Пропажа

С самого утра клан Ха и Казума, как ведущий, были подняты на аврал Минехой. Все бегали туда-сюда, заглядывали в подчас невероятные места поместья вроде чулана с метлами или львиного вольера, и ужасно переживали, потому что госпожа пропала. Когда Минеха зашла в ее покои, чтобы, по обыкновению, помочь одеться, постель Бишамон была пуста и даже не смята, что означало — богиня не ложилась. Конечно же, перепуганная Минеха помчалась к Казуме, разбудила его и трагическим шепотом сообщила, что госпожу похитили. Естественно, Казума тут же сам бросился в покои Бишамон, и заглянул даже в шкаф и под кровать, как будто богиня могла прятаться там, но его поиски не увенчались успехом. Теперь ведущий шинки носился по поместью в состоянии легкой истерики. Раньше Виина всегда предупреждала о своих отлучках! Так что — ее правда похитили? Сильнейшее божество войны, которое даже без оружия может за себя постоять, или, по крайней мере, в любой момент призвать своих шинки, благо, спальня того же Казумы находилась рядом с ее комнатой? Не может быть — успокаивал себя Чоуки. С госпожой все в порядке. Возможно, ее срочно вызвали в Такамагахару, но почему она не предупредила? Цугуха и Айха рыдали в голос. Казума остановился рядом с ними, борясь с желанием присоединиться. Но он — ведущий, и остальные должны за ним следовать. Если Казума позволит себе впасть в панику — другие тоже разнервничаются, и в итоге могут осквернить Виину. — Успокойтесь, девочки, — сказал Казума, а когда это не помогло, то отодрал Цугуху от Айхи и потряс ее за плечи. — Тихо! Вы что, не верите в силу нашей госпожи? — строго произнес Чоуки, — Она обязательно вернется! Цугуха, прекрати плакать. Айха, ты тоже. Как дети малые! Девушки послушно замолчали, но глаза их были полны слез, а губы дрожали. Казума поймал себя на том, что у него самого трясутся руки. Как было бы здорово сейчас тоже немного порыдать!

***

Весь день прошел в бесплодных поисках Бишамон. К ночи Казума приказал всем шинки идти ложиться спать, и сам, подавая пример, отправился в спальню. Некоторое время он прислушивался, стоя у двери — Цугуха немного всхлипывала, но вскоре затихла. Поместье погрузилось в тишину — звенящую и очень нехорошую тишину, как казалось Казуме. Он убеждал себя, как недавно убеждал остальных, что необходимо поспать, и, зная, что все равно не заснет, разделся и лег в постель. Думая, что пролежит без сна до самого рассвета, уставший за весь день Казума все-таки задремал. Проснулся он от того, что кто-то нежно гладил его грудь. Открыв глаза, Чоуки подавил в себе крик — Бишамон, живая и невредимая, лежала рядом с ним в постели и ласкала его, проводя ладонями по голой груди. Казума сначала хотел ущипнуть себя — вдруг снится? — но учуял от госпожи аромат алкоголя и сразу все понял. И мимолетно пожалел, что не надел пижаму, а лег спать в одних трусах. — Виина, — радостно выдохнул Казума. Все-таки она в порядке, и это главное, а что перебрала с саке — так с кем не бывает? Бишамон — божество взрослое и совершеннолетнее. — Иди спать, Виина, — попытался остановить ее Чоуки, но она поцеловала его в шею, провела языком до ключицы и впилась губами в кожу, оставляя след от зубов. Казума почувствовал напряжение в паху и отстранил госпожу, пожалуй, слишком резко. Биша недовольно вскрикнула, и Казума тут же ощутил свою вину. Но она же пьяна! Она потом сама пожалеет о случившемся! «Я хочу быть твоим единственным мужчиной» — вспомнил Чоуки свои слова и покраснел — он знал, что Биша тоже их помнит. С его стороны было очень дерзко говорить такое богу, но — что сказано, то сказано. — Виина, ты пьяна, — в последний раз попытался Казума вразумить госпожу, но она уже потянула его трусы вниз и обхватила стоящий член ладонью, нежно поглаживая и легко сжимая. Чоуки застонал — ему хотелось дернуть богиню на себя, прижать за тонкие запястья к постели и овладеть ею, но… Вдруг она потом не простит — ни ему, ни себе? Когда Бишамон взяла в рот головку его члена, Казума решил, что пусть все приличия катятся к Изанами — вырвался из объятий богини, перевернул ее и навис сверху, довольно грубо целуя ее в губы и исследуя рот. На языке Чоуки остался привкус рисовой водки, но он был пьян и без вина — пьян Вииной. Подумать только, та, о ком он так давно мечтал, рядом, хочет его и при этом полностью обнажена — на полу цветастой тряпкой валялось ее небрежно сброшенное кимоно. Прижав богиню к постели, Казума поцеловал ее грудь, взял в рот набухший твердый сосок и обвел его языком по кругу. Биша застонала, подставляясь его ласкам, явно одобряя их и желая больше, и Чоуки осмелел, продолжая лизать и покусывать один ее сосок, а другой — гладить пальцами. Биша стонала все громче, и Казума затыкал ей рот поцелуями; она кусалась, и это было больно, но он не обращал внимания — такая боль — сладкая. Потеревшись членом о внутреннюю сторону бедра Виины, Казума осторожно вошел, но когда она чувственно и длинно застонала, сжимая руки на его плечах — толкнулся на всю длину. Бишамон приняла его в себя, она была влажной, горячей и тугой; Казума двигался все быстрее, и богиня вскрикивала с каждым его толчком, а он зажимал ей рот, настойчиво целуя, чтобы на шум не сбежались другие обитатели поместья. Волосы Виины золотым дождем разметались по простыне, она тяжело дышала и просила еще и еще, обнимая его ногами, и Чоуки двигался все быстрее, пока они оба не достигли пика. Казума излился на живот Бишамон, она изогнула спину и закричала — шинки вовремя прервал крик очередным поцелуем — а когда отпустил ее, она прильнула к его боку, целуя в плечо. Казума хотел помочь богине одеться и проводить ее в ее покои, но она уже спала, а Чоуки не посмел тревожить ее сон. Более того, он тоже был вымотан и нервным днем, полным переживаний и поисков госпожи, и сексом, так что вскоре тоже заснул, прижимая к своей груди теплое тело Виины. А разбудил их отчаянный вопль Цугухи: — Казума-сан, госпожи до сих пор нет! Ой…