Заметки автора оригинала: Мое ау почти полностью основано на книге «The Silver Eyes (Серебряные глаза)», поэтому там нет марионетки. Генри потерял сына, а его дочь выжила. Но после «Pizzeria Simulator (Симулятор пиццерии)», мне захотелось написать небольшой фф о том, что случилось, если бы Генри не умер. Я рекомендую прочитать мои предыдущие фф по ФНАФ, до того, как вы прочтете этот. Его события происходят после «The Right Thing (Правильный поступок)» и в некотором роде даже относятся к нему.
***
Я хожу по темному и пустому пространству. Иногда здесь появляются такие волшебные предметы, как стены, которые возникают неподалеку от меня, но удаляются вдаль, когда я начинаю к ним приближаться. Как только я подумал, что, скорее всего, нахожусь здесь один, то тут же вдруг почувствовал чье-то присутствие позади меня. Я вздрогнул. Сколько бы времени не прошло, я всегда его узнаю. «Сэмми», — я повернулся. Маленькое тело стояло прямо. Его выражение глаз было пустым; он больше походил на куклу, чем на настоящего ребенка. Я хотел подбежать к нему и обнять, если бы мне не показалось, что из-за этого простого действия он может исчезнуть навсегда. Когда Сэмми заговорил, его голос был тихим и ровным, так, будто он не знает, что вообще означают его слова: — Я хочу домой. — Я знаю, — я осторожно подошел к своему сыну. — Я не могу в это поверить, но я будто знал, что ты был здесь, со мной, — в моей голове вдруг возник образ лисицы-аниматроника, голого и дергающегося, который пытался сымитировать жизнь еще даже до того, как я вставил в него микросхему. — Я хочу вернуться к семье, — сказал он. — Я отдал свою жизнь. Но моя семья несчастна. И я несчастен. Мое сердце заболело, но ради него я постарался выглядеть спокойным. Я опустился перед сыном на колени, так, чтобы мне было легче видеть его безжизненный взгляд. Его глаза следовали за моими, и они останавливались, пока я говорил, но при этом он даже не мог понять смысл моих слов, или то, кем я ему прихожусь. — Сэмми, я люблю тебя. Прости меня, — мой голос сломался. — Я должен был сделать что-то, я должен был тогда быть сильнее. Он открывает рот, чтобы сказать кое-то еще: — Он не отпустит меня.***
Я проснулся c непонятным чувством в груди. Все казалось белым ровно до того момента, пока я не заметил фиолетовую рубашку углом своего глаза. Это, должно быть, Уилл. А это, должно быть, ад. — Генри, — как только он встал со своего кресла, послышалось шуршание газет. Я отвернулся от него и притворился, будто все еще сплю. Незнакомые приборы жужжали и гудели в комнате. — Я знаю, что ты проснулся, — он схватил меня за плечо и перевернул на спину. Мои глаза открылись, и я увидел лицо, которое никогда больше не хотел бы видеть вновь. — Вот так, — он улыбнулся своей самой дружелюбной улыбкой. Но я заметил, как тяжело он дышит. Пуговицы на его рубашке изо всех сил пытались сдержать гнев. Он медленно опустился обратно в свое кресло. — Я так беспокоился за тебя. Как ты мог сделать это? — Очевидно, я все-таки не смог сделать это, — ответил я безжизненно. План повторился в моей голове. Тогда, звоня в полицию, я записал кассету, будучи уверенным, что Чарли не сможет найти мое тело. Однако я мог попутать время проигрывания, или метод, или что-то еще, в общем, я мог перепутать все, что угодно. — Ты пытался, Генри, ты пытался оставить меня после всего, что мы прошли вместе. После всего, что я сделал для тебя, — он вздохнул, защищаясь. — Не говоря уже о твоей ужасной, ужасной лжи. Я не понимаю, о чем он говорит. — О, ты забыл? Точно, врачи же сказали, что ты можешь что-нибудь забыть, — он сделал серьезное лицо. — Когда они закатили тебя сюда, когда ты впервые опомнился от амнезии, ты рассказал всем, кто был поблизости, что я… — он откашлился и оглянулся назад, — ты рассказал всем, что я убил тех бедных детей, — он вскочил и его кресло стукнулось о пол. — Я! Твой лучший друг! Я попытался вспомнить, но все это показалось мне страшным сном. Я присел на кровати и увидел, как Уильям шагает взад-вперед и сжимает кулаки, борясь с желанием что-либо сломать. Взрослый мужчина сейчас доведен до слез. Когда-то и у него, конечно, должна была случиться истерика. Уильям хотел был растоптать кресло, но он быстро пришел в себя и поднял его с пола. Несмотря на то, что эта палата выглядела частной, больница — это все еще общественное место. — Очевидно, я знал, что ты сходишь с ума, но это… я не видел паранойи, Генри, я видел кое-что другое… что ж… Он самодовольно улыбнулся мне, и вся кровь прилила к моему лицу. Мое смущение успокоило его. Как и всегда успокаивало до этого. Он подсел ко мне и накрыл мою руку своей. Раньше от такого прикосновения я таял, но сейчас я дернулся от него. Он вздрогнул, а затем, посмеиваясь, снова накрыл мою руку. — Ты так смущен, но тут не о чем беспокоиться. Я уверен, что ты получишь помощь, в которой нуждаешься, — он наклонился ко мне ближе. — Тебя перевели в психиатрическое отделение. — Это будет иметь смысл, только если мне проведут хорошую лоботомию. Он посмеялся и, на зло себе, я улыбнулся. На долю секунды, все для меня выглядело так, будто мы вдвоем снова в моей мастерской, сейчас утро, и мы одни разговариваем на странные темы. Он воспользовался этим моментом, чтобы снова взять меня за руку, на этот раз сжимая ее еще сильнее. — Я скучаю по тебе. Настоящему тебе. Тот ты, который просто мой друг, не сумасшедший, квир или самоубийца. Я ненавижу видеть его расстроенным и поэтому эти слова сами вырвались из моего рта: — Мне жаль. Он мягко улыбнулся. — Все хорошо, ведь тебя все еще можно изменить. То есть, ты ведь правда не думаешь, что я сделал это, не так ли? — Нет. Я, конечно, хороший лжец, однако Уильям тоже осведомлен об этом. — Конечно, — его улыбка становится настолько широкой, что из-за нее стало виднется слишком много зубов. — Конечно! Даже при всей твоей паранойе и смятении, глубоко внутри, ты ведь знаешь, что я не монстр. Я никогда бы не сделал такие ужасные вещи, — его голос казался тихим и спокойным, в то время как его ногти больно вонзались в мою ладонь. — Но если это был я — если ты думаешь, что это был я — тебе разве не кажется, что это даже более чем хорошая причина, чтобы побыть рядом со мной? Я ведь единственный, кто уверен в том, что ты получаешь необходимое тебе лечение, — он подвинулся ближе ко мне. — Я так же приглядываю за Шарлоттой. Я в ужасе задыхаюсь. Он едва сдерживает смех перед тем, как продолжить. — Даже настоящий я, ни в чем невиновный я, не знает, что будет делать без тебя. Так что просто будь рядом, как и всегда был. Будь моим самым дорогим другом. Я дергаю уголки губ, которые, наверное, складываются во что-то, напоминающее улыбку. — Конечно. Его лицо снова озарилось. — Отлично! Он отпускает мою руку и встает. Я наблюдаю за тем, как он двигает кресло обратно на то место, где оно изначально стояло, и поднимает свою газету. Когда он встал в проходе, оборачиваясь на меня, то я увидел в нем мужчину, с которым был знаком все эти годы. Уильяма, которого знают все. Сильного, спокойного, дружелюбного… нормального. — Поправляйся, — он медленно закрыл дверь, как всегда делал я перед тем, как уложить Чарли в постель. Он закрыл ее так, будто намекал на то, что все еще любит меня. Я замер, сидя на кровати. Я не мог так жить, но я знал, что он и не даст мне умереть. Он хочет, чтобы я смотрел на все это и одобрял его попытки казаться нормальным человеком. Кажется, он чувствовал себя преданным из-за каждой мысли и каждого чувства, которые я к нему испытываю. Даже тем фактом, что я влюблен в него. Ему не нравится почти все во мне, и все же… «Он меня не отпустит» Я прикрываю глаза и вспоминаю сон, который не был сном. Дети пойманы в ловушке, закрыты в коробках, которые я сам и построил ему. Я слышал истории об аниматрониках, блуждающих по ночам, потерянных и опасных. Какое-то время это казалось мне нелепым, но, если уж я официально сумасшедший, то, кажется, я должен верить в такие же сумасшедшие, как и я сам, вещи. Я усмехнулся над собой, но затем резко остановился, вспоминая, что означало то видение. Дети не просто умерли, нет, они страдали все это время, потому что Уильям — монстр. Монстр, который угрожал жизни моей дочери прямо на моих глазах. Мое дыхание стало тяжелым и быстрым. В грудь будто вонзились тысячи игл, но это сейчас меня не волновало. Пальцы смяли простынь, сжимая ее так крепко, что мои костяшки побелели. Всю свою жизнь я ненавидел себя так сильно, что просто не мог ненавидеть кого-либо еще. Я думал, Уильям был доказательством того, что я не смог измениться, думал, что он был моим наказанием за то, что я некогда повел себя как безответственный глупец. Я поднялся с кровати и дошел до раковины в углу комнаты. Как только я смыл прикосновения Уильяма с кожи, то поймал свое отражение в зеркале. Эти мысли не предали мне сильной уверенности, но зато я наконец смог разозлиться. Может, это все, что мне сейчас было нужно. Я ухмыльнулся своему отражению. Сэмми, Чарли, я покончу с этим прямо сейчас. Я собираюсь убить его.