***
Маленький Билли плачет и плачет, и плачет. Плачетплачетплачетплачет. Этот ребёнок никогда не перестаёт плакать. У Билли всё время лезут-зубки-болит-животик-сбиты-колени. Он словно чувствует боль всего мира. «У вашего сына нет родственной души.» «Такое случается. Примерно один случай на миллион.» Сара смотрит на сына скорбно-разочарованно.***
Сара просит его заткнуться, он не даёт спать лапочке-Джорджи. Сара просит его перестать выть. «Ты пугаешь малыша.» Но Билли больнобольнобольнобольно. И эта боль грызёт его изнутри, превращая внутренности в желе, вырывая позвоночник, перемалывая кости. В шесть он перестаёт плакать. Только тихо скулит в своей комнате. Потому что кто-то выворачивает его зубы, терзает дёсны. Это продолжается бесконечно долго. «Милый, у Джорджи режутся зубки.» Кто-то тычет иголки в его колени, царапает и рвёт ладони. «Дорогой, Джорджи делает первые шаги.» Иногда он задается вопросом: не забыли ли родители о его сущестововании?***
Ему двенадцать, и он уже знает, что эта боль их общая — его и брата — но чувствует её только он. И Билл рад, что каждый раз, когда какой-нибудь ублюдок с садистскими наклонностями зажимает его в углу и бьет до звёзд перед глазами, Джорджи ничего не чувствует. Билл счастлив, что всякий раз, когда выпивший отец срывает на нем злость и называет выродком, Джорджи ничего не чувствует. И сейчас, когда все его тело ломит от температуры, мозги превратились в кисель и с соплями вытекают из его бедной тушки, Джорджи ничего не чувствует. Только смотрит жалостливо и просит поиграть с ним. Билл, игнорируя крутящую боль в животе, объясняет, что заболел и не может поиграть с братом. И делает кораблик — маленький знак внимания, легкий способ откупиться от всеми любимого и порой такого надоедливого ребёнка. — Будь осторожен, — выдыхает Билл, глядя в окно на машущего ему Джорджи. Мальчик опускает лодку в воду и тут же устремляется следом. Билл провожает его взглядом.***
Билл распахивает глаза. Боль вспыхивает, словно звезда, посередине лба и какое-то время отдается сильной пульсацией. «Наверное, Джорджи во что-то врезался. Он такой неуклюжий», с небольшим раздражением думает подросток, устало прикрыв глаза рукой. Билл любил своего младшего брата, возможно, даже сильнее, чем все остальные. Но иногда он думал, что для него было бы намного лучше, если бы Джорджи не было. Если бы мальчик не родился или с ним что-нибудь случилось, и Билл снова стал единственным ребенком. Конечно, это не исправило бы того факта, что Билл — бракованный, но, возможно, заставило бы родителей вспомнить о его существовании и избавило бы от дополнительной боли. Сейчас его мысли снова потекли в этом русле, но он стремительно гнал их от себя. Он правда очень любил мальчика. Он начал засыпать, когда почувствовал резкую, сильную боль в правой руке. Словно она попала в мясорубку. Или превратилась в набор бенгальских огней загорающихся друг от друга — жар следовал от запястья к предплечью, а потом, где-то в районе плеча взорвался огромный фейерверк, как те, что запускают четвертого июля. И Билл провалился в сырую, пахнущую гнилью тьму.***
— Без обид, Билл, но я не хочу закончить, как Джордж, — Эдди спрятал глаза от друга, посмотрев на Стэна. — Я не хочу пропасть без вести. — Согласен. — Т-т-ты ты тоже?! — пробормотал Денбро. — Сейчас лето, мы должны развлекаться, а тут не прикольно, тут грязно и страшно, — высказал общую мысль Стэн. А потом возник из ниоткуда этот пацан, Бен, и Билл не смог рассказать друзьям, что это была его вина. Что, если бы он не думал так про брата, ничего бы не случилось. Если бы он поиграл с ним дома, а не отмазался с помощью кораблика, Джорджи был бы жив. Да, он знал, что мальчик мертв, потому что ничего не чувствовал. С того октябрьского дня Билл больше ничего не чувствовал. Кроме грязной и вязкой, как сточная вода, вины. Всё, чего Билл хотел, это найти тело брата, чтобы его могли похоронить, как положено.***
— Это безумие! «Конечно, это безумие», думал Билл, толкая пламенную речь, стоя у дверей самого стремного дома в городе. — Я прихожу домой и вижу, что Джорджи нет. Его одежда, игрушки, эти долбанные чучела животных есть, а его нет. Так что, мне зайти сюда проще, чем в свой собственный дом, — «проще, чем видеть прямое доказательство своей вины, проще, чем слышать от родителей, что лучше бы это случилось со мной, проще, чем снова и снова проматывать в голове события того дня, пытаясь понять, как бы всё случилось, поступи я иначе», закончил Билл про себя. И открыл дверь. — Стой, а где Эдди? — Помогите! Спасите! — донеслось до них, и они бросились в сторону криков. Они залетели в очередное помещение, после Билл вспомнит, что оно было похоже на кухню, совмещенную со столовой, и увидели Эдди, а прямо перед ним по-настоящему гротескного клоуна, весь внешний облик которого был призван наводить ужас. — И это недостаточно реально для тебя, Билли? — подскакивающим на несколько октав голосом спросил клоун, растягивая губы в улыбке, больше похожей на оскал. — Я тоже не достаточно реален? А для Джорджи всё было по-настоящему! — злобно, почти обиженно выплюнул он и истерично захохотал. Дальше события развивались ужасно стремительно — всё произошло буквально за какую-то минуту, но словно в замедленной съемке и запомнилось фрагментарно — вот оно несется на них, вот появляется Беверли, вот оно ранит Бена и уходит, а Билл следует за ним, словно привязанный, вот Ричи вправил Эдди руку, и они все дружно уносят ноги. В водовороте событий Билл так и не понял, что его голова превратилась в минное поле боли в момент, когда Беверли нанесла по клоуну удар.***
— Я тоже люблю тебя, — он делает ещё один шаг вперёд, медленно поднимая руку, — Но ты не Джорджи, — и нажимает на курок. И тогда он чувствует. Несмотря на то, что он, вместе со всеми бросается на клоуна, и все его инстинкты вопят об опасности, Билл прекрасно всё чувствует. На этот раз ни злости, ни страху не удается заглушить физическую боль. Особенно чужую. Он чувствует всё четко, настолько, будто бы зубы Бена впиваются именно в его руку. Денбро хочется засмеяться громко, надрывно, истерично, как смеялся до этого Пеннивайз. Биллу хочется спросить Господа Бога, Вишну, колесо Сансары или кто там всем заправляет, что такого он сделал в прошлой жизни, что в этой так страдает. Но в этот момент оно скидывает подростка с себя, и он больно ударяется об пол. Клоун выпускает воздух из легких одновременно с ним. Судорожно пытается сделать вдох. Тут Билл понимает, оно тоже чувствует. Эта мысль неоновой вывеской вспыхивает в его голове. Пока Пеннивайз делает «деловое» предложение его друзьям, в голове Билла проносится, как скоростной поезд, неожиданная мысль — сколько же сотен или тысяч лет клоун провел, в ожидании родственной души? А что, если его родственные души-люди раз за разом умирают от старости, болезней или несчастного случая, а он продолжает жить? «Да тут любой бы крышей поехал», решает подросток. — Уходите, — выдавливает из себя Билл. — Я вас во всё это втянул, из-з-з-звините, — в нем бушует целое море противоречивых эмоций: вина перед братом и друзьями, которых он втянул в это, радость от приобретения родственной души — доказательство того, что он вовсе не бракованный, страх, отвращение, презрение по отношению к себе, беспомощность. Ему бы на минутку передохнуть, успокоиться, упорядочить этот кавардак, принять решение, но всё решают за него. — Добро пожаловать в клуб «Неудачников»! — и мир Денбро взрывается. Они смотрят, как клоун начинает растворятся в воздухе, а после исчезает в глубинах канализации. «Оно мертво?» Вопрос висит в воздухе, на губах каждого, но никто не произносит его вслух. Но он знает. Билл Денбро чувствует боль, что растекается по венам кислотой, и чужое сердце, бьющееся в унисон с его собственным.