Якорь

Солас сразу же отступил, едва заслышав неясное шуршание этажом выше. Стало очевидно, что тот, кто обитает наверху, не спит, а эльф не собирался появляться перед хозяином покоев. Он нырнул в густую тень поближе к двери, собираясь открыть ее так же бесшумно, как и тогда, когда заходил, и исчезнуть, но снаружи тоже что-то послышалось. Сначала шаги, а потом и голоса. Не приходилось даже напрягать слух, чтобы разобрать наигранно-приветливый голос Жозефины с ее мягким орлесианским акцентом: — Поверьте, леди, — говорила посол, — пока вы не возжелаете раскрыть свое инкогнито, никто не узнает, что вы прибыли сюда. Я, канцлер Лелиана и Инквизитор — и все. Само собой разумеется, что вы желаете осмотреться в Скайхолде и лично убедиться, что предприятие выгодное. Я буду вас сопровождать. Не хотите ли прогуляться, чтобы увидеть все своими глазами? Солас замер. Выйти он теперь не мог — мало того, что его увидят, так он еще и вынужденно сорвет планы Жозефины. Инквизиция должна стать сильной, и если для этого ему приходится скрываться и таиться в собственном доме, то... К тому же женщины, вероятно, сейчас уйдут. Уходили бы поскорее! Шум наверху раздался отчетливей. — О, нет-нет, — тоненьким и жеманным голоском протянула собеседница Жозефины. — Позвольте, я осмотрюсь здесь? Вы обещали, что нас никто не потревожит, а мне здесь очень, очень нравится. Какое любопытное убранство! Какой... необычный трон! Это традиции кунари, да? А эти чудесные мозаики! Жаль, неполные. Были бы полными — цены бы им не было... А это?.. — Эльфийское, — охотно подсказала Жозефина. — Инквизиция лояльна ко всем народам. Трон действительно кунарийский, убранство — тевинтерское... А эти милые завитушки — руки долийских эльфов. Не правда ли, они прелестны? — Эльфы — загадочные существа, — с капризным прононсом проговорила дама. — Но меня всегда забавляли их изделия. Три года назад в моде были платья в стиле долийцев. Ах, как забавно смотрелся граф Хоберн, когда пришел на королевский бал с расписным лицом. Это было интереснее любой маски! Солас только поморщился. До чего сильна память... Но все эти ощущения были привычными. Гораздо больше эльфа тревожило то, что выход по-прежнему блокирован, а наверху скрипнули половицы паркета. Инквизитор явно что-то услышал и заподозрил, а характером он был таков, что не успокаивался, пока не проверял все самолично. Полезное качество... Вот только не сейчас. И не для Соласа. Когда шаги достигли лестницы, а дамы все еще продолжали ворковать, обсуждая виньетки и орнаменты, эльфу ничего не оставалось, кроме как пойти навстречу тому, кому признаваться в своем присутствии он не хотел. Инквизитор остановился на вершине пролета и посмотрел вниз. За спиной его, в комнате, горели свечи, и на их фоне фигура выглядела почти демонической. — Солас? — голос его прозвучал удивленно. Эльф молча поднялся наверх, не ожидая ничего хорошего. Удивление в голосе Инквизитора прозвучало как-то слишком уж сдержанно; если сказать точнее — неплохо сыграно. — Мой друг, — мягко заговорил эльф, не дожидаясь вопросов, — я пришел, чтобы обсудить с тобой кое-что. Солас подумал о возможных предлогах, которые бы позволили ему прийти в комнаты Инквизитора в столь позднее время — почти ночью; но в голову сейчас ничего не приходило. Однако Инквизитор Тревельян, задумавшись ненадолго, резко повернулся и ровным тоном уточнил: — Видно, дело весьма серьезно, раз уж ты приходишь в мои комнаты не первую неделю, а заговорить решился только сейчас. Или это оттого, что я застал тебя врасплох? И это тоже было абсолютно в характере лорда Тревельяна — не ходить вокруг да около; не возмущаться и не грозить, а говорить открыто, четко и прямо. Это даже восхищало. Солас уже успел привыкнуть, что представители расы людей лгут и изворачиваются даже там, где для этого нет ни малейших оснований, всеми силами перекладывают друг на друга ответственность и не хотят ничего решать. Но Инквизитор был иным. И лгать ему не хотелось. Поэтому Солас молчал. Инквизитор устало посмотрел на него и качнул головой: — Выйти на балкон не предлагаю, там сейчас слишком холодно, а я едва прогрел такую большую комнату таким скромным камином. Но тебе, наверное, разговор и не нужен. Если бы ты хотел поговорить со мной, приходил бы в другое время, а не прятался от меня. Если расскажешь, в чем дело, я постараюсь помочь. — Почему ты не уличил меня в этом раньше? — ровно спросил Солас. Он всегда полагал, что отвечать вопросом на вопрос — для тех, кто не знает ответа или боится себя. Но узнать ответ на свой вопрос ему сейчас было важнее, чем усыпить бдительность. — Я не был уверен, — коротко отозвался Максвелл. — Точнее... Я был уверен, что вижу тебя, но не был уверен, что вижу тебя не в Тени. Что это не сон. Несколько раз я собирался доказать себе, что все происходит в нашем мире, но так уставал, что неизменно засыпал раньше, чем ты приходил. А потом все помнилось смутно. Сегодня решил дождаться тебя, не раздеваясь и не укладываясь, и, честно говоря... Почти был уверен, что засну в кресле, и моя неуверенность останется со мной. Солас получил ответ, но по-прежнему не знал, что сказать. Приходилось признать: на вопрос Инквизитора у него действительно не было ответа. Не потому, что он не умел признавать за собой слабости, нет. Потому что сам не мог сам себе внятно сказать, чего желает от этих ночных вылазок. Просто хотелось, безумно хотелось. Как мужчины порой вожделеют женщин — без всякого уважения и душевной привязанности. Просто хотят заполучить — и всё. Так было во все времена. Это не было слабостью. Это было почти безумием. — Ты можешь уйти, — вздохнул Инквизитор, словно сдавая позиции. — И я перестану задавать тебе вопросы. Но знай, что отныне моя дверь будет заперта, и я позабочусь о том, чтобы сюда никто не вошел без дозволения. Даже ты, хотя я ценю твою помощь. Особенно ты. — Нет! — восклицание сорвалось с губ Соласа почти безотчетно. Он и в самом деле отчаянно не хотел расставаться... С тем, что во время этих кратких визитов он вспоминал, каким был в юности. С тем, что в груди вспыхивал давно позабытый огонь. С тем, что просто не мог отпустить то немногое, что по-настоящему грело его в этом новом веке Дракона. Инквизитор приподнял бровь. Неожиданный выкрик его, возможно, удивил, но не напугал. — Нет, — повторил он задумчиво. — Почему? Я не люблю чего-то не понимать, Солас. Ты знаешь куда больше меня... но и я стремлюсь знать как можно больше. Стойкость «Вестника Андрасте» была почти поразительной. Солас не мог не видеть, что Инквизитору категорически не нравится ситуация, в которой они оба оказались, но лорд Тревельян был готов отпустить и не лезть в душу, однако пользоваться собой не позволил бы никому. Не в его характере было. И Солас решился. Он никому не открывал истинных намерений, научился говорить загадками, прятался за грузом прожитых лет, но сейчас признаваться было почти так же больно, как и когда-то очень давно. Когда он стоял перед телом Митал на коленях. И отчаянно пытался высказать то, чего не успел сказать. — Я... — Солас откашлялся, желая говорить ясно и уверенно. — Якорь. Он интересует меня. Я бы мог сказать, что это любопытство исследователя, но солгу. Меня... тянет к нему. Я чувствую в нем мощь — древнюю, забытую. Мне хочется к нему прикоснуться, а прикасаясь, я не могу понять, что ощущаю. Это тревожит меня. Я приходил и брал тебя за руку. Это как будто Тень, сконцентрированная в одной точке. Я хочу его. Якорь. — Вместе со мной? — усмехнулся Инквизитор, но прозвучало это невесело. — Иногда я думаю, что отсечь руку — это лучший для меня исход. Я чувствую в Якоре магию — такую, какой мне никогда не... объять. Не понять. Не охватить разумом, точнее. Эта магия причиняет боль. Солас почувствовал, что тело начинает дрожать — от сильного волнения, возбуждения и духи знают от чего еще. — Я много работал с Тенью, — проговорил эльф, слыша, как непроизвольно меняется его голос. — Я умею работать и с такой магией. Инквизитор улыбнулся — криво. Солас подумал, что его собственные слова прозвучали неумело и грубо, но зеленоватый мерцающий отсвет отвлек его внимание, и думалось плохо. Здесь, в Якоре, жил кусочек прежнего мира. Кусочек юности его народа, его самого. — Если хочешь, мы можем заключить тайный союз, — со вздохом произнес Инквизитор и шагнул вперед, видя, что эльф не реагирует, а только смотрит на свет. — Будем встречаться по вечерам. Ты будешь держать меня за руку, а я получу облегчение. — Не надо, — Солас с трудом сумел оторвать взгляд от Метки. — Волнуешься, что о нас подумают? — фыркнул Тревельян. — Обо мне и так какие только слухи не ходят, а тебе едва ли есть что терять, маг-отступник из... Тени. А Дориану я все объясню, он поймет. — Нет, — твердо произнес Солас. — Я забочусь не о своей репутации, а о тебе. Я, действительно, в своем роде маг из Тени. Мне очень быстро станет мало. Твоя Метка — это как... Врата в другой мир. Я захочу ощутить это сильнее, а ты не сможешь мне этого дать. И мне самому будет тяжко, что я тебя на это обрек. Повторю, я хочу не тебя, а его. Якорь. — Я буду это помнить, когда оставлю склянку с обезболивающим нетронутой, — серьезно заметил Тревельян. — Но я не настаиваю. Если хочешь — уходи. Солас почти выдержал лицо, почти удержался... Но что-то в нем всегда было сильнее его самого. И он позорно сломался. Опустился на колени, как когда-то в немом отчаянии перед телом убитой Митал, и коснулся Якоря. Смотрел, как зачарованный, на зеленый отсвет. Впитывал кончиками пальцев естественную, так легко текущую между пальцев магию, чувствовал себя проводником — даже не через пространство, а через время. С прежней — а то и куда большей, чем прежде — силой пришли к нему мысли о спасении угнетенных, о ярости, о борьбе, о желании изменить мир к лучшему. Он снова был юн. Он снова был лидером во главе самой преданной в мире армии — освобожденных рабов. Армии, преданной своему освободителю. Армии, преданной им. Максвелл Тревельян не сопротивлялся, только глядел настороженно, но Соласу было уже все равно. Он коснулся ладони и, не удержавшись, прикоснулся к хаотичным ярким изломам Якоря губами. Руки эльфа, всегда так уверенно творившие простые заклинания, начали дрожать. Инквизитор сам поднял его на ноги. Смотрел недоуменно, но словно сочувственно и понимающе. Коснулся рукой — той самой, с Якорем — щеки, провел по коже. Солас с трудом осознал, что стон, слабый и прерывистый, издает он сам — от жгучих и одновременно невыносимо нужных ощущений кружилась голова. — В твоей руке — все могущество мира, — выдохнул Солас. — Успокойся, — Тревельян огляделся немного растерянно, а потом подтолкнул к кровати. — Ты дрожишь и едва на ногах стоишь. — Прости, — пробормотал Солас, и лицо его исказилось от чувства потери — руку Инквизитор убрал. — Я не уверен, что действую нужным образом, — напряженно отозвался тот. — Но попробую. Солас не сопротивлялся. Разве можно было сопротивляться этой руке? Как можно сопротивляться тому, на что уже не можешь повлиять — например, своему прошлому? Тревельян снова коснулся его, как только усадил на постель. Правой расстегнул неброское одеяние на груди, а левой коснулся шеи и заскользил вниз по коже. Солас снова вздрогнул — ощущения были странными. Словно его медленно погружали в его мир. Ободренный Инквизитор продолжил... возвращать, спасать — и потянулся к застежке штанов. Солас инстинктивно сжал колени, смутно подумав, что лорд Тревельян, конечно... да, но он-то сам — нет, но тело, ощутившее слияние с естественной для Соласа магией, считало иначе. И эльф покорился этой руке... даже вместе с ее несовершенным носителем. Ладонь Инквизитора как-то даже слишком ловко пробралась под верхний слой одежд — и эльф сначала шумно сглотнул, а потом подался навстречу всем телом. Он уже даже не дрожал — его колотило, а зеленый отсвет стал ярче. Соласу сейчас было все равно, что его ласкает мужская рука — какая разница, если древняя магия так невыносимо мучительно окутывает, концентрируется, жалит и благословляет одновременно. Это в любом случае не руки Митал, не ее совершенное тело рядом; но это было даже похоже — если сейчас не думать о том, сколько прошло веков, что рядом с ним человек... О да, это было похоже на прежние ощущения. На то, чего ему так не хватало. Некоторые эльфийки, жившие в Скайхолде, посматривали на него с интересом — как на друга и соратника Инквизитора, как на умелого мага, как на... да как бы ни смотрели, ни одна из них не могла дать ему то, что мог дать этот человек с Якорем на руке. Нескольких резких движений хватило, чтобы Солас сорвался — как будто окунулся в небытие, как будто на миг вокруг него воскресли сияющие шпили навеки погребенного под грузом веков Арлатана. А потом все кончилось. Солас пришел в себя, с трудом отдышался. Невыносимая жажда ушла, хоть он и понимал, что временно. Солас невольно взглянул на перепачканную ладонь Инквизитора, но тот, казалось, совершенно не тяготился тем, что между ними произошло. Наоборот, он поднес влажную ладонь к глазам и пробормотал: — Больше не ноет и не горит. Так странно... Я почти отвык от этого. Забыл. — Не волнуйся, я ни словом не обмолвлюсь об этом Дориану, — Солас выдохнул это, быстро приводя одежды в порядок — наконец отпустило, и он действовал четко и уверенно, как в бою. — Мне не удалось удержать себя в руках, а ты чувствовал себя слишком обязанным мне за то, что я избавляю тебя от боли. Максвелл Тревельян наконец опустил руку и взглянул осмысленно. На лице его отразилось облегчение: — Спасибо, — он произнес это без издевки. — Боль проходит — когда я закрываю разрывы. Видимо, это оттого, что разрывы впитывают эту магию, которой для меня слишком много. Но потом боль всегда возвращается. Кажется, я буду зависим от тебя. Надеюсь, ты не будешь этим пользоваться. — Я тоже надеюсь, что ты не будешь пользоваться моим... интересом к твоей руке, — Солас поднялся на ноги, хотя стоял еще не очень твердо, но понимал, что отсюда нужно как можно скорее уйти. — И боюсь, тебе действительно было бы проще отсечь руку. — Она мне еще нужна, — вздохнул Инквизитор. — Магу с одной рукой, конечно, проще, чем воину, но все же... крутить посохом точно будет куда сложнее, мне пришлось бы отказаться от многих приемов. А нам еще предстоит убить Корифея. Вдруг без Якоря не получится? Сфера. Солас вспомнил, ради чего вообще ввязался во все это. Ради Сферы. — Убить Корифея можно и без руки, — отстраненно проронил Солас. — Но не буду спорить, мне, как тоже магу, не хотелось бы лишиться ни одной. — Вот поэтому и... — Инквизитор снова вздохнул. — Солас, прости, но мне бы хотелось лечь. Слишком много на сегодня для меня. Я бы не хотел, чтобы ты ночевал у меня, это может вызвать... Если тебе нехорошо, я провожу тебя к твоей комнате. — Не нужно, — эльф кивнул и уже сделал шаг к лестнице, когда обернулся. Он не сказал ни слова, но посмотрел на потускневший зеленый отсвет. Прошло много веков, которых он не помнил, но сейчас до возвращения старого мира было рукой подать.