Колыбельная

Лэнс впервые замечает это через три месяца после победы. Ханерва получает по роже — Аллура умеет быть убедительной, все счастливы и почти довольны. Лэнс так думает, пока однажды не находит Широ спящим в его комнате. Он всего лишь хочет позвать его на тренировку по старым привычкам, пока гарнизон еще мирно спит, только готовясь к подъёму. Но, к своему ужасу, он находит их смелого и сильного, храброго и отважного капитана — всего в поту и слезах, нервно дергающимся во сне. Сначала Лэнса клинит. Он в панике подскакивает к кровати, готовый рваться в бой и на помощь верному товарищу, но в этот момент Широ жалобно стонет «Адам» и кривит лицо как от болючего ранения. У Лэнса потеют руки, он стоит неловко над Такаши, рассматривая его во всю ширь глаз и совершенно не знает, как помочь и что сделать. Он уже решается пойти на поиски хоть кого-нибудь, но не может сдвинуться с места. Широ, всегда стоящий за них горой, всегда находящий для них правильные слова, всегда спасающий их задницы — здесь и сейчас кто-то должен спасти и его. И Лэнс вдруг вспоминает, как мама в далёком детстве лечила его от кошмаров. Он осторожно присаживается на корточки перед Широ, и совсем тихо, не мелодично даже, начинает петь. Он поет шепотом, боясь разбудить и дать понять, что стал невольным свидетелем столь интимного и личного действа, но Широ не просыпается. Лэнс поет с хрипотцой, он сам встал не так давно, но голос его звучит успокаивающее, осторожно, обволакивающе. Широ мечется ещё совсем немного, подкидываясь, но Лэнс все поет и поет, и Широ, медленно, но успокаивается. Выдыхает со свистом, выравнивая дыхание и сопит на порядок спокойнее и тише. Лэнс уходит потом сразу, практически улетая из комнаты, чтобы не быть не дай бог застуканым. Днём Широ выглядит немного помято и трет сонно лицо. Кто-то шутит про бурную ночку, /у Лэнса в этот момент сжимаются кулаки/ но Широ улыбается на удивление, потягиваясь. — Да я так поспал хорошо, не поверите, впервые за столько лет будильник не услышал. У Лэнса от этих слов щемит где-то в груди, он вздыхает с горечью. Как же ты, Широ, давно не высыпался. Лэнс приходит к нему ночью ещё и ещё. Широ спит беспокойно, но крепко — Лэнс ни разу его сон не тревожит. Но, усаживаясь у подножия кровати, он поет. Он знает всего одну испанскую колыбельную, мама пела ее всем по очереди и эта песня, словно из поколения в поколения, отходила им всем по наследству. Хорошо хоть не на вырост, как вещи, но сейчас, напевая ее такому большому и мощному Широ, он в этом не уверен. Широ во сне выглядит как напуганный ребенок. У Лэнса щемит сердце. Лэнс наверняка дурак, раз просиживает тут по пол ночи, на утро он всегда сонный и с огромными синяками под глазами. Пидж шутит про то, что скоро они станут больше ее мешков, а она может не спать несколько суток кряду — так чем же таким ты по ночам занимаешься, а, Лэнси-Лэнс? Лэнс бахвально смеётся, слишком привычно и обыденно — едва ли кто-то замечает нервные нотки. Он лепечет чушь про фильмы и сериалы, мол, наверстывает упущенное, все дела. Кит закатывает глаза, занудно бубнит что-то типа «плохой воин — это дохлый воин», и Лэнс обязательно таким станет, если уснет посреди сражения, но, Кит, детка, война кончилась, не капай на мозги. От него отстают. Лэнс облегчённо рад. Он приходит и приходит, Широ уже куда менее буйный, он сопит спокойно, равномерно, его грудь вздымается, натягивая футболку на мышцах, и снова расслабленно опадает. Иногда Лэнс перед уходом укрывает его простыней — ворочаясь, Широ едва ли не скидывает ее на пол. Лэнс все приходит и приходит, и уже не замечает ничего. Спасать Широ становится слишком правильно. Он не знает, что однажды Айверсон стукается Широ локтем в бок и с каверзной усмешкой интересуется, ни он ли причина огромных синяков под глазами Лэнса. Широ в непонятках, мол, это вы, дружище, о чем? Айверсон машет на него рукой — да ладно, парень, я видел, как Лэнс убегает от тебя по утрам. Пусть лучше смотрит по сторонам — я частенько отбегаю ночью по нужде. Широ захлопывает рот так ничего и не сказав. Рассеянно улыбается, чешет в затылке и кивает, мол, оке-е-ей, спасибо, я вас понял. Эта новость не даёт ему покоя весь день, пока он пропадает в штабе. Лэнса он видит только мельком пару раз — тот спорит о чем-то оживлённо с Китом, но лицо его и правда осунувшееся, глаза красные и весь он такой уставший и словно разбитый, Широ в шоке психует — да что, блять, происходит? Ночью он не спит, постукивая ладонью по груди. Смотрит в потолок, слишком обеспокоеный словами Айверсона, а к часу ночи двери бжикают, отъезжая. Широ жмуриться, не зная зачем, и делает дыхание более глубоким. Он не понимает, для чего притворяется спящим, если можно просто взглянуть и узнать, какого черта, но тут что-то не чисто. Ему кажется, открой он глаза и улучи человека в проникновении, все исчезнет и истина ускользнеть от него. Кто-то шуршит, осторожно проходя и усаживается у ног. Широ слышит тихий зевок, узнавая без проблем Лэнса и хмурится непонимающе. Да что же это такое? А потом Лэнс начинает петь и по спине Широ проходит ток. Он старается не вздрагивать и не дрожать слишком явно, но сны оживают с эти голосом и с тихим испанским он вспоминает последние ночи. Эта песня снится ему уже почти месяц и почти все это время он не просыпается ночью в поту, в беспамятстве зовя Адама. Лэнс поет не громко, иногда срываясь на монолог, но Широ хватает и этого. Он сам не знает почему, но начинает дрожать. Он не понимает, что происходит, в голове все никак не складывается пазл, мысли разлетаются стайкой летучих мышей, чей сон нагло потревожили. Широ потряхивает, он решительно не понимает, жмурится до рези в глазах и дышит глубоко. А Лэнс поет, как так и надо. Придвигается чуток ближе, поправляет сползшую простыню, невесомо гладит обрубок руки пальцем и поет-поет-поет. Истерика проходит так же быстро, как и начинается, Широ просто лежит и слушает тихий голос, представляя, как могла бы вот так петь ему мать в раннем детстве. Но матери у Широ нет, ни в младенчестве, ни сейчас, а голос Лэнса звучит так мягко и успокаивающе — Широ отпускает. Он притворяется спящим до тех пор, пока Лэнс не выходит из комнаты и только когда механическая дверь со вжиканьем закрывается, Широ позволяет себе вздохнуть. Широ позволяет себе вздохнуть, словно задержал дыхание с приходом Лэнса и выдохнул только сейчас. В ту ночь он, на удивление, все же засыпает и утром выглядит вполне бодро. Он бросает на Лэнса задумчивые взгляды, неловко улыбается подмигивающему Айверсону и хмурит в раздумьях лоб. Днём, без нарушителей душевного спокойствия, думается легче. Широ вспоминает, что кошмары уходят вместе с этой колыбельной. Он последний месяц и правда спит так спокойно и крепко, словно высыпается за всю прошлую жизнь. Следующей ночью он ждёт Лэнса уже целенаправленно. Закрывает глаза, когда тот входит, ждёт, пока Лэнс сядет, устроившись и задерживает дыхание. Лэнс начинает петь — действительно узнаваемо — и Широ протяжно выдыхает. Открывает глаза, с лёгким недоумением разглядывая человека перед собой, словно видит впервые. Лэнс сидит, сложив по-турецки ноги, и глаза его, действительно почти черные, расслабленно закрыты. Широ наблюдает за ним едва дыша — поющий Лэнс слишком красив. Взъерошенные волосы торчат в беспорядке, пижамная футболка мятая и спадает с худого, но широкого плеча. Он едва покачивается, наверное, засыпая на ходу, но все равно поет. Где-то за грудиной у Широ начинает щемить. Лэнс, совсем ещё ребенок, но уже вернулся с войны. Они пришли с нее не с пустыми руками. Они потеряли детство и яркую юность, он потерял одну семью, чтобы обрести другую, но вот он, Лэнс, поет у него в комнате колыбельную на испанском — Широ не понимает ни единого слова — и от этого простого факта в груди расплывается тепло, словно кто-то смачно заливает тост сладким медом. Лэнс заботится о нем, вдруг очень четко описывает происходящее в своей голове Широ. Вот так просто и незатейливо, приходя сюда каждую ночь — он поет колыбельные и словно отгоняет кошмары Широ своим голосом. Защищает. Лэнс открывает глаза с зевком и, натыкаясь на внимательный взгляд напротив, вздрагивает испуганно. Широ интересно, что сейчас творится в его голове. Он говорит мягко, смеясь: — Привет. Лэнс оторопело кивает, без малейшего шанса хоть что-то сказать, Широ практически слышит, как со скрежетом останавливаются шестерёнки в его голове, тормозя механизм. Он не даёт Лэнсу время на побег и разрешает его делему простым движением. Откидывает простынь в сторону, приглашая и, стоит отдать должное, глаза Лэнса все же не выпадают из черепа. Он сначала открывает рот, без малейшей идеи о том, что должен сказать, но слов в кристально чистой голове не находится. Он настороженно щурится, но все же осторожно заползает на кровать. Широ позволяет себе тихий смешок, слишком забавляясь от ситуации; Лэнс хмуро пялится на него, пытаясь не шевелиться. Вздыхая обречённо, мол, какой же проблематичный ребенок, он обнимает его настоящей рукой, притягивая к себе и утыкается носом в лохматую макушку. Лэнс задушенной пискает ему куда-то в шею, пытаясь совладать с эмоциями. Он решительно ничего не понимает, как иронично, думает Широ. Но усталость даёт о себе знать. Стоит только телу принять лежачее положение, как оно сдается и требует сна. Лэнс зевает который за ночь раз и осоловело смотрит на линию чужой челюсти. Широ шепчет ему мягко и нежно в макушку «спасибо». Лэнс в миг сдувается, как воздушный шарик и прижимается к чужой груди, зарываясь в нее лицом. От Широ приятно пахнет и под пальцами приятно ощущается твердость мышц. Он засыпает почти мгновенно, в чужих объятиях слишком уютно и в ту ночь он впервые за месяц высыпается. Утром Широ приветствует его с улыбкой и целует в уголок губ. Лэнс по ночам больше не поет, слишком занятый изучением чужого тела, но в этом и нет необходимости. С приходом Лэнса кошмары из снов Широ исчезают. Теперь ему снятся яркие улыбки кубинских мальчиков и испанская колыбельная. Широ отпускает. Ему наконец спокойно.