Esseath me, Zireael

      В тот вечер Король Ольх не позвал её в свои покои.       Шёпот за её спиной слился в одну сплошную волну, почти до конца снёсшую последние крупицы её чудом оставшейся гордости.       Унизительно.       Невыносимо.       Цирилла стояла в беседке, в которую пришла под покровом наступающих сумерек, ведомая чужим, но в то же время знакомым голосом, удивлённая, что не заметила за собой обычно прикованного внимания слуг. Ветер, впитавший в себя вечернюю прохладу водопадов, обдувал лицо, заставлял пепельные пряди, небрежно выпавшие из причёски, отпрянуть от хрупких плеч, которые вздрагивали не то от озноба, с каждой секундой забирающегося под кожу, не то от ощущения, что за ней следили. Наблюдали. Пожирали взглядом.       Он наблюдал.       Вышел из темноты, будто выплыл — бесшумно, удивительным образом миновав сухие ветки и листья, подобно сетчатому ковру хаотично выстланные на плитке. И наблюдал. Вырывал из полумрака опускающейся на Тир на Лиа ночи каждую деталь в образе Ласточки. Открытые плечи, которых то и дело поочерёдно касались волосы, ткань шёлкового платья, которое, повинуясь порывам ветра, время от времени открывало вид на её ноги. Аромат эфирных масел, окутывающий едва ли не всё пространство вокруг неё, обволакивал лёгкие.       Ещё один шаг в её сторону — последний, ошибочный. Сухой лист, попавший под ногу, хрустнул, вмешавшись в монотонное звучание природы. Цирилла резко обернулась, оставляя позади себя чарующие виды Тир на Лиа, и устремила взгляд на Короля Дикой Охоты. Он всё так же смотрел на неё — свысока, с насмешкой. Любопытство и желание прочесть её всю граничили с присущим его взгляду высокомерию.       — Паршиво выглядишь, Зираэль.       Эредин хотел задеть её. Хотел задеть так, чтоб эта искрящаяся дерзость исчезла из её взгляда. Только вот от него не скрылось и то, что Ласточка действительно выглядела паршиво, как бы грубо это не звучало. Особенно из его уст. Когда никто не видит, королевская осанка тут же испаряется, превращаясь в жалкое её подобие — поникшие плечи, чуть сгорбленная спина, опущенная голова из-за желания не показывать своё лицо никому и, что не укрылось, в первую очередь, от Эредина, неудовлетворённость в горящем зелёным пламенем взгляде. Ауберон и вчера не смог. Касался её тела, срывая с её губ стоны один за другим, ласкал, видел, как она металась по подушке, крепко сжимая наволочку под головой, когда Король изящными пальцами приносил ей наслаждение. Но не смог. Ушёл в очередной раз. Бросил на своей кровати её — разгорячённую и готовую раскрыть для него свои объятия. Эредин видел это в её движениях. Цири стала дёрганной, нервной, а каждая езда на Кэльпи сопровождалась тем, что при каждом покачивании ведьмачка кусала губы, стараясь подавить рвущийся наружу стон.       — Взаимно, Эредин, — парировала Цирилла, по-детски скорчив недовольную гримасу. Тут же взялась грызть ногти, отвернувшись и отгоняя от себя мысли, что госпожа Йеннифер была бы крайне недовольна своей ученицей.       «Леди не положено грызть ногти» пронеслось в её голове голосом чародейки.       «Леди не положено оставаться брошенной на полпути» теперь уже возник её собственный голос.       — Чего надо? Ты позвал меня для того, чтоб сказать как я хреново выгляжу? Без тебя знаю.       — Ауберон и в этот раз побрезговал и ушёл восвояси?       На слове "побрезговал" Цири вцепилась ногтями в мраморную балюстраду, едва гневно не выпустив из ноздрей огонь. От его вопроса веяло насмешкой и, что было странно, толикой сочувствия. Цири догадывалась, что он в курсе — Ауберон даже не позвал её к себе.       — Если это всё, зачем ты позвал меня сюда, я пойду.       Эредин не дал ей ступить и шагу назад, Цирилла буквально врезалась в его тело, стоило ей повернуться. Она инстинктивно подставила руки и упёрлась руками в его пресс, но тут же отдёрнула ладони, словив себя на отвратительной мысли, что здесь и сейчас хотела сорвать с него эту карминовую рубаху.       Жарко.       Не комфортно.       Мучительно.       Эредин заметил это в её взгляде, продолжил напирать, пока её поясница не ощутила прохладу, исходящую от мрамора.       — Ласточка поведает мне, что за фокусы с подглядыванием она устроила сегодня утром?       Цирилла вздрогнула, смерила Эредина злым взглядом и, не выдержав такого давления, с тенью стыда повернула голову в сторону.       Чёртов Ястреб. Чёртово его умение замечать даже мельчайшие детали. Цири не хотела...

...Цири не хотела стать невольным свидетелем того, как неизвестная ей русоволосая эльфийка, сидящая на скамье возле Короля Дикой Охоты, бесстыдно водила изящной рукой по его груди, рисуя пальцами незамысловатые узоры. Как что-то шептала ему прямо в губы, мечтательно прикрыв глаза. И Цири уж точно не хотела в какой-то момент увидеть на месте этой девки себя. Не хотела видеть, как она проводила языком по тонким губам эльфа и закрепила этот похабный жест коротким, но чувственным поцелуем в щёку. Цири еще долго будет вспоминать, как сильно её пальцы сжали листья плюща, охватившего стену, подле которой она затаилась, когда эльфийка, принявшая в воображении ведьмачки её облик, неспешно закинула ногу на его колено, тем самым открыв вид на стройное и подтянутое бедро, с которого плавно соскользнул шёлк небесно-голубого платья. Мгновение — и Цири закусила губу, когда (не)она коснулась губ Красного Всадника, приставив тонкие пальцы к его подбородку. У неё всё внутри сжалось в тугой, горячий комок, распространяющий электрический разряд внизу живота. Она обессиленно прижалась головой к стене, в тщетной надежде надеясь на то, что свежесть от плюща хоть как-то поможет сохранить разум в ясности. Не помогло. Потому что Эредин в тот же момент посмотрел в её сторону. Смотрел на неё в упор, по-лисьему сощурив зелёные глаза. Смотрел на неё, пока целовал другую. Эльфийка с её обликом углубила поцелуй, шустро расстегнула первые пуговицы на его карминовом камзоле и во всю водила пальцами по его размеренно вздымающейся груди. Цири крепко сжала ноги, и Эредин, словно чётко увидев её состояние, ухмыльнулся сквозь поцелуй. Раскрыл чуть шире рот и позволил целовать себя ещё бесстыднее, коснуться его языка и едва слышно застонать в его губы. Цири всё не могла прервать зрительный контакт с эльфом. И всё так же представляла себя на её месте, тем самым словно наяву чувствуя его прикосновения. Эредин с каждой секундой делал хуже — гладил её ногу, проник туда, где начинался разрез на платье, и сквозь тонкую ткань ведьмачка увидела, как он сжал её бедро. Эльфийка с придыханием произнесла его имя, чуть откинув голову назад, и Эредин, издевательски не отводя взгляда от Цири, резким движением усадил девушку себе на колени. И в тот момент ведьмачку словно окатили ледяной водой. Она больше не видела себя на месте той бесстыдницы, что прижималась к Красному Всаднику и таяла в его объятиях. Она лишь ощущала злобу, раздражение, и чёрт подери, ревность вкупе с назойливой мыслью: это она должна быть на месте этой девки. Это она должна млеть от его рук. Это её должен целовать Эредин, блуждая руками по её податливому телу, выгибающемуся навстречу его ласкам. Это она должна вожделенно шептать его имя, не скрывая и не стыдясь своего желания.

      Ласточка надменно хмыкнула, гордо подняла голову, концентрируя оставшиеся крупицы здравого рассудка, но смотреть ему в глаза не решалась ещё с минуту. Эредин не привык ждать что-либо слишком долго, отличался нравом, которому чуждо понятие "терпение", но здесь и сейчас — когда эта Ласточка-Соколица стояла перед ним, всеми силами старалась забить вглубь подсознания свою в нём заинтересованность и метала изумрудные молнии из глаз — Всадник не мог лишить себя удовольствия узреть, на сколько её запала противиться хватит. И чувствовал, что хватит не надолго. Цири — Дитя Старшей Крови, наследие Лары Доррен и Шиадаль. Но это не отменяет и того факта, что она — обычная dh'oine. Обычная человеческая девчонка, нуждающаяся в мужской ласке.       В его ласке. В его руках. И в его губах.       — Это выглядело мерзко, — без капли стеснения соврала она, выдавив подобие улыбки.       Эредин не удержался. Засмеялся.       — Настолько мерзко, что ты спряталась за стеной и наблюдала таким взглядом... — он сделал паузу, неспешно протянул руку к её затылку и, не встретив сопротивление, снял заколку с волос, роняя её куда-то за балюстраду. Пепельные локоны выпали из украшения и каскадом упали на вздрогнувшие плечи. — ...будто хотела оказаться на её месте.       Цирилла сжала кулаки, стиснула до ноющей боли зубы, тогда как в глазах мощным взрывом отразилась злоба, создающая невыносимое сочетание со стыдом от осознания того, что он всё понял. Видел всё это ещё тогда, когда на её глазах позволял этой девке целовать себя, закидывать ногу и получать наслаждение от его манипуляций.       — Ты... — запнулась она, — берёшь на себя слишком много.       Эредин медлил с ответом. Вместо этого продолжал прожигать её взглядом преждевременного победителя. Медленно провёл от плеча до яремной ямки, не лишив внимания выпирающую ключицу. Цири ожидала чего-угодно: что он отойдет и посмеётся, шутливо шлёпнув её по щеке, что зыркнет на неё злым взглядом, приказав более не попадаться ему на глаза. Ожидала чего угодно, но не того, чего так яро желала и боялась.       — Тогда докажи мне обратное.       Эредин схватил её за подбородок, сжал и поднял её голову вверх, чтоб она не имела никаких шансов увернуться от его губ. В груди всё заныло, создавалось впечатление, что вместе с поцелуем он вбил в её лёгкие тысячи горячих игл, которые плавились с неимоверной скоростью. Цири дёрнулась от удивления, волоски на руках в ту же секунду встали дыбом, когда эльф свободной рукой обхватил её талию, крепко прижал к себе и резким движением усадил на балюстраду, позволив обхватить свои бёдра ногами. А Цири ничего уже не осознавала. У неё все в глазах померкло, когда она охотно разомкнула зубы, чтоб немедля почувствовать его горячий язык, после чего умело пустила в ход свой, едва ли не мурлыкая, словно кошка.       — У тебя, на удивление, хорошо получается.       — Thaess aep.       В этот раз она прижала его к себе сама, впилась в его губы с чуждой некогда жадностью, кусала, проводила по ним языком — делала всё, чтоб след поцелуя той девки исчез раз и навсегда. Эредин какое-то время был отчасти изумлён, но вскоре не позволил инициативе быть в руках этой маленькой dh'oine. Продолжил целовать с ещё большим напором, прижал её голову к себе, сжав на затылке пепельные волосы в кулак, и не без наслаждения слушал, как жадно она хватала воздух в катастрофически коротких перерывах между соприкосновением их губ.       Цири горела, таяла, прижималась грудью к Эредину, закинув руку ему на шею, тогда как другой сжимала локоть его руки, пальцы которой путались в её волосах. Вытесняла из своей головы мысли о том, что их мог кто-то увидеть, старалась думать о том, что никто в такую пору не решится заглянуть в один из отдалённых уголков Тир на Лиа. Старалась думать... но думать с каждой секундой было всё сложнее и сложнее. Когда эльф укусил её, ведьмачка даже не вскрикнула, лишь застонала, даже не ощутив особой разницы между его губами и зубами — и то, и другое доставляло ей удовольствие, за которое ей было в какие-то моменты даже невыносимо стыдно.       То, что он оставил её покрасневшие, чуть распухшие и влажные губы в покое, Цирилла поняла, когда по ним скользнула прохлада, вызвав тень недовольства, что на задворках разума кричало и молило о том, чтоб она вновь поцеловала его. Вместо этого девушка послушно откинула голову назад, чувствуя, как рука на затылке тянет вниз, приказывая открыть обзор на тонкую шею. Язык скользил по коже с настораживающей аккуратностью, тогда как руки шли в дикий разнобой в своих прикосновениях — она была уверена, что на некоторых участках кожи, где он касался, будут красоваться синяки.       Реальность теряла свои очертания, Цири видела перед собой лишь мелькающие, лишённые резкости, части каменного сооружения, и готова была поклясться, что могла бы свалиться с ног в любой момент, не посадил бы её Эредин на балюстраду. Последним, что она чётко сумела разглядеть, без особых усилий разгоняя туман в уплывающем сознании, были его глаза — зелёные, нахальные и неизменно хищные — и тогда её поглотил мрак. Мягкая ткань коснулась лица и была тут же сильно натянута на затылке.       — Что ты...       Эредин резко перехватил её руки, тянувшиеся к глазам.       — Thaess.       Цири не противилась. Вопреки своему пламенному характеру и неукротимому нраву, она не противилась. Прикосновения эльфа не приносили ощущений, что давали повод хоть как-то усомниться в его умениях или начать беспокоиться на пустом месте. И настолько размякла, настолько доверилась его обманчиво-нежным касаниям, что пропустила мимо себя тот факт, что её руки во мгновение ока были надёжно связаны его поясом, не менее крепко завязанным в тугой узел на балке, что была расположена на таком уровне, дабы Цири приходилось стоять на носочках. Страха не было. Были только вернувшееся недоверие и ощущение собственной беспомощности, что противно заскреблась где-то под рёбрами, пуская свой яд по венам.       — Не надо.       То, что он находился перед ней, Цири поняла почти сразу же. Эредин с игривой дерзостью сжал её щеки, поднял голову чуть вверх, приблизился и замер в нескольких ничтожно малых миллиметрах от девичьего лица. В малейших содроганиях её тела буквально осязал, что она ждала поцелуя.       — Тебе понравится.       Ведьмачка сжала кулаки и нетерпеливо облизнула пересохшие губы, чуть задев губы эльфа. Эта ни на йоту не снизившаяся самоуверенность в его голосе бесила гораздо меньше. Страшнее было то, что Цири она начала нравиться.       — Стоит заметить, — сказал вновь, выдержав небольшую паузу, — что даже будучи dh'oine, ты смотришься красиво в наших одеждах. Похвально.       Теперь уже Цири пыталась сориентироваться, понять, где он находился. Звучал одновременно везде и нигде. Все тренировки в Каэр Морхен в одночасье утонули где-то в непроглядной тени предвкушения. Дыхание сбавило темп, между вдохом и выдохом теперь были крайне длинные паузы.       Темно.       Но совсем нестрашно.       Эредин подошёл сзади, одновременно развязал оба тонких бантика на её плечах, а платье, утратив свою опору, немедля опустилось на пол. Цири сжала колени и закусила губу, одна только мысль о том, что она обнажённая и связанная, вызвала если не чувство стыда, то хотя бы лёгкий дискомфорт — и в большей степени из-за того, что обнажённая только она.       Эредин Бреакк Глас не мог отделаться от одного единственного навязчивого вопроса, что вгрызался в голову, словно тысячи надоедливых пиявок. Все эти дни наблюдал за девчонкой, не отводя глаз, и всё понять не мог, почему ему так хотелось обуздать её нрав именно таким способом, если вообще не игнорировать её существование. Тир на Лиа полон чистокровных эльфийских красавиц, одна из которых была готова абсолютно на всё этим утром, но в конце-концов была отвергнута после таких пылких прелюдий — не было нужного зрителя, который, не выдержав, всё же убежал, не было надобности продолжать тот спектакль. Высокие, женственные, элегантные, но абсолютно все мимо, когда перед глазами мелькала Ласточка — относительно всех мелкая, дикая до скрежета зубов, так и стреляющая искрами из глаз. Последнее ему однозначно нравилось больше всего, стал за собой замечать, что нарочно выводил её из себя. Хотел видеть эти сжатые девичьи кулаки, стиснутые в тонкую полоску губы и изумрудные молнии в больших глазах. И самое главное, что под непробиваемой коркой её гнева он мог с лёгкостью рассмотреть то, что она к нему тянется, в любую секунду готова вцепиться в него, прижаться и охотно забыться в его объятиях.       Король Дикой Охоты вновь улыбнулся, смотря на девичьи лопатки, беспокойно движущиеся под кожей, — и в следующий момент коснулся их тыльной стороной пальцев, неспешно проводя вертикальную линию вдоль позвоночника. А Цири хотелось выть, когда его ногти на несколько секунд впились в ягодицы, оставляя три белых следа. Она крепко сжала ткань его пояса, который держал ее руки в тисках, и невольно выгнулась в спине, стоило Эредину накрыть руками ее талию, спускаясь чуть ниже и сжимая бёдра. Мгновение — и эльф резким движением прижал её ягодицы к своему паху, вжимая девушку в себя и наслаждаясь тем, как ткань над головой Ласточки трещала в силу напряжения девичьих рук.       Жарко.       Мокро.       И стыдно.       — Пусти...

— Есть кобылы, которым по душе более грубая ласка.

      Спустя мгновение Цири поняла, что не зря те его слова возникли в ее памяти — эхом прошелся шлепок и Цирилла, выгнувшись в спине дугой, со стоном откинула голову назад, едва чувствуя затылком его ключицу. Эредин резко прижался к её спине, давая ей вдоволь насладиться согревающим жаром от его тела, завёл руку вперёд, пройдясь по чуть выпирающим рёбрам, и накрыл рукой её небольшую, аккуратную грудь. Выдох-стон вырвался из грудной клетки и тут же затерялся среди шума водопадов и листьев, трепыхающихся от дуновений ветра.       — Назови моё имя.       Она ощутила его дыхание на своей шее, шёпот щекотал ухо, заставляя послушно наклонить голову в бок, подставив и без того беззащитный участок кожи умелому эльфу. Эредин нетерпеливо выдохнул и прижался губами туда, где шея переходила в плечо.       — Иди нахрен, Эредин, — ответила на выдохе, тут же ощутив лёгкий укус за непокорность. Саркастичное недоумение не заставило себя долго ждать — она ведь его имя назвала.       Против воли, в память пробились воспоминания о Хотспорне, о его комплиментах, которыми он желал заставить ее смягчиться, растаять и отдаться; его последние попытки добраться до заветного. Следом за ним в память ворвалась Мистле, любовь, пылающая слабым пламенем в её стеклянном взгляде, и нежные, прохладные руки, что когда-то спешно и едва умело ласкали никем не тронутую нежную кожу. Зираэль резко выдохнула, словно на ней затянули корсет до убийственного предела, сглотнула ком, что подкатил к горлу и мог в любую секунду спровоцировать неудержимый приступ истерики от отвращения к самой себе.       Последним, кого она вспомнила, был Ауберон Муиркетах. Непривычно деликатный и ласковый, внимательно следивший за своими руками и её состоянием, которое вскоре доходило едва ли не до полуобморочного — в итоге выходил в немыслимый контраст с Эредином и тем, что он с ней вытворял. Грубость и пошлость вкупе со слабо различаемой нежностью, проскальзывающей время от времени, выбивали твёрдую почву из-под ног. Пробуждали возбуждённость зелёные глаза, таящие в себе хищность и заинтересованность взамен холодных серых, которые она видела пред собой каждый раз, когда Ауберон безо всякого энтузиазма срывал с её губ молящие стоны. И шепчущий непристойные фразы мягкий голос, что звучал над самим ухом, заставлял встать дыбом волоски на затылке. Ведьмачка не хотела сравнивать Ауберона и Эредина, находила это глупым и отвратительным, только вот истосковавшееся по чужому теплу тело так и подталкивало её на подобного рода мысли.       В один миг в ушах неприятно загудело, когда эльф резким движением напрочь выбил из неё остатки возможности здраво воспринимать происходящее. Слишком резко, слишком нетерпеливо, слишком грубо. Красный Всадник быстро спохватился — вырвавшийся с её уст вскрик был подавлен прижатой ко рту рукой, тогда как слёзы начали впитываться в тонкую ткань.       — Обо мне ты грезила всё это время? — словно в доказательство того, что он и так знал ответ, Эредин вышел почти наполовину, но только лишь для того, чтоб сделать ещё один рывок и услышать, как отголоски её сомнительного удовольствия тонули в его широкой ладони. — Можешь не стесняться, Зираэль, — медленно убрал руку, тот час же опустив её на грудь и сжав затвердевший сосок пальцами, оттягивая его и едва выкручивая. — Grealghane.       — ...neen!..       Наказанием за упрямство и наглую попытку солгать последовал второй шлепок по ягодице — в этот раз сильнее — после чего Эредин провёл кончиками пальцев по коже, ногтями рисуя три белые полосы с уже более явной агрессией. Больше не стал медлить, требовательно надавил рукой на позвоночник, чтоб Цири выгнулась так, дабы удобно было и, чего уж греха таить, ей, и ему. Отголоски галантности и терпения испарились — почти сразу же эльф задал быстрый темп, обеими руками ухватившись за девичьи бока. Зираэль казалось, что её тело превратилось то ли в одну сплошную натянутую до опасного предела струну, то ли в безвольную тряпку, повисшую на гвозде. Кровь пульсировала в ушах, с каждой секундой набирала обороты, заглушала всё вокруг, но уступала лишь его учащённому дыханию и монотонному шлёпанью, от звука которого Цири хотелось провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас.       Неожиданно для неё самой, перед глазами заплясали белые огни, разрывая бесконечный мрак под опущенными веками. Ведьмачка покачивалась в такт его движениям, не замечая за собой того, что спустя какое-то время уже добровольно насаживалась на него, выгибаясь настолько, насколько это было возможно.       Да, Эредин был прав. Об этом всём она грезила, когда оставалась одна на кровати Ауберона, наблюдая за его уходящим силуэтом и мечтая, что в любой момент в королевские покои проскользнёт Король Дикой Охоты, и, пускай и посмеётся над ней, но всё же покажет после этого, что способен взять её так, что она забудет даже собственное имя. Об этом она грезила, когда он упомянул грубую ласку и повёл её в эту беседку. Об этом она грезила, когда видела ту шлюху эльфийку, что с таким энтузиазмом целовала его губы. И наконец это получила. Не на королевской ложе, не в королевских покоях и в руках не совсем того Короля, но не считала это чем-то таким уж и важным, когда в затуманенное сознание с каждым новым толчком вбивалось понимание, что она находилась во власти того, чьи нахальная улыбка, хищные зелёные глаза и полный колкостей, мягкий голос занимали едва ли не все мысли и не давали спать.       Когда Эредин в спешке развязал ей руки, Цири издала недовольный стон — затёкшие плечевые суставы отдались ноющей болью, которая вскоре сменилась приятным облегчением, прошедшим вдоль рук до самых кончиков ногтей. Тело всё так же ощущалось таким чужим, неспособным нормально реагировать на любые изменения в позе, и если бы сильные руки не держали её, если бы не уложили на упавшую на каменный пол комбинацию их одежды, ведьмачка бы просто обессиленно рухнула вниз. Чувство неудовлетворения стянулось в тугой ком и вновь начало пульсировать внизу живота — Цирилла знала, что он ещё не закончил, но не понимала, что послужило причиной такой длительной паузы. Наконец поняла, что её руки свободны и она может снять повязку с глаз, увидеть того, кто сумел подавить в ней зов горячей цинтрийской крови.       Эльф выглядел довольным, не знавшим и капли усталости и до жути красивым. Цири в одно мгновение подавила в себе желание ударить его в нахально улыбающееся лицо и убрать из его взгляда вот это удовольствие, которое Красный Всадник так и излучал, прекрасно зная, что Ласточка в его руках будет трепыхаться, отпускать колкости и скалить зубы с человеческими клыками, но продолжит изнывать под ним, выгибаться навстречу его рукам и искать его губы в надежде на поцелуй. Взглядом Цири сумела выхватить из темноты немногочисленные участки его тела, чего хватило для того, чтоб она опустила голову на пол и упрямо начала всматриваться в утопающий в темноте потолок, кусая нижнюю губу чуть ли не до крови, только вот это не возымело нужного эффекта — крепкие, рельефные мышцы, что до этого были скрыты либо под доспехами, либо под тонкой тканью рубахи или парадным одеянием, и широкие плечи продолжали назойливо мелькать перед глазами. Зираэль знала, что эльфы красивы, знала, что Эредин не был исключением из этого правила и что из себя представлял, но ситуация, в которой она оказалась сейчас, нещадно перемешала в неясную кашу её мысли.       — Зираэль, — произнёс он её имя на выдохе, не сдержав короткого и ехидного хохота; Цири от этого голоса захотелось свернуться в клубок, спрятаться, но сил хватало лишь на то, чтоб окончательно не утратить и без того мизерную возможность здраво понимать смысл его слов, — Я знаю, я чувствую, что тебе это нравится, поэтому, моя милая dh'oine, me elaine zireael, можешь сжигать меня своим взглядом, лживо говоря мне "нет", в то время как всё твоё тело буквально кричит "да", я не остановлюсь, — с каждым словом Эредин наклонялся всё ниже, не отводил взгляда от её лица и, утомившись от того, что Ласточка избегала зрительного контакта, грубо схватил за щёки, повернул девичье лицо в свою сторону и довольно хмыкнул. Испытывал неописуемый восторг от такого контраста, когда во взгляде изумрудных глаз горело зелёным пламенем сопротивление, чередующееся с желанием, что пробивалось наружу, позволяя прочитать её немые мольбы о продолжении начатого. Дикая ромашка в поле прекрасных роз, неконтролируемое пламя среди мерно догорающих свечей, в любой момент готовый пробудиться вулкан среди холодных и тихих гор. Пылкая Зираэль среди эльфийских красавиц, излучающих наскучившую элегантность. Короля Дикой Охоты распирала гордость, что именно в его руках Львёнок спрятал свои клыки и когти.       Её опровергающие слова потонули в новом поцелуе — в этот раз более рваном, остервенелом и жадном. Эредин кусал её губы, дразняще проводил по ним языком и вновь кусал, плотно прижавшись к её мягкому, теплому телу, которое вначале по сравнению с его казалось прохладным, если даже не холодным. Её ответную реакцию долго ждать не пришлось, Зираэль не могла спокойно принять то, что укусы эльфа могли остаться безнаказанными. Она охотно выгнулась в спине ему навстречу и опустила прохладные ладони на его спину, чувствуя, как её пальцы прошибает лёгкая, волнительная дрожь, прижала его к себе ещё сильнее и со стоном сжала его бедра ногами, когда эльф коснулся членом её влажного лона. И тогда началось безумие. В погоне за мнимой победой Цири не заметила, когда их поцелуй из обычного соприкосновения губ превратился в настоящий поединок, где целью было выяснить, у кого из них более явно чувствуются наклонности садиста. Поцелуй. Язык. Поцелуй. Укус. Вновь укус. Ласточка боялась представить, в каком состоянии находились её губы, всё дошло до того, что обоих отчасти отрезвил металлический привкус во рту. Отрезвил, но не остановил.       Безумие.       Жажда.       Искристые узоры пред глазами и огнём пылающие губы.       Эредин вдавливал её голову в пол и в то же время прижимал к себе, поместив пальцы на затылке; поглаживал большим пальцем левой руки гладкую кожу щеки, и если бы румянец обладал температурой, равной насыщенности цвета, на пальцах эльфа уже давно бы красовались ожоги.       Когда Король отстранился, переполнявшие ослабевшее тело чувства вновь разделились надвое — облегчение от вернувшейся возможности нормально вдохнуть и напористая необходимость в его губах. Не сумела сдержать дрожь, когда ощутила коснувшийся её шеи горячий язык, поднявшийся к подбородку и резко опустившийся к ключице, которую эльф тут же зажал зубами, несильно, но так, чтоб след-полумесяц красовался на коже ещё какое-то время. Стоило Королю опуститься к девичьей груди, Цири в приступе внезапно накатившего смущения поспешила прикрыть её руками, даже не подумав о двух вещах: всё, что можно и нельзя, он уже увидел; когда Ласточка попадает к Ястребу, удача больше не на её стороне.       — Не выдвигай свои правила в игре, в которой уже проиграла, Зираэль.       Мучительно медленно проговорив эти слова, Эредин крепко сжал тонкие кисти её рук и отвёл в стороны, вдавив их в пол. Нежностью Цири не насладилась даже сейчас — Король зажал тонкими зубами сосок, сорвав с её губ недовольное шипение и, тут же его проигнорировав, потянул вверх.       Больно! Больно, чтоб тебя!       Выгибаясь настолько, что спина едва ли не приняла вид острого угла, Цири понадеялась, что хотя бы так боль, вызванная его зубами, терзавшими девичью грудь, затеряется где-то на фоне дискомфорта в затёкших плечах. Ещё не погасшие, тлеющие остатки самообладания молили о том, чтоб Цирилла хотя бы после отрезвляющих укусов эльфа отпихнула его от себя, не смотрела в его пленительные, насмешливые, самоуверенные глаза и пропустила мимо себя его улыбку, оголяющую два ряда мелких, идеально ровных зубов — тех самых, что с таким рвением оставляли на её бледной коже следы-полумесяцы, в то время как тело, обмякшее в умелых руках, только и делало, что безо всякого ведома просило больше, просило ещё, демонстрируя ранее чуждую тягу к мазохизму.       Обхватив её стан рукой, проведя пальцами по едва выпирающим рёбрам, Эредин не без отголоска досады пришёл к выводу, что Ласточку неплохо бы лучше кормить — пускай гибкая, но довольно тощая, Зираэль казалась Королю чем-то невообразимо хрупким, сравнимым с хрусталём, способным в случае неосторожности разбиться на мельчайшие осколки и забраться глубоко под кожу.       Цири не узнала свой голос, что достиг её ушей в следующую секунду. Сдавленно завыла, застонала, на мгновение даже показалось, что вот-вот невольно заплачет. Эредин, размеренно двигая бёдрами, водил напряжённым членом по влажной девичьей плоти, упивался молебными вздохами Ласточки, ждал, когда она откроет глаза, чтоб он увидел в них этот податливый огонёк, и начинал за собой замечать, что недалеко ушёл от состояния метавшейся под ним девчонки — по рукам, которыми он упирался по бокам от её головы, прошлось нечто, отдалённо напомнившее вибрацию, в то время как в паху колючий жар рос и по силе, и по скорости распространения по телу. И всё равно продолжал истязать упрямую ведьмачку, наслаждался, скорее, не самим процессом, а её полуобморочным состоянием; не мог не думать о том, что обязанность, которую взвалили на плечи Ауберона, Король Дикой Охоты не без удовольствия взял бы на себя, что уж говорить о Зираэль.       Цирилла уже не выдерживала. Когда казалось, что вот-вот, она постаралась самостоятельно насадиться на него, но Эредин вовремя отпрянул, издевательски помотав головой. Ведьмачка отчаянно сжала зубы и вновь откинула голову на пол, чувствуя пробуждающийся гнев. Она знала, чего он хотел, до последнего упрямилась, и всё же душу неустанно кромсала мысль, что Красный Всадник таки добился своего. Находился на пределе, тяжело дышал, но находился в более выгодном положении в отличии от неё.       — Э... ре...ди... — последняя буква его имени непроходимым комком застряла в горле. — По... жалуйста...       Тень самоуважения посылала тревожные сигналы. Заткнись, идиотка. Где твоя гордость?! Без толку. Всё без толку было с самого начала.       — Э... реди... ре... ди...       — Смелее, Зираэль.       — Эредин... — произнесла она шёпотом.       — Громче, Зираэль.       Он будто специально называл её по имени — томно, растягивая каждую букву, завлекая её в непробиваемый плен своего обманчиво мягкого голоса.       — Эредин!..       — Громче.       Клятый эльф! Клятые Aen Elle! Клятый Тир на Лиа!

Да будь ты проклят...

      — ...Эредин!       И этого было достаточно. Эредин резко подался бёдрами вперёд и замер — вдоль позвоночника прошлась знакомая вибрация, растворившаяся где-то на затылке, эльф прикрыл глаза и невольно тряхнул головой, издав короткий, рваный выдох. Цири смотрела будто сквозь него, прижав кисти рук к влажному лбу, и жадно ловила ртом воздух. Темп не отличался от предыдущего. Король Дикой Охоты остервенело вбивал её в пол, до ушей долетали хлюпающие звуки, от чего нарастающее желание, утопив в себе былой стыд, быстрым потоком растекалось по венам, впитывалось в каждую мышечную ткань, разливалось пьянящим жаром в пояснице.       «Быстрее. Сильнее. Глубже»       Цири не знала, услышал ли эльф её мысли или это была его собственная прихоть — он крепко схватил её бедра, нещадно впился тонкими пальцами в кожу и приподнял, становясь на колени. И ускорился, хотя сперва, казалось бы, быстрее уже некуда. Ласточка инстинктивно опустила руку на низ живота и изумлённо вытаращилась в темноту — под разгорячённой кожей она ладонью чувствовала его в себе, была не в силах отдёрнуть руку. Тело обмякло ещё больше, позволив ногам, что сжимали талию эльфа, безвольно повиснуть; маленькая, искусанная и покрытая засосами грудь покачивалась в такт остервенелым движениям, только лишь плечи обволакивало притупленное чувство дискомфорта от непрерывного трения о ткани их одежды. И вопреки всему, Цирилла в очередной раз убедилась — для того, чтоб она забыла собственное имя, чтоб тело потеряло всякую возможность хоть как-то двигаться, чтоб густой мрак перед взором кромсали яркие вспышки, а в ушах, вместо собственных мыслей, был только его голос, произносящий "Зираэль", не требовались королевское ложе, ароматические свечи и настоящий Король — хоть и до скрежета зубов нежный, но отстранённый, безразличный и невероятно холодный.       Цири в какой-то момент лишилась возможности банально стонать, лишь лихорадочно хватала ртом воздух, запрокинув голову назад. Всем телом прокатывались лёгкие импульсы, чередующиеся с ощущением невероятно приятной лёгкости. Если пару мгновений назад она слышала окружающие звуки природы будто сквозь толщу воды, то сейчас могла разобрать шелест едва ли не каждого отдельно взятого травяного стебля. Если пару мгновений назад ощущала то, что тело превратилось в какую-то тряпичную куклу, то сейчас целиком чётко осознавала — каждый участок кожи, где касался и целовал Эредин, горел, распространяя по телу, вплоть до самых костей, жар, от которого кружилась голова. Ощущения будто от качественного фисштеха. Только лучше.       — Esseath... me... Zireael.       Цирилла не успела ответить. Перед глазами на мгновение всё заискрилось, исказилось пространство, и тот час же всё рухнуло куда-то вниз, разбиваясь на тысячи осколков. Она уже не чувствовала, как Эредин ещё сильнее сжал её бёдра, как поднял их ещё выше и, закрыв глаза, со стоном сделал пару последних толчков — с особым упоением. Гудела голова, словно там поселился целый рой ос, сердце билось о грудную клетку, едва грозилось в любой момент её пробить.       Жарко и холодно одновременно.       Больше не стыдно.       И чертовски хорошо.       Возможно тогда, через каких-то несколько дней, когда Цирилла Фиона Элен Рианнон будет бежать из Тир на Лиа, она забудет все причины, по которым поступила так опрометчиво в той беседке. Когда Эредин Бреакк Глас будет смотреть на неё с леденящей душу яростью, направляя в её сторону острие меча, он вряд ли вспомнит, с каким удовлетворением брал эту непокорную девчонку и подминал под себя, с упоением слушая его имя, слетавшее с её губ. Когда Король Дикой Охоты и Владычица Времени и Пространства воспылают друг к другу нескрываемой ненавистью, ринутся друг другу навстречу, во мраке опустившейся ночи свирепо сверкая клинками, никто из них не вспомнит о том месте, о том времени, что превратилось для них в вечность, и о тех словах, что шёпотом навечно затерялись где-то в воздухе, растворились, но навечно остались в самых дальних и тёмных закоулках памяти.       Лишь сейчас, когда Цири пыталась тщетно ухватиться за остатки ускользающего сознания, позволяла эльфу удивительно трепетно гладить себя по пепельным волосам и наслаждалась теплом, которым так и горело его тело, она сосредоточилась лишь на одной мысли, на одной фразе, что с лёгкостью, пускай и не надолго, вытеснила из её рассудка всю дикость и бунтарство.

— Esseath me, Zireael.