Дорогой Т!
Боюсь, твоё последнее письмо полностью вывело меня из равновесия, и вся минувшая неделя прошла таким образом: я возвращаюсь с очередного приёма, на котором весь вечер словно в клетку заперт в смокинг и в хорошие манеры, совершенно не в силах дышать. И только когда подан ужин, разостлана постель, а камердинер уходит — то есть, когда я наконец остаюсь один, — путы на моей груди ослабевают, и я могу побыть с тобой, хотя бы в мыслях! Итак, еженощно я иду к комоду и беру твои письма, хотя мне они не нужны, большую часть их я знаю наизусть — так часто я невольно оказывался в их прекрасной компании, вспоминая какую-то определённую фразу, и беззвучно проклиная тебя в отчаянии, и поглаживая большим пальцем каждое из них. Только в конце недели, когда бесконечное перечитывание исчерпывает себя, я пишу тебе ответ. С тобой я жадный и эгоистичный, беру больше, чем отдаю, но тебе это должно нравиться — ты же утверждал в своей последней записке, что любишь меня. Помню ли я приём у леди К.? Не нужно спрашивать: я помню всё, что касается нашего лета. Ты, наверное, догадался, что у меня никогда не было ничего подобного? Или, быть может, ты воображаешь, что я каждое лето провожу с лакеями друзей семьи? Нет, это не так, поверь мне. Ты спрашиваешь, могу ли я в один прекрасный день найти для тебя место рядом со мной, и я отвечаю: да, да, да. Одно лишь слово, Т, и ты уже в комнате для слуг в моём доме. А пока позволь мне быть таким же жадным, эгоистичным, требовательным, как всегда... и снова напиши мне, поскорее.Навеки твой Ф.
P.S. Конечно, мой разум терзают не твои слова, а другие, более нежные части, о которых я не берусь писать. P.P.S. Рискнул отправиться в прошлые выходные в «Пещеру». Все, кому не лень, спрашивают: «А где тот прекрасный лакей?», так что, кажется, впечатление, которое ты произвёл, до сих пор живо. Ответ Томаса: Ф! Всякие сопли в сахаре. Твой, Ей-богу, T.