Часть 1
4 ноября 2018 г. в 23:12
В их квартире нет мебели; только старый диван с выбившейся пружиной и раскладывающийся с ужасными воями.
В их квартире нет интернета — не провели. Не то, чтобы дорого, но просто не хочется постоянных звонков и сообщений, отвлекающих от важного.
В их квартире белые обои, потому что «Вахтерам» играла в наушниках у обоих в момент выбора. И, соответственно, черная посуда.
В их квартире едва тепло, потому что дверь на балкон закрывается неплотно и мерзлый воздух бьёт по ногам. Ничего. Они греют друг друга сами.
В их квартире не получается делать эстетичных фотографий, как хотел бы Лёша, но время тут летит в пять раз быстрее, так что приходится расходовать его с умом. Точно не на инстаграм.
В их квартире вечером не горит свет, а утром музыка играет на полную громкость — соседка тётя Оля смеётся постоянно, чего у них Шопен на Цоя сменяется, а потом на Драконов или Панику (тётя Оля знает — у неё две дочери-подростка, она «шарит»).
В их квартире временно квартируют два потерянных ребёнка: один слишком боится перемен, а второй ищет бескорыстности во всем
(спойлер: не находит)
В их квартире избыток минимализма, голые стены, полы. Потолок с проводом шестивольтовой лампочки. В их квартире они — юные и не готовые открываться миру, поэтому альтернативу находят друг в друге, заменяя семь миллиардов одним человеком. Так проще, правда.
Им это нужно: абстрагироваться и как вакуумом накрыться, звуков не слышать, света не видеть — глупую комедию на фон поставить и о глупостях (об очень важных глупостях) говорить. Всю ночь, не включая света.
Кто-то из них потом в кармане куртки найдет забытую сигарету — сначала забыли её, а теперь поможет она. Саша отнекивается, просто ноги друг о друга трёт и глядит на ночную Москву (забывается, что Москва, Город Без Имени, скорее). Лёша на язык перекатывает клуб режущего дыма, жуёт угол губы — выдыхает. Саша задерживает дыхание, чтобы не вдыхать яд очередную влюблённость в Лёшку Миранчука.
— Курить не модно. Особенно ночью.
— Почему?
— Потому что это слащаво. Как будто для алкоголя ты слишком трус, а для сигарет самое то. Если убивать себя, то по полной.
— Я не убиваю себя.
— Мы все себя убиваем.
— И чем же ты?
— Тобой.
Лёша хмыкает: у Саши в глазах черти разжигают ритуальный костер, готовят бубны, чтобы в жертву принести лёшину дьявольскую улыбку. Не сопротивляется; на губах дым сменяется вишней колы, и бока так внезапно начинают согреваться чьими-то руками.
Спина глухо ударяется о кирпичную стену.
— Я уезжаю завтра.
Гнусно, когда только за день до узнаешь. Столько планов было, столько надежд: во вторник — «Марсианин», в среду — «Ходячий замок», в четверг — сериал какой-нибудь старый. А теперь ни вторника, ни четверга, ни следующего месяца — ни следующего года, может быть. Только на связь надо надеяться; а здесь её нет.
Они не говорят об этом, слишком тяжело. Саша просто сильнее жмётся ночью, к стене не отворачивается, как обычно. Позволяет даже за руку взять себя — раньше не любил.
А Лёша не спит. Не получается просто.
Утром оставит Сашу ещё немного полежать, сам спустится по морозу в магазин за чем-нибудь приличным; впервые, кажется, раньше только чипсы и дешёвая газировка в пластиковом стакане, которая горло дерёт ядерным привкусом — тянуть не так уж и плохо, и дуть на руки в холодном зале, пытаясь согреть, и чёрствые баранки тоже вкус приобретают свой, и ешь их, и думаешь что-то вроде того, что «вот оно — счастье».
Мимолетное совсем. Пора прощаться.
Лёша напевает короткое «когда ты улыбаешься, ноги подгибаются»; Саша не может не умиляться этому, и тоже смеётся. Сонный, ещё со следами подушки на щеке и бардаком на волосах, который девочкам нравится очень — домашний такой, Лёша раз пятнадцать повторяет, что будет скучать. Саша молчит.
Но и эта крепость неприступная, бойницами со всех сторон обставленная, сдаётся: Саша просит писать как можно чаще, утыкается носом в шею и долго-долго молчит. Лёша сильнее только обнимает, в макушку кивает — говорить не может, в горле ком («Пересмотрел своих мелодрам, теперь буду плакать»).
— Я жду тебя на зимних каникулах. Новый год мы встретим вместе.
— Обязательно.