breaking bad

Джевону тринадцать, и он каждый день старательно записывает новые оскорбления на лист А4, чтобы вечером вновь, после того, как пожелает матери доброй ночи, забраться под одеяло и перечитать их. Самобичевание становится неотъемлемым ритуалом перед сном, и чёрные буквы, аккуратно выведенные на девственно чистой странице, помогают не забывать о собственной никчёмности, ненависти и отвращении, которые он вызывает у сверстников. Едкие оскорбления уже не вызывают сильных эмоций, перекошенные злостью лица смешат до боли в рёбрах, когда его снова пихают в туалет и избивают до такой степени, что Ли ещё час лежит на холодном кафеле, пытаясь привести в порядок дыхание. Ощущение, будто лёгкие сковало стальными цепями, и воздух упрямо отказывается проникать в тело дальше трёх коротких вздохов. Он вытирает разбитую губу краем майки, которую потом выкидывает, а дома с улыбкой на лице говорит, что кто-то слишком сильно пнул мяч на перемене, и он просто не успел увернуться. Мать ласково треплет его по голове, говорит что-то про безобразных мальчишек и тоже улыбается. Такая наивная, такая родная, и Ли готов врать до последнего, лишь бы она никогда ничего не узнала. Джевону тринадцать, и у него такая чернота в душе, что он начинает медленно ей захлёбываться. *** Мать всё-таки находит этот проклятый листок, и Джевон по глазам видит, как её мир рушится. Оказывается, её мальчик не проводит время после школы с друзьями, потому что их попросту нет. Оказывается, синяки и царапины не от шуточных драк, а от систематических издевательств. Ли продолжает улыбаться и говорит, что всё нормально, что такое со многими случается, и его записи - своеобразный способ справиться со всем этим, они помогают помнить, почему это он кого-то там ненавидит. Под "кем-то" он подразумевает себя, но матери об этом знать необязательно. Ей больно и невыносимо грустно, и Джевону кажется, что его вот-вот разорвёт на части - мать разделила с ним его боль, но легче от этого не стало. *** Джевону восемнадцать, и обида, приправленная злостью, выливается текстом на бумагу - совершенно безобидным, в отличии от терзающих его эмоций. Джевону восемнадцать, и он завязывает на голове бантиком дурацкие банданы, а-ля Тупак, носит джинсовые комбинезоны и таскается по андеграундным клубам. Он случайно зачитывает восемь строк, пока какие-то обкуренные придурки дерутся за право взять микрофон первым, и толпе вроде бы заходит глупый текст про первую любовь-суку. Ничего впечатляющего, но перед уходом пара человек спрашивает, как его зовут, кто-то ржёт над нелепым сочетанием низкого голоса и детского комбинезона, но Ли чувствует себя почему-то очень важным и охуенным. Джевону восемнадцать, и он даже не запоминает имена всех, с кем трахается. Диджей из одного клуба, вышибала из другого. Парень с непонятной татуировкой на всю шею, с которым они сталкиваются в круглосуточном магазине, тупо шутят, пока стоят на кассе, и Джевону кажется, что этот бессмысленный флирт не перерастёт во что-то более интересное, пока парень не толкает его в первый переулок, грубо прижимая к холодной стене. Какой-то дохрена талантливый фристайлер с которым они в шутку диссят друг друга на потеху толпе, а потом вышибают дверку кабинки в туалете, потому что эмоции после батла бьют по вискам, потому что у Джевона перед глазами - чёрная пелена, и он не может избавиться от неё в одиночку. Он пытается заполнить дыру в душе всем, что только попадётся под руку, и дни наполняются литрами алкоголя, блоками сигарет и новыми лицами, которые он забывает уже к утру. В мыслях остаются лишь образы, достаточно смазанные, чтобы события ночи казались сном, но достаточно красочные, чтобы отвлекать от бесконечной ненависти к себе. Джевон прячется за наигранно милым образом, беспечно улыбаясь в лицо неприятелям, бесит до скрежета зубов своими комбинезонами, в которых больше похож на детсадовца, нежели на рэпера, за которым уже начали таскаться в надежде подцепить после клуба. Какая-то местная кукла в очередной раз высмеивает его детский образ и называет идиотом, всем своим видом давая понять, что к ней и подкатывать не стоит, но у Ли - лишь улыбка от уха до уха, которая вновь демонстрирует его полнейшую невосприимчивость к открытой ненависти. Потому что больше всех себя ненавидит он сам. Потому что у парня красотки - маленькая родинка прямо под выступающей тазобедренной костью, и Джевону правда интересно - а её он тоже трахает грубо, держа за бёдра так, что синяки проступают уже через пять минут? *** Он продолжает цепляться за других людей, пытается согреть вечно холодные пальцы в чужом душевном тепле, которое отнимает безжалостно, но ничего не получается. Внутри - чёрная дыра, и она затягивает в себя всё, чего Ли касается, выплёвывая наружу удивительно лёгкие тексты. Жизнь несётся вперёд, но, кажется, Джевон её совсем не чувствует. Он так и не может понять, кто же из них умер. *** Он сталкивается с кем-то из давних обидчиков в кафе. Честно пытается вспомнить имя, и не может - потому что ему всё равно. Правда всё равно. Потому что он перестал чувствовать хоть что-то ещё десять лет назад, когда блевал желчью и кровью. Парень пробивает газировку и пытается заговорить, подобострастно улыбаясь, но сбивается и замолкает, встретившись с Джевоном взглядом - абсолютно безразличным, настолько пустым, что на лбу моментально выступает холодный пот. У Ли в голове - такая же пустота, что и во взгляде. Мозг включается как только он выходит из кафе, и первая мысль - именно это понравится зрителям. Он пишет текст прямо на коленке в автобусе, судорожно перечёркивая слова, карандаш рвёт бумагу и противно утыкается в ногу, но ему всё равно - рука сама выводит буквы, и неровные каракули уносят мысли на годы назад, на губах - вкус крови, такой реальный, что Ли непроизвольно касается их кончиками пальцев, проверяя. Шиён чуть ли не прыгает от радости, слыша о теме выступления, и по-смешному зло раскрывает глаза с полной готовностью пойти и набить лицо обидчику. Они остаются вдвоём в студии до ночи, пытаясь привести текст в более подобающий вид, соприкасаются коленями потому что тесно, и потому что Джевон совсем не против. Атмосфера какая-то интимная, совсем не напрягающая, и Ли впервые за долгое время чувствует, как извечный стресс понемногу покидает его тело. Дышать всё также тяжело, но каждый вдох больше не отдаётся дикой болью в сердце. Шиён кладёт теплую ладонь на бедро, словно так и надо, и даже не отрывает взгляд от монитора, другой рукой подтягивая ползунки звука до нужной позиции. Джевон откидывается на спинку стула, медленно выдыхает и прикрывает глаза, смотрит из-под опущенных ресниц абсолютно расфокусированным взглядом куда-то сквозь Хона. Стопка текста летит со стола, рассыпаясь огромными снежными хлопьями по полу. Следом за ними - сам Ли, больно прикладываясь выступающими лопатками о прохладную поверхность. Шиён садится между его разведённых ног и рывком задирает толстовку до шеи, касается живота обветренными губами. Джевон чувствует, как внутренности охватывает пламенем, когда Хон ведёт дорожку влажных поцелуев до ключицы, утыкается носом в сгиб шеи и резко кусает. Боль прошибает неожиданно, темный потолок перед глазами идёт белыми пятнами, и Шиён чересчур ласково зализывает место укуса, опаляет влажную кожу горячим дыханием, но эффект противоположный - Джевону холодно, и он лезет ладонями под его кофту, прижимается настолько близко, насколько это возможно. Всхлипывает, когда Хон входит в него, цепляется пальцами за острые плечи как за спасательный круг, потому что именно сейчас реальность грозится распасться на жалкие кусочки. Хон двигается медленно и размашисто, одной рукой упираясь в пол, другой прижимая к себе Джевона за шею, чтобы тот не приложился своей бестолковой головой об пол. Но Ли чувствует твердую поверхность каждым выступающим позвонком, чувствует, как синяки уже начали проступать по всей линии изгиба. Шиён аккуратный, и, тем не менее, он не церемонится, оставляя больные засосы на груди. Материал его кофты, какой-то слишком неприятный, противно трётся об оголённую кожу, и Джевон, оставляя попытки стянуть её с Хона, упирается ладонями в грудь, буквально отпихивая его; протяжно стонет, когда Шиён ускоряет темп в ответ и буквально ложится на него, не давая шанса хоть как-то его оттолкнуть. Они продолжают работу в тишине, изредка вставляя необходимые комментарии. Джевону легко, так, как не было уже очень давно. Никакой неловкости и недосказанности. Тёплые пальцы Хона беспорядочно выписывают неизвестные узоры на его руках, плечах, невесомо касаются губ и плавно переходят на шею, за ворот худи, прямо на огромный засос. Ли знает, что завтра они не придадут никакого значения случившемуся, и всё будет принадлежать лишь этому вечеру, но сейчас на душе спокойно, и он кладёт голову на плечо Шиёну, приобнимая его за шею обеими руками. *** Куги не считает его достойным соперником. Куги, всеобщий любимчик и желанный ребёнок команды Донгаба, считает, что выиграет у него без излишних усилий. Куги, который смотрит на него бешеным взглядом после объявления результатов. Джевон старательно отводит взгляд, делает вид, что ничего не замечает, но глубоко внутри он уже знает, что вечер закончится его разбитым лицом. При каких обстоятельствах - пока не ясно, поэтому, когда Куги затаскивает его в пустую гримерку, он по привычке закрывает лицо руками, чтобы первые удары не были слишком болезненными и неожиданными. Но вместо того, чтобы ударить, его толкают к стене и целуют так, что вышибает весь воздух из лёгких. Голова идёт кругом, и тело реагирует раньше мозга - он выгибается навстречу поцелуям, сцепляет пальцы в замок на шее и целует в ответ. Эмоции искрят, как оголённые провода, переполняют насколько, что грозят излиться через край. Ким тянет его за руку к выходу, попутно вызывая такси. Он бросает что-то на прощание недоумевающим парням, знаками показывая, что всё нормально. Но нихрена подобного. Они молча едут всю дорогу, напряжение - хоть ножом режь. Джевон не понимает, какого чёрта он вообще пошёл за этим ним. Куги, со своей приторной песенкой о любви и кучей девушек на подтанцовке, вызывает желание дать ему по лицу. Весь такой нормальный, типичный популярный рэпер новой волны, с которым они никогда даже и не пересеклись бы в обычной жизни. Но сейчас - ладонь Чжонхуна на внутренней стороне бедра, и Ли слышит его тяжёлое дыхание. Полумрак машины позволяет рассмотреть чужой профиль без опасности быть замеченным, но парень будто чувствует чужой взгляд и поворачивается, смотрит так тяжело, что Джевон даже вздохнуть не может, а потом резко наклоняется к его шее, широким движением лижет чувствительное место за ухом и хрипло шепчет: - Ты даже не предcтавляешь, как сильно я хочу тебя трахнуть, - Ли пытается улыбнуться максимально непринужденно, но щёки заливает предательский румянец, и он правда благодарен водителю за хреновый свет встроенной лампочки. Машина с бешеной скоростью несётся по пустынным улицам Сеула, и огни фонарей сливаются в одну сплошную череду вспышек, приглушённых тонированными стёклами, которые нежно касаются лица. Джевон не замечает, когда именно они сворачивают в сторону домов, один только вид которых кричит о достатке и вопиющем благополучии. Конечно, Куги живёт именно в таком месте - до тошноты чистом, с аккуратно подстриженными кустарниками, вечно залитым горячим солнечным светом. Он словно воплощает собой все эти деньги, которыми его обеспечивают родители, и неприязнь к кому-то, у кого достаток хоть немного меньше, отчетливо читается в полуухмылке, свойственной лишь детям богатеньких родителей. Он точно такой же, как те ребята, которые с истинным удовольствием макали его головой в унитаз в школьное время, снимая всё на телефоны, чтобы потом разослать всей школе и спровоцировать новую волну издевательств. Ли чувствует себя школьницей, которой наконец-то удалось позвать на свидание самого популярного парня. Происходящее кажется далеким сном, чужая ладонь - лишь мираж, и он смотрит на неё часто моргая, в надежде, что вся эта картина рассеется через мгновение. Они молча вваливаются в просторную квартиру, и, пока Чжонхун прижимает его к холодному окну, попутно стягивая пиджак, Джевон отмечает, что одна только гостиная больше его дома раза в полтора. Обставленная в белых тонах, днём она наверняка напоминает скорее стерильный офис, нежели уютную комнату. Он глупо усмехается, и не понятно, почему именно: то ли от неожиданной мысли, что богатство и уют не идут бок о бок, то ли от того, что сейчас его будет иметь избалованный богатый придурок, с которым у него общего чуть меньше, чем "совсем ничего". Джевон не помнит его настоящего имени, даже не собирается спрашивать, потому что ему всё равно. Осознание того, что больше они никогда не встретятся, позволяет раскрыться чуть больше, чем обычно, и Ли стонет громче, смотрит более откровенно, скользит ладонями по прохладным простыням, потому что Ким - непредсказуемый и резкий, слишком эгоистичный, поэтому, когда Джевон просит остановится, он лишь сильнее толкается внутрь, до боли сжимая тонкие пальцы на его шее. По щекам спускаются две мокрые дорожки, и Ли вновь ощущает, как внутри поднимается мерзкое чувство удовлетворённости собственной ничтожностью. Давно забытое, оно растёт с каждой секундой, подкрепляется осознанием того, что вот он снова себя ломает, спит с человеком, от которого тошнит, просто потому что так легче. Просто потому, что он без раздумий переступает через себя в очередной раз. Просто потому, что тогда он чувствует себя нужным. Хоть кому-то. Ли не вызывает такси сразу же, как только Куги забирается под одеяло, впервые остаётся на ночь. Он всё ещё на эмоциях и боится, что натворит херни, если сейчас же сорвётся в ближайший клуб. Его начинает трясти ещё больше, когда он чувствует, как чужие руки обнимают сзади, притягивая к теплой груди. В голове моментально становится пусто, и он быстро забывается сном без сменяющих друг друга картинок. Утром Джевон собирается в спешке, стараясь максимально тихо найти все вещи, но квартира оказывается больше, чем он думал, и он бесшумно носится по гостиной, пытаясь схватить одновременно и очки, и телефон. Пиджак сбивается на одну сторону, оголяя плечо, воздух в комнате - слишком холодный - противно лижет кожу. - Я позвоню, - он врезается лбом в кофейный столик от неожиданности, всё-таки достаёт свою цепочку и поднимает взгляд. Чжонхун, помятый после сна, но всё равно до неприличия красивый, стоит, облокотившись на косяк, в улыбке - неприкрытое самодовольство, и зрачки расширены настолько, что глаза кажутся абсолютно чёрными. - Не стоит, - Ли судорожно распихивает мелочь по карманам, пытается улыбнуться в ответ, но выходит какой-то оскал. Он несётся к двери с перекошенным лицом и не видит, как Куги по-доброму усмехается ему в спину, провожая взглядом до тех пор, пока металлическая дверь не закрывается за ним с грохотом. Ли искренне не понимает, зачем ему хотят перезвонить - они слишком разные, и даже то, что они оба вращаются в этой хип-хоп тусовке, никак их не сближает. Он пытается вспомнить, что такого мог сболтнуть в порыве чувств, но в голове - каша, и прошлый вечер отдается в мыслях расплывчатым образом. Перед глазами - лишь их переплетённые пальцы. Джевон приваливается к холодной кирпичной стене и плачет, потому что ему необходима - пусть мимолетная - любовь другого человека, чтоб чувствовать себя живым. Он зависим, но осознание проблемы не ведёт к её решению. *** Чжонхун пишет ему короткую смс о том, что он, вообще-то, забыл свою бандану. Джевон тупо пялится в экран на протяжении десяти минут, не понимая, что вообще можно на это ответить. Несколько раз принимается печатать сообщение, но снова и снова зло стучит пальцем по дисплею, стирая буквы одну за другой. Всё это до невозможности глупо, бессмысленно, ему вообще надо писать текст для специального выступления, но он не может ухватиться ни за одну мысль, они просачиваются сквозь пальцы, как песок, оставляя после себя горькое послевкусие. Ли бросает ещё один скомканный лист в сторону и буквально вылетает из квартиры - ему срочно необходимо развеяться. В клубе душно, резкий запах алкоголя вмешивается с приторными парфюмом танцовщиц, и Джевона мутит. Мутит от одинаковых дней, сменяющих друг друга, разное в них - только клубы, и Ли хочет уже остановить эту чёртову карусель, но его затягивает внутрь всё сильнее, голова кружится, уши закладывает, и он ничего не слышит. Реальность отдаляется с каждой новой стопкой, горло саднит от очередной порции виски. Грусть и ненависть плавно отходят на второй план - чувства полностью приглушаются градусом, и это всё такое привычное, что Джевону правда страшно. Потому что проще жить по инерции, потому что самые постоянные элементы его жизни - бутылка и улыбка, за которой становится всё сложнее скрывать внутреннюю боль. *** Поцелуи Вондже такие же, как и он сам - хаотичные, бешеные, наполненные такой грустью, что выть хочется. Джевон пытается оттолкнуть его, потому что сейчас Чхве со своими загонами - последний человек, с которым он хотел бы переспать. Он в принципе не уверен, насколько далеко парень готов зайти, но целует Вондже глубоко, с какой-то безнадёжностью, которую Ли ощущает через кончики его подрагивающих пальцев. Чувства после выступления накалены до предела, болью отдаются в пульсирующих висках, когда Вондже прижимается ближе, сокращая расстояние до минимума. Джевон оказывается в ловушке, потому что его согнутые руки зажаты между их телами, и он даже не может вырваться. Ли не сильно, но ощутимо, прикусывает чужую губу, оттягивает, отпускает и сразу же зализывает место укуса, ловит губами неосторожный стон. Не позволяет втянуть себя в ещё один поцелуй, сталкивается лбами и смотрит прямо в глаза. Вондже, такой же потерянный, как и он сам, смотрит мутным взглядом прямо в душу. Вондже, с такими демонами в душе, что даже Джевону становится не по себе рядом с ним. Вондже, девушка которого сейчас заливисто смеётся в соседней комнате. - Давай...давай остановимся на этом, - Ли не нужны проблемы, не нужны чужие истерики и слёзы, не нужны обвинения в том, что он разрушил чьё-то там счастье, поэтому он вырывается из кольца объятий. - Прости, - Вондже улыбается так грустно, что у Джевона внезапно колет сердце. Но сегодня он не готов нести чужое бремя, не готов спасать утопающего, потому что его самого надо спасать. С ним он провалится в такую бездну, что никто его уже не сможет оттуда вытащить. Он и сам не захочет. Поэтому Ли улыбается в ответ и крепко сжимает чужую руку, прежде чем выйти. Холодный воздух успокаивает нервы, приводит мысли в относительный порядок, и Джевон глубоко вдыхает, откидывая голову назад . Небо сегодня удивительно чистое, и даже извечные огни, которые никогда не потухают в шумном Сеуле, меркнут перед звёздным небосводом. Рука сама набирает номер, и, прежде чем осознание сделанного приходит в его голову, на том конце берут трубку. - Когда я могу заехать за банданой? - Съёмки закончились? - Да. - Я сейчас тебя заберу, - Чжонхун сбрасывает раньше, чем он успевает ответить. Слюна слишком вязкая, и Джевон не может даже сглотнуть - давится и заходится судорожным кашлем. Он не может понять, за каким хреном вообще позвонил, когда видит подъезжающую к зданию машину. Чувства сейчас на нуле, и всё, что ему надо - отсутствие вопросов и лишних страданий, от которых уже блевать тянет. Он без промедления открывает дверь и забирается на пассажирское сиденье. В конце концов, хоть что-то в его жизни должно стать постоянным.