Во имя высоких целей

      Остаток дня и большую часть ночи Китана провела в душевных терзаниях, что за последние месяцы уже стало для нее привычным. Она была разозлена, пристыжена и испугана. Мучительно хотелось вернуться в гостевые покои и осыпать Саб-Зиро ругательствами, чтобы он раз и навсегда понял, что ее слабость — лишь временное помутнение, в котором он сам же и был виноват. «Представляю, что он теперь о себе возомнил. Сначала к нему является эта разодетая химера, которая и ходит-то с трудом из-за нарядов и побрякушек, и вымогает у него улыбочками и ужимками обещание покровительства, а потом еще и я… Нет, как же можно было так себя опозорить? Нужно сказать ему, завтра же утром, что он не смеет, просто не имеет права себя так вести, да и вообще… Но он ведь ничего такого и не делал. Кажется, это я сама…» — раздумывала Китана.       Она сидела на постели одетая, смотрела в узкий проем окна, но не замечала ни звезд, ни проплывавшего мимо обломка луны, ни того, что небо начало понемногу светлеть. Все это зашло уже слишком далеко. Если не прекратить все прямо сейчас, дальше будет страшнее, хуже, и каждый шаг поведет ее все верней за какую-то постыдную черту, из-за которой не будет возврата. Что сказал бы Шао Кан, узнай он обо всем? При мысли об Императоре, который, к стыду Китаны, вспоминался ей все реже и реже, по ее щекам разлилась жгучая краска.       Шао Кан редко заговаривал с Китаной о нравах и приличиях, считая, что это обязанность матери, но, когда приходилось к слову, подчеркивал, что чувства и побуждения должны быть под строгим контролем рассудка, и излишняя близость непозволительна, если речь не идет об отношениях супругов. Брачные узы не осуждались, но и не считались особенно почетными, а о любви Китана знала только по нескольким книгам и посмеивалась над прочитанным: романтические порывы и болтовня влюбленных казались ей глупыми. Однако семейные традиции, на которых из поколение в поколение воспитывались храбрые воины, внешнемирцы уважали, и Китана не была исключением. Долг родителей считался чем-то вроде долга служения, и авторитет главы семьи, отца и мужа, был непререкаем. Как и его воля. Китана с детства была приучена почитать Шао Кана, и в первую очередь не как Императора, а как родителя. Будучи ребенком, она знала, что за ошибки ее не осудят до тех пор, пока она прилагает должные усилия для того, чтобы поступать правильно. Однако когда Китана выросла и закончила обучение, требовать от нее стали куда больше. Главным побуждением для нее теперь было не стремление угодить отцу, а страстное желание заслужить одобрение Императора — и превзойти его ожидания. Потому Китана и не желала связывать себя с кем-то семейными узами: тогда она перестала бы быть воином и вынуждена была бы сменить покровительство Шао Кана на власть мужа, который вполне мог оказаться не только слишком заносчивым, но и недостойным ее уважения и восхищения.       Синдел, памятуя о материнском долге, исправно старалась просветить дочь относительно вопросов, которые казались ей важными, но это неизменно приводило к ссорам. Она убеждала Китану, что женщина должна в первую очередь быть красивой и вызывать восхищение мужа (или всех окружающих, если муж не счел нужным спрятать свое сокровище от посторонних глаз). Далее по списку шли покорность и беспрекословное повиновение отцу, а потом мужу, и если с первым Китана соглашалась, то второе ее не устраивало категорически. После особенно крупного столкновения Синдел оставила ее в покое, но лишь до тех пор, пока ей в голову не пришли, видимо, с подачи Шанг Цунга, мысли о том, что Китане пора выйти замуж. До того, как Китана решила открыто пойти против Шао Кана, разговоры заводились осторожно, воля Синдел преподносилась в виде увещеваний, и стоило Китане проявить недовольство, как ее оставляли в покое. Однако настойчивость Синдел росла. Вопиющий случай на приеме, который был еще слишком свеж в памяти Китаны, свидетельствовал о том, что мать всерьез обдумывала перспективу ее брака. Китана представила невысокую фигуру Рейна, вспомнила его правильные, но ничем не примечательные черты и брезгливо тряхнула головой. Ну уж нет, даже будь Рейн свободен, она бы не согласилась за него выйти.       Следующая мысль прозвучала в голове чьим-то назойливым шепотом: а что было бы, если б Саб-Зиро мог предложить ей замужество? Китана вздрогнула и спрятала лицо в ладонях. Перед закрытыми веками мелькали красноватые пятна, вспыхивали, пульсировали и гасли. Согласилась бы? Она и сама не знала. Он ведь прославленный воин, умен и хорош собой… Наверное. Ничего ведь не видно из-за маски. Только глаза, не то непроглядно-синего цвета, как воды реки зимой, не то темно-карие, почти черные, очень красивые… Китана выругалась, досадливо хлопнула ладонью по изголовью кровати, но мысли катились одна за другой камнепадом. А ну как он уже немолод, вроде Цунга или Драмина? Или уродлив. Или и вовсе наполовину таркатанец, как Милина. Китана даже усмехнулась своим мыслям, а потом испугалась, решила, что сходит с ума. «Что за чушь? Нечего думать о пустом, он же ничего не… Да такое и невозможно, ведь Лин Куэй славится строгостью нравов, которая, говорят, при Саб-Зиро дошла до предела. Они не женятся, не заводят семей. Какая чепуха мне приходит в голову», — подумала Китана, чувствуя, как от стыда горят щеки. Мысль о невозможности каких-либо отношений между ней и Саб-Зиро ее несколько успокоила, но она не могла не признать, что его недавнее поведение никак не сообразовывалось со строгостью нравов клана Лин Куэй. По крайней мере, до того, как он выгнал ее вон, отшвырнув перед тем от себя так, будто она позволила себе что-то несусветное.       А меж тем у нее был куда более весомый повод для размышлений. Китана не верила до конца, что Саб-Зиро способен бросить все и заставить ее вернуться во Внешний мир, но не могла сбросить со счетов эту перспективу: слишком уверенно он настаивал на своем. Резкое предубеждение Саб-Зиро против Рейна тоже изрядно настораживало.       Вспомнив о Рейне, Китана снова задумалась о поездке. «Даже если Саб-Зиро заставит меня уехать, я смогу все объяснить отцу и, может быть, тут же вернусь обратно… Так зачем тратить время впустую? Рейн сказал, поездка будет недолгой. Если мы уберемся из башни перед рассветом, Саб-Зиро точно придется отложить свой побег во Внешний мир, а я, может быть, узнаю что-нибудь еще интересное… Рейн явно на нашей стороне, кто же виноват в том, что Саб-Зиро так не терпится бросить все и вернуться назад в Лин Куэй?»       Китана понимала, что ей совершенно не нужен лишний риск, что нельзя верить никому — особенно Рейну — на слово, но идея поездки была слишком заманчивой. Наконец покинуть надоевшую башню и увидеть настоящую Эдению, сделать что-то по-своему, а не по указке Саб-Зиро, Драмина, Цунга или… Императора. Кто знает, думала она, вдруг это последняя возможность поступить так, как хочется, а не как приказано? Тем более что отказать Рейну значит расписаться в собственной непоследовательности и трусости. Некстати припомнились многословные наставления Драмина, твердившего, что нельзя вызывать у подданных какие бы то ни было сомнения в своей персоне. Кто знает, как будет расценена эта поездка с Рейном, если о ней кто-то прознает? Но… Если и так придется уезжать ни с чем, то какая разница, что скажет горстка рабов, попавшихся по дороге? Китана твердила сама себе, что должна — обязана — сказать Саб-Зиро о своем намерении покинуть башню с Рейном, но следовать голосу здравого смысла у нее не получалось. Как она ни убеждала себя, что думает только об интригах Драмина и его таинственных сообщников, мысли ее теряли четкость, расплываясь под натиском непрошенных чувств.       «Твердит мне, что нельзя доверять Рейну, а сам ведет беседы с этой эденийкой… Почему он вообще позвал ее к себе? Ей ведь и вовсе неприлично было приходить к нему. Они даже не знакомы. Или знакомы? Надо расспросить обо всем Рейна…» — раздумывала Китана, рассеянно собирая вещи, которые могли понадобиться в поездке. Ей было нехорошо от пережитых волнений. Голова кружилась, биение сердца отдавалось болью в висках, и в довершение ко всему живот ныл, как после слишком долгой тренировки. К приходу Рейна, который, как и обещал, явился перед рассветом, Китана измучила себя так, что от пережитых волнений у нее дрожали кончики пальцев.       Рейн ждал с явным нетерпением: расхаживал по комнате, постукивая по бедру перчатками для верховой езды. Когда Китана появилась на пороге, он учтиво поклонился и улыбнулся как ни в чем не бывало, но она поймала на себе короткий изумленный взгляд. Видимо, следы бессонной ночи оказались слишком заметными.       — Я явился, как было условлено, принцесса, — начал Рейн. Китана вздохнула, сжала руки в кулаки, пытаясь справиться с волнением. Еще можно было отказаться, спуститься на пару ярусов вниз и рассказать обо всем Саб-Зиро, который, разумеется, примет за нее верное решение. Например, без лишних разговоров отправит обратно во Внешний мир. Или можно было отложить поездку под предлогом плохого самочувствия, написать обо всем Цунгу или Императору… И быть готовой к тому, что тут же придет приказ вернуться.       — Принцесса, время не терпит, — поторопил ее Рейн. — Я пойму, если вы раздумали.       — Нет, Рейн. Я готова, можем выдвигаться, — решилась Китана. В груди разлилось теплой волной мстительное удовлетворение. Она с запоздалым испугом поняла, что предвкушение того, как на ее выходку отреагирует Саб-Зиро, для нее гораздо радостней, чем возможность наконец покинуть башню и увидеть свои земли.       — Я рад, что вы приняли такое решение, — доверительно сообщил ей Рейн, склонившись к ее уху, когда они проходили мимо очередного патруля.       — Надеюсь, я не буду разочарована, — бросила Китана, инстинктивно отстраняясь. Секундная близость Рейна вызвала в ней вспышку прежней неприязни, которую она едва смогла подавить. Рейн же, сделав вид, что ничего не заметил, мягко улыбнулся и распахнул перед Китаной тяжелую дверь, открывавшуюся на широкий вымощенный камнем двор. Прямо перед крыльцом ждали слуги Рейна, каждый из которых держал в поводу оседланного ящера.       — Вы знакомы с этими существами, принцесса? — поинтересовался Рейн. — Здесь мы не мыслим без них своего существования.       Китана немного испугалась, но постаралась не подавать вида.       — Знакома, конечно, но не так чтобы очень… Тесно.       — Это несложно, — успокоил Рейн. — Я помогу вам забраться в седло, а дальше они сами разберутся. Умные твари и по-своему красивые, но очень своенравные. Нужна твердая рука.       Слуги подвели к ним ящеров. Китана нерешительно шагнула вперед, оперлась на подставленную руку Рейна и забралась в седло, которое оказалось довольно удобным.       — Давайте помогу найти стремена, — засуетился Рейн. Китана пожала плечами: ей казалось, что с этим вполне могут справиться слуги, но раз уж Рейн так старается быть любезным, почему бы и нет. С его помощью Китана нащупала стремена, взяла в руки поводья и, не удержавшись, провела ладонью по жесткой зеленовато-синей чешуе.       — Выдвигаемся? — спросил Рейн, ловко запрыгнув в седло. Китана согласилась было, но тут ей снова припомнились наставления Драмина.       — Я подумала, что хочу взять с собой нескольких воинов из личной охраны. Пусть за ними сходит кто-нибудь из твоих слуг. И еще… — Китана помедлила, но все же решилась высказать мучившую ее мысль: — послушай, Рейн, не лучше ли будет взять повозку? Я, конечно, предпочитаю ехать верхом, но боюсь, что окажусь непривычна к вашему солнцу. Да и моя одежда…       — А что не так с вашей одеждой? — уточнил Рейн, кивком отправив слугу назад в башню. — О солнце не беспокойтесь, самые жаркие часы дня мы переждем у реки, а дальше обойдемся плащами. Да и дорога в Таммарн идет на многих участках через священные рощи.       — Что же, если так, то едем. Просто Драмин… — начала Китана неохотно — имя высокородного предателя словно застревало на языке.       — О, вот в чем дело, — усмехнулся Рейн. — Принцесса, он помешан на суевериях и предрассудках, которые именует традициями.       — И рабы тоже, не так ли?       — Только в том случае, если видят, что эти предрассудки чтят их хозяева. Это самое важное, что нужно знать об Эдении. Ведите себя как хозяйка, как полноправная правительница, и никто не посмеет возражать вам даже в мелочах.       — Тогда почему твоя невеста носит традиционные наряды? — насмешливо спросила Китана. Рейн вздохнул.       — Не по моему указанию, поверьте. Пока над нами не был совершен обряд, она остается дочерью своего отца, который, как и Драмин, крайне… — он запнулся и тяжело вздохнул.       — Я поняла, — сказала Китана, решив избавить Рейна от затруднения.       За разговором Китана не заметила, как они миновали двор и выехали из ворот на дорогу. Вскоре башня осталась позади — темная каменная громада среди просыпавшихся нежно-зеленых полей. Китана смотрела по сторонам, подмечая детали, которые невозможно было рассмотреть через окна-бойницы: незнакомые пестрые цветы на обочине, мелькавших в светлеющем небе белокрылых птиц, многочисленные неглубокие ручейки, питавшие посевы.       — А здесь довольно красиво, — озвучила Китана вслух свои мысли и смущенно замолчала. Рейн улыбнулся.       — Эдения прекрасна, если не запираться от нее в каменной темнице. Довольно скоро мы увидим реку. Долина ее, конечно, изрядно пострадала от рук земледельцев, но все еще впечатляет. Смотрите вперед, скоро дымка растает, и можно будет разглядеть куда больше.       Мало-помалу солнце поднялось над горизонтом, и укрывавший поля легкий туман окончательно рассеялся. Китана смотрела во все глаза на расстилавшуюся перед ней картину, время от времени обмениваясь несколькими словами с Рейном. Вскоре по краям полей стали попадаться небольшие дома, выстроенные из обожженной глины, возле которых копошились загорелые дочерна рабы. Они провожали всадников осторожными, но пристальными взглядами, и перебрасывались отрывистыми фразами на незнакомом Китане диалекте.       — Эти поля далеко от башни и поселения, поэтому рабы приходят сюда по очереди на несколько дней, — объяснил Рейн. — То есть так должно быть, но очередь редко соблюдается. Те, кто победнее и послабее, проводят здесь весь сезон полевых работ.       — Но ведь полевые работы почти не прекращаются, — насторожилась Китана.       — Именно, принцесса, — кивнул Рейн, пришпоривая своего ящера, который тянулся мордой к колючему кусту на обочине. — Они практически не бывают дома и не видят своих семей.       — Это ужасно.       — Да. Но аристократы принимают это как должное. Они ведь всего лишь рабы, что с них взять.       Когда солнце оказалось высоко в небе, Китане стало не до наблюдений и разговоров. Она хватала пересохшими губами воздух и то и дело была вынуждена делать глоток настоя со странным горьковатым вкусом из фляжки, которой поделился Рейн — свою Китана опустошила еще в конце первого перегона. Пот ручейками стекал по спине, раздражая кожу, заливал глаза, так что их щипало от соли. Невыносимо хотелось сбросить плащ и подставить лицо время от времени оживавшему ветерку, но расставаться с единственной защитой от ядовито-яркого света было опасно. Рейн, который, к облегчению Китаны, страдал от жары не меньше, чем она сама, подъехал ближе и хриплым шепотом сказал, что до реки осталось недолго. Китана встревожилась — они были в пути, по ее подсчетам, уже слишком долго, чтобы рассчитывать вернуться назад к обеду. Вскоре среди полей стали попадаться островки невысоких деревьев с длинными острыми листьями. Дорога, ровная и твердая до сих пор, покрылась ямами, так что ящеры то и дело спотыкались.       — Что это такое? Это из-за дождей? — кое-как выговорила Китана, закрывая лицо от поднявшейся в воздух пыли.       — Да, здесь ливни были особенно сильные, — ответил Рейн. — С неделю, а то и дольше. Вы не тревожьтесь, сейчас отдохнем у реки, а там совсем недолго останется, и поедем среди деревьев. Пейте, чтобы жара не чувствовалась так сильно.       — А ты как же? — спросила Китана смущенно. Рейн блеснул улыбкой с выпачканного пылью лица:       — А я привык к жаре. Там внизу, у реки, родник, вдоволь напьемся.       Они снова пустились в путь. Когда Китана готова была выбранить Рейна за то, что втянул ее в такую авантюру, за очередным поворотом дороги, петлявшей теперь между развалинами глиняных домиков, показались деревья с яркой зеленой листвой. Усилившийся ветер коснулся лица Китаны желанной прохладой, оставил на губах привкус воды.       — Река?       — Да, уже совсем близко, — сказал Рейн и, сдавив подошвами бока ящера, заставил его свернуть на грязную тропинку, спускавшуюся куда-то в колючие заросли. Китана последовала за Рейном с опаской, но спуск оказался коротким. Вскоре они спешились в густой тени. Китана отшвырнула плащ, выплеснула себе в лицо последние капли настоя из фляжки.       — Ну и жара, Рейн. Знаешь, под конец я уже пожалела, что согласилась куда-то с тобой поехать. Но ведь мы скоро приедем, да? А что это был за напиток?       Рейн устало улыбнулся.       — Специальный настой, который придает сил. А дорога… Да, скоро будем на месте. Поначалу всегда так, а потом и к жаре привыкаешь. Хотите пойти к реке? Она там, за деревьями.       Китана, разумеется, ответила согласием, и, оставив воинов сторожить ящеров, они с Рейном ушли вперед, туда, где между деревьями виднелся просвет. Река и вправду стоила всех усилий, потраченных на то, чтобы до нее добраться. Широкая и полноводная, она медленно текла вдоль травянистых берегов. По густой темно-зеленой воде скользили, дробясь на тысячи осколков, игривые солнечные лучи и высвечивали гибкие тела охотившихся на мошкару рыб. В низине было прохладнее, да и воды во фляжке теперь хватало, но Китана почему-то чувствовала себя совершенно разбитой, так что ноги у нее подкашивались от усталости. Рейн расстелил свой плащ на траве, сел и жестом пригласил ее сесть рядом.       — Вы не взяли свой плащ? Ничего, здесь хватит места.       Китана села, прислонилась спиной к стволу неизвестного ей дерева. Рейн опять оказался раздражающе близко. Китана успокоила себя, объяснив это отторжение предубеждением из-за безумных матримониальных планов матери. И еще тем, что рядом был Рейн, а не Саб-Зиро.        При мысли об оставленном в башне Саб-Зиро Китана поежилась: ей показалось, что среди жаркого дня вдруг повеяло холодом. Интересно, Саб-Зиро уже обнаружил ее отсутствие, и если обнаружил, то что предпримет? Теперь вся эта затея с поездкой казалась Китане глупой. Мало ли, что Саб-Зиро себе вообразит, узнав, что она уехала в сопровождении Рейна. Его, конечно, предупредят слуги, видевшие их с Рейном отъезд, но все же… Китана беспомощно огляделась. Если попросить Рейна сейчас же повернуть обратно, что он подумает? Время шло, Китана внутренне металась от одного побуждения к другому, и чем дальше, тем тревожнее становилось у нее на душе.       — Теперь вода мутная, но скоро ил уляжется, и она снова станет прозрачной. У берегов, по крайней мере, — беззаботно сказал Рейн, который, казалось, пребывал в прекрасном настроении.       — Здесь и вправду красиво, — сделав над собой усилие, ответила Китана. Рейн повернулся к ней, окинул каким-то странным оценивающим взглядом, потом заговорил:       — Знаете, а жаль, что я так долго ждал, чтобы поговорить с вами откровенно. Вам давно пора было выехать из башни, осмотреть все как следует, а вместо этого пришлось разгребать никому не нужные свитки с законами, которые давно пора отменить. Но я должен был убедиться, что вы ко мне прислушаетесь, и убедить в этом своих друзей. Мы в меньшинстве, и нам приходится быть осторожными. Однако теперь, когда вы с нами, все пойдет по-другому.       Китана хотела было придумать вежливый, но обтекаемый ответ, но Рейн резко сменил тему:       — Вы сильно утомлены. Так побледнели. Попробуйте отдохнуть немного, а я прослежу, чтобы все было в порядке. Если хотите, вернемся к воинам, но они имеют привычку громко болтать на привалах.       — Да ты что, Рейн, — нервно усмехнулась Китана. — Я и не устала вовсе. Давай скорее поедем, я должна была вернуться до обеда, а солнце уже так высоко.       — Не тревожьтесь, принцесса. Ничего не случится. Скоро доберемся до Таммарна, осмотрим все без лишних промедлений и поедем назад. Жар скоро спадет, обратный путь пойдет в два раза быстрее. Вернемся еще до того, как солнце начнет клониться к закату, обещаю. Выпейте еще немного из моей фляжки, это вам пойдет на пользу.       Рейн уговорил ее посидеть у реки еще немного. Китана подчинилась, хотя ей было неуютно и хотелось вернуться в лагерь. Она чувствовала себя все более утомленной: голова кружилась, в ушах шумело, а в глаза как будто насыпали песка. Рейн говорил что-то еще, называл какие-то имена, но Китана, как ни старалась, не могла заставить себя вслушаться. Вскоре ночь, проведенная без сна, и усталость от долгого пути взяли свое, и она погрузилась в тяжелую дремоту.       Китана проснулась, когда по земле уже поползли вечерние тени. Какое-то время она бездумно смотрела на маленькие волны, разбивавшиеся о травянистый берег, потом с трудом села, подтянула колени к груди и принялась распутывать пятерней слипшиеся волосы. Рейна нигде не было видно, и до слуха Китаны не доносилось ни звука. Давящую тишину нарушал только шум воды и шелест листьев. Китану охватила тошнотворная тревога. Вернулась к обеду, конечно же. А что если, пока она спала, что-то случилось, и спутники оставили ее здесь в одиночестве? Вскочив на ноги, Китана беспокойно огляделась вокруг, ища тропинку, по которой они с Рейном пришли сюда днем. Заросли казались ей совершенно одинаковыми — густыми и непроходимыми, а неумолчные шорохи и шелест раздражали, мешая вслушиваться.       — Рейн? — позвала Китана негромко, но голос ее растворился в густом воздухе. Она заставила себя вдохнуть глубже, унимая колотящееся сердце. Надо было рассказать обо всем Саб-Зиро. Если что-то случилось, где он будет ее искать? Да и будет ли… Вдруг он уже уехал во Внешний мир? Или послал Императору весть, что она пропала?       Наконец, невдалеке послышался шум шагов. Китана нащупала рукоятку веера, но, к ее облегчению, из зарослей вышел Рейн.       — Вы проснулись? Я отходил, чтобы набрать воды, не хотел будить вас раньше времени.       Голос его звучал непринужденно и дружелюбно так же, как и днем, но Китана не сомневалась: что-то идет не так.       — Раньше какого времени? — заговорила она громко и сердито, стараясь скрыть тревогу, — Рейн, назови хотя бы одну разумную причину тому, что ты меня не разбудил? Нам, Преисподняя побери вашу жару и это солнце, давно уже пора было вернуться в башню.       — Я сам не рассчитал времени, принцесса, уснул, простите мне мою откровенность, а воины не стали нас тревожить, потому что не получили никакого приказа, — смущенно объяснил Рейн. — Мне очень жаль, принцесса, и я приношу вам свои извинения. Но к чему нам возвращаться в башню с полдороги к Таммарну? Давайте переночуем здесь, утром спокойно доедем до места, а там и назад. Ваша охрана знает, куда вы отправились. Пока мы спали, один из ваших воинов вернулся в башню, он предупредит, что с нами все в порядке…       — А кто отдал приказ? — удивилась Китана.       — Они сами так решили, у нас это в обычае…       — Ладно, Рейн, — прервала Китана. — Давай скорее вернемся назад в башню. Не сочти меня пугливой, но мы отсутствуем слишком долго, чтобы продолжать путь, а мне вовсе не хочется, чтобы…       — Чтобы кто-нибудь встревожился и бросился на поиски или доложил о вашем мнимом исчезновении прямиком Императору, — закончил за нее Рейн. Китана коротко кивнула, беспокойно оглядывая заросли. Чем ниже опускалось солнце, тем сильнее ее охватывал страх.       — Но тогда вы не увидите того, что я хотел показать вам… — попытался возразить Рейн.       — Я видела достаточно и верю тебе на слово. Мое решение будет справедливым, Рейн, я тебе уже обещала, — нервно заговорила Китана. Рейн поспешил успокоить ее и сказал, что тут же отдаст приказ отправляться в путь.       Обратный путь показался Китане куда легче, чем утренняя скачка, даже несмотря на то, что луны на небе не было, и двигаться приходилось в темноте, которую почти не разбавлял свет задыхавшихся от ветра факелов. Китана мрачно размышляла, как станет рассказывать Саб-Зиро о своей бесполезной поездке, и чем дальше, тем сильнее раскаивалась в том, что вообще решилась покинуть башню. Рейн пытался разговорить ее, задавал какие-то ничего не значащие вопросы, предлагал все же повернуть обратно и ехать в Таммарн, но она хранила молчание — слишком сильно ее мучили дурные предчувствия. «Какая чушь — поехать осматривать свои земли и вместо того проспать полдня в каких-то кустах на берегу грязной реки. И почему мне так не повезло? Вот что значит, безвылазно сидеть в башне и не брать в руки оружия, потому что тут так принято. Не место мне здесь, да и никому, кроме этого предателя Драмина, не место, пока все так устроено», — думала Китана, напряженно вглядываясь в темноту на горизонте.       — Теперь до башни уже недалеко, — подъехав вплотную к ней, заговорил Рейн. — Скоро будем на месте, принцесса. Почему вы вообще так встревожены? Ваша… Охрана, несомненно, осведомлена о том, что вы покинули башню в моем сопровождении. Неужели у вас или ваших спутников есть основания мне не доверять?       — Разумеется, нет, — ответила Китана, подумав. — Но он… Они ведь вряд ли рассчитывали, что я буду так долго отсутствовать.       — Все будет в порядке, принцесса, вот увидите. Вы просто слишком утомлены, поэтому у вас и испортилось настроение. Назавтра все покажется вам совсем другим.       — Да, ты прав, наверное, — рассеянно проговорила Китана. Слова Рейна ее немного успокоили, и она даже попеняла себе за чрезмерную чувствительность. — Я и вправду устала. Завтра поговорим обо всем.       — Я хотел бы попросить вас, чтобы вы не откладывали принятие решение в нашем деле с Драмином, принцесса, — добавил Рейн. — Я понимаю, вам, возможно, требуется время, но мы больше не можем позволить себе медлить. И еще: будьте осторожны с Драмином. Я уже говорил вам и повторю еще раз: он будет лгать, изворачиваться и пойдет на все, чтобы вынудить вас поступить так, как ему выгодно.       — Хорошо, Рейн. Я тебя поняла. Ты можешь не сомневаться, я поступлю так, как требует благо Эдении, — сказала Китана. Вдали, наконец, показались огни башни, и она почувствовала себя в относительной безопасности.