Soul

Закрывая лицо ладонями, тебе не сокрыть души своей от пронзающего ледяного взора того, кто стоит позади. То, что ты догадался спрятать свои глаза, вполне возможно, спасло твою жизнь. Жизнь, но не душу — она теперь помечена обитающим во тьме лесной существом. Я понимаю, что тебе всегда было интересно, что же может скрывать переплетение теней деревьев, тебе всегда хотелось отведать таинственных фиолетовых ягод, растущих в глубине сети шорохов и отзвуков. А еще едва сдерживаемое желание стать частью всего того, что тебе хочется познать. Радуйся, — ты больше не часть этого мира. Однажды познав некоторые тайны, невозможно вернуться к истокам, к началу своего путешествия; утратив часть своего человеческого сознания и обретя нечто новое на замену старому, каковы твои ощущения? Понравился ли тебе вкус фиолетовых ягод, смог ли ты разобраться в паутине теней, услышал ли секреты деревьев, вслушиваясь в шорохи и отзвуки? Надеюсь, ты доволен результатом. Я — очень; будь моим идеальным воплощением. *** — Эй, Лэнс, а почему бы нам, как самым обычным людям, не отметить Хэллоуин большой вечеринкой? Устроим сеанс просмотра ужастиков, поедания тыквенных пирогов, глупых розыгрышей? — Ханк тщетно уговаривал своего лучшего друга на более безопасное празднование дня Всех святых. Но что есть уговоры для МакКлейна, когда в его голову засела дурацкая идея? Верно, ничто. Мысль о том, что в Хэллуин истончается грань между мирами сначала пугала юного МакКлейна, затем — вызывала скептическое отношение, а теперь — в свои двадцать три года — ему неожиданно захотелось познать праздник с другой стороны — с той ужасной и мистической стороны, от которой поджилки трясутся. Странное навязчивое желание появилось после череды неясных повторяющихся в безумном круговороте снов, посетивших Лэнса накануне праздника. Во сне он видел прекрасную деву в белом длинном, больше похожим на ночную сорочку, платье. Держа в руке свечу, она босиком шла по проселочной дороге к густому темному лесу. Смеркалось и последние нити солнечного света растворялись в наступающих сумерках. Она была совершенно спокойна, идя в самую глубь леса. Казалось, не гостья она здесь — змеи отползали, давая ей дорогу, птицы садились на плечи, но, путаясь в длинных каштановых волосах, улетали, иные животные семенили рядом, опасаясь подходить ближе. Она вышла на поляну, в центре которой свалены упавшие деревья; пламя свечи слабо, но ему дана возможность разгореться, подпитываясь высохшими поленьями — заигрался сильный костер. В руках прекрасной девы больше ничего нет — она их устало опустила и немигающий взор вперила к колыхающимся языкам пламени; дева ждет. Она недвижимо стояла, пожалуй, слишком долго; сумерки давно стали ночью и все сопровождавшие ее ранее животные вернулись в свои убежища. Кроме лишь тихо и смиренно ожидающего, сидящего на ветке ворона. И в один миг позади девы в белом появляется дева в черном, до самой земли, одеянии. От нее веет чем-то холодным и ужасным, заставляя все внутри гореть ледяным огнем. Взгляд ее направлен на яркий свет от костра — сейчас она не может ничего сделать, но стоит костру погаснуть и жизнь смелой девушки вмиг оборвется; но это не грозит ей — пламя сильно. Дева в белых одеяниях закрывает лицо руками, подпуская незнакомку ближе. Картинка сменяет картинку и вот незнакомка уже протягивает свою ледяную ладонь хрупкой девушке; без тени страха свершается это рукопожатие. Картинка сменяет картинку. Низ белого платья горит. Остро чувствуется запах паленой кожи. Пару мгновений спустя платье тухнет, тьма окутывает лес. Сияющие нечеловеческим голубым огнем глаза слишком близко… — Я до боли в ногах хочу туда сходить. *** На этот раз со своей безумной идеей Лэнс оказался в меньшинстве. Попав на самую ответственную часть — украшение дома «по-вечерински» — он со юмором вспоминал свою глупую затею сунуться в лес на ночь глядя. Собственный звонкий смех еще долго он слышал где-то глубоко в подсознании. А затем кто-то щелкнул пальцами, погрузив юношу во тьму. Второй щелчок раздался также неожиданно, как и первый. МакКлейн медленно озирался по сторонам — на него смотрел густой и темный лес. Поблизости не было ни одного огонька цивилизации, кроме маленькой свечки в его руках. Несколько капель воска обожгли пальцы. Одна картинка вновь сменила другую. Открыв глаза, Лэнс увидел костер впереди себя. В ладони он бережно держал фиолетовую ягоду, врученную ему тем существом, стоявшим слева. Осторожно повернув голов голову, Лэнс увидел юношу с темными волосами и шрамом на щеке. «Странно, во сне это была девушка». Юноша, чувствуя на себе чужой взгляд, повернулся. Лэнс закрыл свои глаза, прячась, едва взглянув на нечеловеческий голубой огонь, сияющий в очах стоящего рядом. Ледяные пальцы взяли фиолетовую ягоду, преподнося к теплым человеческим губам, приказывая съесть угощение. *** Лэнс проснулся в квартире Ханка. Попытавшись дернуться, он понял, что спал в кресле. Вытащить свою тушку ему помогли его длинные конечности — оттолкнувшись от спинки кресла рукой, он подтянул колени к груди и перевернулся набок, совсем неграциозно впечатываясь в пол. Доползти до ванной оказалось проще, чем встать на ноги после длительного сна в одном положении. Отражение в зеркале несильно удивило МакКлейна — бывало и похуже. Краем глаза в зеркале он увидел темноволосую макушку, не успев среагировать, его плеч уже коснулись ледяные ладони. — Тебе понравилось вчерашнее угощение? — Голос прошипел, словно выводок змей, прошуршал, словно опавших листьев сады, протрещал, словно объятые огнем поленья, прозвучал, словно капли дождя по осенней мертвой траве. Пахнуло сыростью и корой дуба. Ледяные мертвые руки обвили грудь юноши, заставляя оцепенеть. — Эй, Лэнс, ну что так долго? — Ханк полусонный ввалился в ванную комнату, застав в ней на редкость взволнованного и бледного парня. — На тебе лица нет. Ты в порядке? *** «Знаешь, зачем я пришел?» — Мертвое уже целую вечность, нечеловеческое, преследующее Лэнса создание сидит напротив, смотря как завтракает юноша. «Чтобы осквернить этот мир. А ты будешь моим идеальным воплощением». Он протягивает свою бледную руку, испещренную мелкими поперечными шрамами. Лэнс фыркает — протянутая ему рука левая. «Уже поздно строить кого-либо из себя. Мое осквернение началось с твоей души, она теперь почва для моих действ». Он улыбается так странно, словно осуждает себя за подобные речи, но из поля зрения не исчезает. И больше не исчезнет. Никогда.