкую дверь плечом.       И само собой, у Райно не было под рукой пистолета – тот лежал на столе у окна - ничего, чем он мог бы угрожать специальным агентам АНБУ. Райно сидел на полу на корточках и был занят, методично резал и резал бесчувственное тело девушки, что-то бормоча себе под нос и пуская красную слюну по подбородку. А под его руками,в свете мутной, засиженной мухами лампы, медленно расползались по грязноватому линолеуму глянцево блестящие, как алая тушь, пролитая на бумагу небрежной рукой, неровные ленты крови.       К счастью, к этому моменту Мия была уже мертва. Ничего не чувствовала: ни боли, ни страха, ни надежды, что Итачи ее спасет. Мия думала о ней, когда писала ей первую и последнюю смс, закрывшись от него в туалете: «пришел Райно, он все знает и убьет меня. приходи, приходи».       «Все будет хорошо, сегодня для тебя все кончится», - сказала Итачи Мие этим утром. Мия гладила ее по щеке, едва касаясь красными подушечками пальцев, словно стесняясь. Хотя после всего произошедшего стесняться было нечего. А, может быть, она боялась Итачи? Или этого дня? Или того, что будет после?       Мии было семнадцать, она смотрела на Итачи с глупой доверчивостью. Как будто было непонятно, чем все это кончится. «Я тебе обещаю», - сказала ей Итачи. Слова вылетели из ее рта счастливо, бездумно и легко.       К несчастью Райно был обдолбан настолько, что не почувствовал ничего. Ни пинка в бок, повалившего его на пол, ни первой пули со стальным усиленным сердечником, разорвавшей его шею, ни двух других - в грудь.       Итачи поняла - мысль, осознанная и тут же канувшая куда-то за качание метронома в голове, -это происходит с ней снова, преследует ее как проклятье: еще одно, еще одно вырванное чужой нежностью и беззащитностью обещание, нерушимая клятва, человеку, обмануть которого преступление, самое страшное предательство. Сдержать которое – невозможно.       Теперь над поруганным телом Мии Итачи затопила апатия. Ей стало вдруг совершенно все равно: что будет с ней сейчас, а что – потом. Как будто все в одночасье сломалось внутри, выгорело, закоптилось черным жирным нагаром. Замок сложился карточным домиком. Щёлк. Щёлк.       И тут в дело встрял Орочимару со своим планом, который все это время, что Итачи безмолвным истуканом стояла над трупами, деловито обшаривал комнату. Начал он с того, что сказал:       «Кажется, у нас серьезный проёб, Итачи. Здесь нет «Красной пыли», ни грамма, а что было - так мелочь, эта говно выжрал. И теперь место, куда сплыло двадцать килограмм – а это на минуточку дряни на тридцать миллионов рё – размазано соплями и дерьмом по полу».       «Чем нам теперь оправдать убийство Райно? Ниточка порвалась и пиздец. Представляешь, какую истерику устроит Данзо? Полетят головы и в первую очередь…».       «Это у меня серьезный проёб и мои проблемы, Орочимару», - сказала Итачи нехотя, словно из-под воды.       Глаза жгло. Черные волосы Мии тонули в темно-красной жирной луже и в данный момент Итачи было плевать на все остальное.       «Это – наши общие проблемы, Итачи. Мы же, блять, напарники или кто?», - ответил Орочимару с нажимом. Обычно низкий вкрадчивый голос теперь звенел, как медные монеты в миске нищего.       Итачи с трудом оторвала взгляд от тела девушки на полу и повернула голову к Орочимару. В горло впился жесткий воротник бронежилета.       Орочимару держал в руках телефон Мии в розовом чехле с кошачьими ушками, споро вбивая в него что-то.       «Что ты делаешь?» - спросила Итачи.        «Заношу свой номер в список ее контактов и меняю твое имя в нем же. Ты же не хочешь продолжать числиться как Итачи и вызывать сомнения в твоей профпригодности, да? Вот так: ноготки 1 – ты и ноготки 2 – я. Теперь, когда тебя спросят, почему она написала тебе, а не мне, скажешь: возможно твой номер она нашла быстрее. И это будет правдой. К тому же, нет близкой связи с девушкой – нет мотива».       Он тщательно протер телефон краем простыни и бросил его под кровать, в натекшую туда лужу крови.       «Это бесполезно. Инструкция предписывает…».       Но Орочимару не дал Итачи договорить. Ухмыльнувшись привычной своей кривой улыбкой одной стороной лягушачьего длинного рта, он перебил ее:       «Инструкция, в этом и дело! Представим все так: Райно взял девчонку в заложники, пытался торговаться, а потом поехал с катушек и начал стрелять. Две пули мне – в плечо, обездвижить, вывести меня из строя, а иначе почему бы мы его вдвоем не повязали? Одну тебе, вскользь, в живот. Бронежилет выдержит попадание бронебойной пули, а не только этой его пукалки. Потом ты его положила, угроза жизни, все в пределах инструкции».       «Три первых и три последних выстрела будут с интервалом в 10-15 минут. Возможно найдутся свидетели и подтвердят несовпадение во времени. Тогда наша версия рассыплется».       «Какие свидетели? Ты о чем? Здесь клиентела – пушеры да проститутки. Половина разбежалась, когда услышала стрельбу, половина ничего не вспомнит, потому что обдолбаны до усрачки… Ну решайся, Итачи, или боишься? Заплачешь и пожалеешь себя, может быть?».       Неужели он полагает, что меня можно взять на слабо? Такими дебильными подначками? - с некоторым удивлением думала Итачи, глядя в светло-карие, с желтыми крапинками, хитрые глаза своего напарника. Или здесь что-то другое? Зачем Орочимару прикрывать ее зад, что ему нужно?       Впрочем, кое в чем важном Орочимару был без сомнения прав. Для начала Итачи необходимо было срочно скинуть тупую апатию. А потом уж разобраться во всем произошедшем, найти виновных в смерти Мии и в срыве операции. Возможно, кто-то хотел их подставить, повесить на них провал, сделать козлами отпущения. В любом случае, что-то, надломившееся в ней ночью, проведенной на этой постели с Мией, и сегодня, под аккомпанемент ее предсмертных криков, с ее кровью и мукой, и собственной неспособностью что-то исправить, требовало отплатить ей хотя бы так. Узнать правду.       «Девчонка, слабая и бесполезная», - сказал Орочимару с раздражением.       Итачи развернулась и взяла со стола оружие. Аккуратно обойдя кровь и трупы, поменялась с Орочимару местами, отдала ему пистолет Райго и встала чуть боком у стены, рядом со входом.       «Завались уже и стреляй, потом я».       Пуля задела ее по косой, ударила в бронежилет под диафрагмой, выбив дыхание и бросив на стену.       «Поторапливайся, давай», - шипел Орочимару, проходя мимо нее и подталкивая ее рукой. – «Времени мало, с минуты на минуту подвалят ребята из спецгруппы. Подумай о том, насколько хуже придется мне. Давай».       Итачи встала в стойку, как на стрельбище, и подняла пистолет. Пульс частил, дыхание захлебывалось, ниже грудины расползалась и пульсировала боль. Хорошо, что руки не дрожали, прицел не сбился. Отец хорошо выучил ее когда-то.       Я иногда боюсь за тебя, Итачи, - говорил ей отец. Можно оторвать от себя то, что ты любишь. Можно оборвать все связи. Можно жить ничем и никем не дорожа, ничего не защищая, ничем не жертвуя. И тогда, однажды, твой замок рухнет тебе на голову, потому что пустота не удержит ни стен, ни крыши.       Можно, подумала Итачи. Все еще можно. Или уже нет?       Впрочем, стрелять по Орочимару оказалось почти также просто, как по мишеням.       Следователь все также буравила Итачи взглядом в упор, легонько постукивая пальцами по крышке стола. Пожалуй, в ритме какого-то быстрого танца.       - Я понимаю, к чему вы клоните, - сказала Итачи ровно. – Но, уверяю вас, убивать его в мои планы не входило. Стрелять по людям для меня не тоже самое, что стрелять по мишеням. Если бы это было не так, достаточно было бы одного выстрела в голову, с трех метров попасть точно - труда бы не составило.       Следователь помолчала. Потом сказала, подавшись ближе к Итачи и вглядываясь в ее лицо:       - Рисковать своим будущим, рисковать получить уголовное преследование? И ради чего? Какой мотив? Какой умысел?       Увидев что-то или нет, через какое-то время следователь снова вернулась в кресло, вздыхая.       Открыла папку с делом и зашуршала страницами.       - Осталось прояснить несколько деталей, - проговорила она, не поднимая головы. – Когда провалилась встреча в порту и доки оказались пустыми. Почему вы с напарником отправились в мотель, не поставив в известность руководство своего отдела?       - Я получила сообщение от нашего информатора о том, что подозреваемый вломился к ней в номер мотеля. Мы несколько раз встречались с ней там, и Орочимару, и я, поэтому знали адрес. После сорвавшей встречи, ее слова особого доверия не вызвали. Поэтому мы приняли решение сначала проверить информацию, а после, если она подтвердится, связаться с руководством, получить санкции и вызвать спецгруппу АНБУ. Когда мы оказались на месте и убедились, что подозреваемый был там вместе с информатором, мой напарник связался с начальником отдела господином Яхико. Видимо, для того, чтобы заново собрать и скоординировать группу, тому потребовалось время. И мы…       Итачи опустила глаза на свои колени, обтянутые строгой юбкой. Пальцы сжались, комкая ткань.       - Понимаете, когда мы приехали, там начался кошмар какой-то, - голос Итачи дрогнул и прервался. Боль и ярость были так похожи на растерянность и страх, не отличишь. – Она кричала так, словно ее режут… ведь так оно и оказалось в итоге. Он покромсал ее в лоскуты, и когда мы это увидели, там крови было, как на бойне. Все… все в крови, ошметках плоти… И я…       - Оставьте, можете не продолжать, - сказала следователь, отмахнувшись от неуклюжего потока ее слов.–Хорошо. Я напишу отчет господину Шимуре.       Господин Данзо Шимура был шефом-директором АНБУ уже без малого пятьдесят лет. Ему было хорошо за семьдесят и в агентстве гадали, кое-кто даже делал ставки: когда господин директор сыграет в ящик.       - Каковы же ваши заключения? – тихо и смиренно спросила Итачи, не поднимая глаз. Ее ресницы намокли и слегка вздрагивали.       - Девочка моя, я давно не верю просто в слова, которые вы тут плетете. Как часто слова тех, кто находится в вашем положении, наводят тень на плетень, или напускают тумана, которой должен скрыть настоящие мысли и поступки. Впрочем, опровергнуть ваши слова мне пока нечем: показания вашего напарника подтверждают ваши показания, свидетели несут чушь и не вызывают доверия. Баллистическая экспертиза не противоречит вашей версии событий. Результаты вскрытия убитых, анализы соскобов крови не позволяют установить время с точностью до минут. А значит, можно пока поставить точку. До открытия новых обстоятельств.       Вид дисциплинарного взыскания вам выберет начальник отдела. Это все, можете идти.       - Спасибо, госпожа Морино, - сказала Итачи, поднялась и поклонилась, чуть ниже, чем планировала.       Впрочем, выражение излишнего уважения к этой даме, явно не повредит.       Выйдя во внутренний дворик штаб-квартиры АНБУ, Итачи достала из сумочки сигареты и прикурила. И только тут поняла, как устала, как вымотало ее вынужденное трехнедельное безделье и бесконечные допросы, раз за разом, день за днем. Хорошо, что на этом этапе пока все закончилось. Но закончилось ли в самом деле или это только начало?