Добрый совет

Камешек выскользнул из-под ноги и, бодро подпрыгивая, покатился вниз. Взбиравшийся по склону коренастый, широкоплечий молодой мужчина, еще почти юноша, с густой рыжей шевелюрой, остановился и приставил ладонь ко лбу, вглядываясь в далекую линию горизонта. У ног его далеко окрест простиралась Итака. Маленький бесприютный островок с рассыпанными тут и там скалами и чахлой зеленью. Никому, кроме жителей этого самого островка, не нужный и не интересный. На короткое мгновение резкие черты лица юноши смягчились, и губы его тронула едва заметная, мечтательная улыбка. Однако вскоре он вновь нахмурился и принялся что-то сосредоточенно выискивать взглядом. — Где же он? — бормотал он. — Ведь пастухи не ошиблись… В жестах, в голосе его прорывалась досада. Уже который день он бродил, осматривая окрестности, тем не менее найти зверя, на которого жаловались жители, никак не мог. День давно был в самом разгаре, и вероятность того, что поиски снова завершатся ничем, становилась, увы, все более реальной. Но вскоре с губ его сорвался победный возглас. Неподалеку, около рощицы, простиравшейся прямо у подножия холма, на котором он стоял, разорял муравейник дикий кабан. Молодой охотник приободрился, расправил плечи, перехватил поудобнее два копья, что нес с собой, и принялся спускаться, стараясь не терять животное из вида. В противоположной стороне над морем пронзительно и громко кричали чайки, листва деревьев тихонько шелестела, веяло свежестью и прохладой. Юноша остановился, пригнулся, намереваясь спрятаться за ближайший валун, и вдруг нелепо взмахнул руками, словно пытаясь ухватиться за воздух. Камни полетели вниз дружной лавиной, охотник упал и покатился с крутого склона, обдирая колени и локти, и все же, как ни старался, так и не смог остановиться, пока не достиг подножия. Теперь пытаться подкрасться к вепрю незаметно не имело смысла — громадный секач заметил его. Маленькие глазки зверя загорелись угрозой, он принялся скрести копытом землю и раскачиваться, готовясь к нападению. Юноша вскочил на одно колено и подобрал копье. Отвел руку назад, прицеливаясь и одновременно выискивая в толстой, покрытой свежими ранами шкуре слабые места, затем послал копье в полет, но кабан не стал дожидаться, когда его убьют, и ринулся в атаку. Молодой охотник прицелился вторично, уже понимая, что убить его вряд ли сумеет, и лихорадочно обдумывая пути отступления, однако в этот самый момент вепрь как-то странно подскочил, на одно бесконечно долгое мгновение завис в воздухе, а потом пал на землю, бездыханный. Юноша шумно вздохнул, и вдруг совсем рядом где-то над его головой послышался звонкий женский смех. — Будь осторожен, отважный Одиссей. Что скажет царь Лаэрт, если в одночасье лишится своего единственного сына? — Афина, — выдохнул молодой охотник пораженно, узнавая, во все глаза разглядывая стоящую прямо перед ним женщину в струящихся белых одеждах, в шлеме, со щитом в руках и окутанную едва заметным золотистым сиянием. — Она самая, — подтвердила богиня. Это действительно была она, величественная, прекрасная, как только может быть прекрасна богиня. Свет мудрости в глазах, казалось, затмевал солнце. Одиссей по-прежнему стоял на коленях и даже не дышал, завороженный увиденным. Увидев, что он и не думает двигаться, она подошла ближе и протянула руку. — Встань, — приказала богиня. Одиссей ухватился было за протянутую ладонь, однако тут же дернулся, словно обжегшись, и поспешил вскочить. Афина вновь рассмеялась. — Кажется, однажды встреча с кабаном уже чуть не стоила тебе жизни, — поддразнила она, не отводя от царевича доброжелательного изучающего взгляда. Одиссей гордо вскинул голову. — Мне было пятнадцать лет, и я убил его. — Самонадеянный мальчишка, — ответила богиня, и в голосе ее послышалось восхищение. — Твое копье тогда направляла я. На лице Одиссея отразилось понимание. — Так ты меня охраняешь? — Да, — ответила она просто, и Одиссей в смущении опустил взгляд. Множество вопросов разом зароились у него в голове. Он задумчиво покачал головой и решился задать один из них: — Но зачем тебе это? Афина в ответ усмехнулась лукаво. — На это у меня есть свои причины. Ты внук Гермеса и с самого детства проявляешь сообразительность. Это ценное качество. — У тебя есть поручение? Я что-то буду должен сделать? — Ничего, Одиссей. Пока ничего. Живи как жил. Ходи на охоту, принимай гостей. Вскоре тебе предстоит небольшое путешествие, но о нем говорить пока рано. Иди домой, царевич, Лаэрт уже беспокоится. Посмотри, солнце давно миновало зенит. Она жестом указала на небо, туда, где, правя златогривыми конями, совершал свой ежедневный путь Гелиос. Однако Одиссей стоял, не замечая, как будто, ничего вокруг. Он разглядывал видневшиеся из-под шлема светлые пряди, глубокие, подобно небу, голубые глаза богини, ее совершенные черты. Афина покачала головой и, не говоря более ни слова, исчезла, словно ее и не было никогда. Одиссей моргнул, приходя в себя, вздохнул тяжело и, взвалив тушу кабана на плечи, побрел к дому.

~

Расположившийся на холме дворец царя Итаки мог произвести впечатление разве что на крестьянина или пастуха. Двухэтажное строение со скудно обставленными залами, оно чем-то отдаленно напоминало большой сарай. Тем не менее Одиссей искренне любил его и теперь с радостью переступил родной порог. Здесь, в этих стенах, среди полутемных комнат и гулких коридоров всегда находил он успокоение от забот. По крайней мере, так было в прежние годы. Отец приветствовал сына радостным возгласом на пороге пиршественной залы. — Ты убил его! — воскликнул Лаэрт, распахивая Одиссею объятия и с уважением разглядывая тушу матерого самца. Тот в ответ лишь молча покачал головой и скинул тушу на пол. Даже нимфы на фресках, казалось, повернули головы и посмотрели на него с интересом. — Мне помогла Афина, — пояснил Одиссей. — Я видел ее. Он вкратце рассказал о том, что произошло. На лице царя появилось новое непонятное выражение. Могло показаться, что он увидел собственного сына впервые в жизни. Он внимательно оглядел его, а потом склонил голову и проговорил благоговейно: — Нужно будет завтра же принести благодарственные жертвы. Одиссей ничего не ответил. Некоторое время он стоял, пристально разглядывая весело потрескивающий огонь в очаге, потом словно очнулся и пробормотал: «Да, конечно», и ушел из зала. Лаэрт проводил сына долгим взглядом.

~

За обедом Одиссей был задумчив и тих. Не было слышно его обычных веселых шуточек, едких острот. Он тщательно пережевывал лепешку с сыром, запивал ее разбавленным молодым вином, и взгляд его при этом, казалось, был устремлен внутрь себя. Слов отца, равно как и замечаний матери, он не слышал. После обеда Одиссей попросил прощения, встал, не дожидаясь ответа, и пошел к морю, и после долго сидел на берегу, наблюдая, как набегают на песок резвые волны и солнце садится, окрашивая небосвод в золотые тона. — Одиссей, — раздался рядом с ним тихий голос. Царевич обернулся. За спиной у него стояла Эвриклея, его няня, нестарая еще женщина сорока с небольшим лет. Одиссей тяжело вздохнул и вновь отвернулся к морю. — Тебя послали родители? — спросил он. Эвриклея села рядом на нагретый солнцем камень. — Нет, я сама пришла. С тобой что-то происходит весь день, мой господин, и я за тебя волнуюсь. Одиссей с деланным безразличием пожал плечами. — Не произошло ровным счетом ничего особенного. — И все-таки. — Просто я, кажется, влюбился. Некоторое время Эвриклея молчала, обдумывая ответ. Наконец она снова заговорила: — Ты уже сказал ей? Она знает о твоих чувствах? Одиссей снова покачал головой. — Нет. — Почему? — Она разгневается, если узнает. Няня удивленно вскинула брови. — Ее гнев так страшен? — О да. Кто угодно испугался бы, не только я. Золотистая дорога, ровная, как стрела, покачивалась на воде и убегала к горизонту. Пенные барашки волн, набегая на берег, лизали обнаженные ступни Одиссея. Вся фигура его, напряженная, как струна лиры, выражала отчаяние и покорность судьбе. В глубине карих глаз плескалась боль пополам с восхищением. Восхищением тем, к чему были устремлены весь день его мысли. Эвриклея проговорила тихо: — Наверное, я многого не понимаю сейчас, мой господин, и все-таки послушай совета старухи — скажи ей. Как знать, может быть, ее и не прогневят твои слова. Вскоре Эвриклея ушла, а царевич еще долго сидел, ежась на стылом ветру, и смотрел, как зажигаются на небе одна за другой яркие крупные звезды. Наконец, когда над горизонтом показался узкий серпик луны, он встал и пошел во дворец.

~

До самого утра Одиссей пролежал без сна, слушая, как поют под окном цикады, утром же, едва розоперстая Эос распахнула небесные врата, чтобы выпустить колесницу Гелиоса, он встал, плеснул на лицо холодной воды, приводя мысли в порядок, и прошел в комнату, где всегда, сколько он себя помнил, стояла рядом с жертвенным алтарем статуя Афины. Набрав вина, он совершил возлияние и, принеся в жертву гроздь винограда, склонил голову перед старым деревянным изваянием, шепча молитву. Глухой шепот его был едва слышен. Робко заглядывавшие в окно солнечные лучи освещали белые стены. Хлопотавшие в кухне слуги старались говорить тише, чтобы не тревожить царевича. Трудно было понять, сколько прошло времени. Наконец воздух рядом с алтарем засветился, и на мозаичный пол шагнула Афина, такая же прекрасная, как и накануне, однако на этот раз как будто чем-то опечаленная. — Одиссей, — позвала она. Царевич поднял на богиню воспаленный взгляд. — Я знаю о твоих чувствах и скорблю о них. Увы, но ответить на твою любовь я не могу. — Я понимаю, — прошептал он глухим, срывающимся голосом. — Помочь тебе забыть ее так же не в моей власти. И все-таки я могу дать тебе совет. — Я внимательно слушаю, моя богиня. — Обрати взор на земную женщину. Одиссей горько усмехнулся. В это мгновение он выглядел гораздо старше своих лет. — Я искал. Давно уже. Но нигде не встретил. — Ты искал на Итаке, а я советую обратить взор на Спарту. Одиссей вздрогнул. — Ты имеешь в виду Елену? Афина рассмеялась, звонко и заразительно. — Нет. Елена красива, не спорю, но это единственное ее достоинство. Я знаю тебя, царевич Итаки, и знаю, что ты не удовлетворишься такой женой. Нет, обрати внимание на ее сестру. — Какую? У Клитемнестры уже есть муж, Агамемнон. — Я говорю о Пенелопе, дочери Икария. — Племяннице царя Тиндарея? — Да. Она красива. Люди называют ее богиней среди женщин, и они не лгут. Однако помимо этого она умна, благоразумна, не уступает тебе по сообразительности и отваге. Приглядись к ней, и если ты завоюешь ее сердце, то сможешь стать поистине счастливым мужчиной. Она сохранит твой очаг, когда придет время. Одиссей смотрел на Афину не отрываясь, на лице его ясно читались внимание и все ярче разгоравшийся неподдельный интерес. Богиня улыбнулась удовлетворенно и вновь заговорила: — Итак, поезжай в Спарту. Скоро туда начнут съезжаться со всей Эллады прославленные мужи, чтобы попытаться заполучить руку Елены. Познакомься с ними. Ты умен, Одиссей, ты хитер и сметлив, однако что толку в этих чудесных качествах, если о них никто не знает, кроме коз на Итаке? При этих словах лицо Одиссея вспыхнуло гневом. Афина усмехнулась краем губ. Одиссей вздохнул глубоко, выравнивая дыхание, и уже спокойно спросил: — Значит, ты советуешь мне уехать? — Да. Познакомься с новыми людьми, заведи друзей. Присмотрись повнимательнее к Пенелопе. И я обещаю, что скоро ты позабудешь о своей печали. Некоторое время царевич смотрел на огонь жертвенника. Затем, приняв решение, расправил плечи и посмотрел богине прямо в глаза. — Я еду. — Тогда иди и скажи о принятом решении отцу, храбрый Одиссей. И ни о чем не беспокойся — я по-прежнему буду тебя оберегать. Я с тобой.