Million Dollar Man

Тихо, очень тихо ключ входит в замочную скважину. Я замираю. Передо мной ноутбук. Света от его экрана еще хватает, чтобы в как всегда неожиданно сползших сумерках было видно клавиши. Перед столом окно с подоконником, захламленным драными книгами с потертыми корешками, пожелтевшими и выгоревшими газетными вырезками. Стекла с грязными разводами от городских выхлопов, пыли и вечно рыдающих Лондонских дождей – не помню, когда мыла их в последний раз. Наверное, 3 года назад. Незадолго до того дня, когда Он не пришел. Я отвечаю на письма, десятки писем Его клиентов. Кто, если не я? Все иначе – никаких вызовов – их некому бросить. Никакой шумихи и громких дел – все тихо. Кто-то где-то утонул, покончил с жизнью, попал в аварию – никто и не заметит, кроме близких, конечно. Но мы все теряем рано или поздно. Это жизнь. Я просто ей помогаю, как это делал Он. Ничего личного, просто бизнес. Мягкие, по-кошачьи тихие шаги в такт моему сердцу. Руки опадают у клавиатуры, и вся та усталость, что накопилась за бесконечно долгую тысячу дней, наконец, оставляет в покое мой мозг, шею и плечи, и начинает томно расползаться по всему телу, распределяясь по паутине капилляров и сосудов, равномерно заполняя каждую клетку. Становится легче. Я откидываюсь на спинку кресла, не поворачивая головы. Веки опускаются сами, и легкая улыбка трогает губы. В ушах еще шумит – это длится уже 36 месяцев, с момента, как я прочла в газетах о Его смерти. Тогда словно дикий водопад ворвался в сознание, почти лишая слуха, зрения. Жизни. Несколько месяцев в бреду – не человек, только наблюдатель. Словно все вокруг – затянувшийся сериал, который я смотрю и никак не могу остановиться. Скучный, со скупо сменяющимися картинками – фильм ни о чем. Но выпутаться из этого раздражающего режима нон-стоп нет никакой возможности. Только если сделать так, как Он. Последовать за Ним. Но я не могу Его подвести. И я не верю. Прохладные руки ложатся на плечи и настойчиво сжимают. Воздуха словно перестает хватать и хочется вдохнуть быстро, шумно, полной грудью, но я втягиваю его носом осторожно и медленно, едва слышно выдыхая обратно. Нельзя показывать удивления, облегчения. Он должен думать, что я в порядке. Стеклянный купол вокруг как будто разбивают огнетушителем, вмазав по нему со всей силы, и мир опять становится черно-белым, правильным. Понятным. Исчезают раздирающие сетчатку тона обыденности: дурацкие пестрые краски зонтов, болотная зелень Темзы, вызывающая пестрота неоновых витрин и рисованных вывесок. Звуки, привычно-глухие прорываются стихийно, рискуя оглушить. Я слышу, как город взволнованно ворочается и гудит, почувствовав Его приближение. Как дворовая собака, учуявшая издалека приближение Хозяина. Город – тот самый, который вздохнул, пахнув тухлой водой, когда Он исчез. Тот самый, который так быстро забыл, чьи шаги заставляли его дрожать в ожидании чего-то нового. Выстрела, взрыва, крика. Тот самый город-предатель, который стер из своей памяти Его образ и все воспоминания о Нем, как будто ничего и не было. Как будто Его никогда не было. Сука. Теплый волнующий запах Farengeit 32, и пальцы смещаются на горло, скользят к подбородку и властно откидывают мою голову назад. Я не открываю глаз, продолжая улыбаться. Мне не нужно видеть, чтобы знать, что это Он. Чтобы узнать Его по дыханию, по подушечкам пальцев – моя кожа лучше любой дактилоскопии – мгновенно определяет знакомый рисунок. В памяти лениво всплывают образы наших ночей – жарких, бесконечно-долгих, но слишком коротких. Влажные тела, ненасытные хрипы, содранные в кровь колени и саднящая боль от наручников на запястьях. Неуемная жажда и голод, сменяющиеся бессилием и чистыми серыми рассветами. Наших дней – стремительно несущихся, наполненных смехом и стуком клавиш, шепотом и десятками чашек терпкого, почти горького кофе. И вечеров – собранных, на низком старте замерших в предвкушении, от которого бегут мурашки, строгих в тон нашим костюмам и дорогим аксессуарам, шикарным авто. Тонкий палец легко скользит по нижней губе, и я чувствую как Его лицо приближается к моему. Все будет как прежде. Мы будем вместе отвечать на письма и, наверное, вымоем окна, перемазавшись сами. А потом – горячая ванна с бокалом красного вина – друг напротив друга, глаза в глаза. И громкие звуки станут привычными, и больше не будет впиваться в глаза вульгарная окраска обычной жизни. Темза снова замрет, а город, признав Его власть, опять опустится на колени и будет просить прощения за свою короткую память. И терпеть каждый заслуженный своим предательством удар. И покорно ждать новых правил игры, которые Он придумает. Он обязательно их придумает. Или уже… Тихий шепот на улыбке у самых губ: - Папочка вернулся. - Джим, ты мудак. Почему так долго?...