До нашей эры

К Лесу она приходит ночью. Плащ, длинный и темный, соскальзывает с её плеч на траву, и оказывается, что под ним нет ничего. Длинные рыжие волосы рассыпаются по плечам и кажутся совсем темными на фоне озаряемой луной гладкой белой кожи. Прохладный ночной ветерок приятно овевает разгоряченную кожу, и Она улыбается. Травинки с едва различимым шорохом приминаются Её ступнями, но тишину и покой Леса это не тревожит. Она идет в ночи, не видимая никем, и едва заметная глазу тропинка как будто сама ложится под ноги. Где-то там, в глубине Леса, её уже ждут. Ждут, как и всегда. Ветви деревьев цепляются за волосы, как будто нарочно отводя их с груди, и лунный свет озаряет бледные ореолы сосков. Она не стесняется своей наготы: тут все равно нет никого. Впрочем, как и за Лесом. Нигде никого нет. Земля пуста. «Ли-лит», – слышится в шелесте листвы. – «Ты пришла, Лилит…» Она уже видит то, ради чего оказалась здесь. Неверный лунный свет скрадывает детали и фигура вдалеке кажется почти человеческой, но с каждым шагом все яснее видно, что раскинувшееся в диком танце тело на самом деле покрыто корой, а взъерошенные волосы на самом деле – листва. Та, которую впоследствии назовут Дриадой, прекрасна. «Ближе, Лилит», – шепчет ветерок. – «Еще…» Лилит прекрасно знает, что сейчас будет. Знает – и делает шаг вперед. Ветви-руки мгновенно удлиняются, проходя по коже в подобии объятия, и Лилит чувствует, как шершавая кора приятно касается кожи. Гибкий кончик ветки обводит сосок и ведет по груди извилистую дорожку вверх, к шее. Гладкие листья скользят по коже, словно изысканная ткань, и по телу Лилит проходит волна приятной дрожи. Она отдается холодком где-то в спине, но листья проходятся по губам – один раз, другой – и дрожь стихает, сменяясь разгорающимся внутри Лилит жаром. Предвкушение предстоящего заставляет её зажмуриться, когда появившаяся из темноты вторая ветвь-рука скользит по груди медленной, распаляющей лаской. Лилит облизывает неожиданно пересохшие губы и закрывает глаза, не замечая, как её тело невольно выгибается – бесстыдно, призывно – из-за прошедшей по телу волны возбуждения. Ветви внезапно замирают, только трепещут слегка, и кончики листьев щекочут кожу, а потом юркая веточка медленно ползет по животу – вниз. Лилит не двигается, хотя прекрасно знает, что стоит ей только не то что попросить – прошептать что-то нетерпеливо, и это томительное ожидание закончится. Но она молчит, только дышит часто и поглаживает тонкими пальцами обнимающую её ветвь. Вновь появившиеся из ниоткуда ветви обхватывают её ноги, разводят их в сторону, заставляя Лилит выгнуться вновь, открываясь широко и все так же бесстыдно. В шелесте листьев она краем сознания ловит отдельные бессвязные звуки, не складывающиеся в слова, и наконец тихо стонет, чувствуя касания слишком, слишком тонкого кончика меж своих раздвинутых бедер. Веточка двигается неуловимо быстро, словно дразнит, Лилит закусывает губу – и тихо, протяжно стонет, когда чувствует первый толчок внутрь себя. Он совсем слаб, но в её крови уже пылает пожар, который можно потушить лишь одним способом. Наверное, её нетерпение все же выливается сквозь стон – ведь если бы не обхватывающие её ветви, Лилит бы уже давно взяла бы дело в свои руки – и веточка выскальзывает наружу, стремительно меняясь. Нежные листочки исчезают, и Лилит наконец позволяет пожару внутри себя разгореться в полную силу. Стоны она уже не сдерживает, лишь подается навстречу глубоким ритмичным толчкам да цепляется руками за шершавую кору. Каждое движение внутри словно вызывает огненные всполохи во всем теле, сердце стучит, словно бешеное, и когда один из едва ощутимых сучков задевает внутри неё какую-то точку, в глазах темнеет, а сама Лилит выгибается до предела, продлевая мгновения острого блаженства. Когда тьма перед глазами рассеивается, то Лилит уже лежит на земле, вокруг неё лишь неподвижные деревья, и только истома во всем теле доказывает, что происходящее – не сон. И теперь у неё есть остаток этой казавшейся бесконечной ночи, чтобы вновь стать собой – огненной дьяволицей Лилит. Лилит, матерью демонов.