***
Иногда Смолов ненавидит близнецов. Серьёзно. Они ведь такие… шебутные, постоянно на что-то нарываются, им говоришь одно, а делают с точностью до наоборот. И пусть Лёша кажется взрослым, а Антон умным, нет, на самом деле, это совершенно не так — они оба умеют удивлять в равной степени. Федя делится этими своими мыслями со стоящим рядом Кутеповым, на что тот лишь небрежно дёргает плечами и по-дружески треплет за волосы футболиста. Не загоняться, говорит себе Фёдор Смолов и с непроницаемым выражением лица наблюдает, как Леша с вполне неплохим размахом толкает Антона назад, как он крепкой хваткой впивается ему в волосы и, кажется, преследует цель вырвать абсолютно всю шевелюру брата. Антон визжит и вырывается, Миранчук-старший с каждым последующим рывком держит ещё крепче. Фёдор знает, что если попытаться прекратить этот балаган, то он вполне ожидаемо получит в свою сторону шквал воплей и просьбу «не соваться не в своё дело», как любит выражаться с пьянящей ненавистью Антон, вытирая с губ или носа кровь. Что-то они в последнее время очень зачастили играть в эту игру — кто кому больше зубов выбьет, костей сломает, крови сцедит… То ли они действительно получают от этого кайф, то ли они просто здорово ударенные в детстве головой парни. Кутепов, наблюдая за этой вакханалией, вначале посмеивался: «Если с утра Лёха не сломал своему брату пару конечностей, то, считай, у него утро прошло зря». Вначале. Потом стало уже не смешно — у Антона ловкий, говорливый и заточеннный на крепкое словцо язык, а у Алексея сильные руки, твердые кулаки и слегка атрофированное чувство любви к своему брату. Перепалки начинались в шутку, а заканчивались в медпункте, и предугадать победителя и проигравшего зачастую было ужасно сложно, ведь Антон умел мастерски ввязать в спор каждого, начиная от абсолютно невинного Головина и заканчивая попытками перетянуть одеяло на Зобнина, за что часто огребал. И от Ромы, и от испепеляющего взглядом Кутепова. Вообще Смолов считал, что у Ильи всё очень просто — у него есть Рома, у Ромы — Илья и иногда желание пообниматься, этого ли недостаточно для счастья? Федя ради интереса попробовал так с близнецами и моментально об этом пожалел; более того, Антон пригрозил, что ещё одна попытка с настолько интимным контекстом залезть в личное пространство — и Смолов не сможет ходить как минимум неделю. На возмущённый возглас: «Как трахаться — всегда пожалуйста, а как обниматься, так иди нахуй?» — отреагировала вся столовая, где и происходил сей незамысловатый разговор, но только не сердито засопевший Антон. Миранчук-старший после столь неловкого момента тихонечко отвёл Фёдора в сторонку и заметил, что его брат — абсолютнейший гавнюк, не умеющий выражать эмоции, и предложил пообниматься непосредственно с ним. Федя отреагировал на это неоднозначно, но на людях перманентно стал появляться с Алексеем, чем до одури доводил беспринципиального Антона. Понадобилась лишь пара дней. Потому что к ночи второго дня Антон притащился к нему в номер в одних спортивных штанах и развязанных кроссовках и показал всю силу своей любви. Дважды. И оба в разных позах. Смолов, будучи после всего произошедшего погребённым под тяжёлой спящей тушей Миранчука-младшего, подумал, что всё вокруг — это сплошная хуйня. И оказался прав. Жизнь с близнецами — очень тяжёлая и длинная штука, говорит себе Фёдор Смолов и смотрит на то, как в отдалении Миранчук-младший заезжает своему брату по челюсти, а тот толкает его в живот. Стоящий рядом Илья Кутепов в ответ замечает: «Длинная и тяжёлая штука, чувак, это дрочить без смазки Зобнину, а твои придурки — это обыкновенные неприятности», — и Смолова действительно отпускает. Фёдор не знает, что толком происходит в его жизни: в то время как у всех она делится на черное и белое, у него она четко обрывается на Алексее (в голове он ассоциируется с белым, молочным цветом), а позже продолжается на Антоне (сомнений нет, Антон — чёрная, непроглядная мгла). Антону поебать, что там о нём подумают, он захочет — он сделает, а потом будет сидеть с обиженным мордасом и называть всех, кто попытается с ним обсудить случившееся, хуепуталами. Его можно понять, считает Зобнин, который держится молодцом — не обращает внимание на постоянные подъебы Миранчука-младшего, — но чаще всего Рома не ввязывается в такие дискуссии. Он больше предпочитает искать ответы на вопросы Смолова, зажав Кутепова в темном углу и со всей присущей ему страстью исследуя его рот. Смолов как-то на такую картиночку наткнулся, когда темным и мрачным вечером обнаружил, что забыл свои наушники в рюкзаке Ильи. Пришел к нему в номер, подохуел. Но дверку все-таки прикрыл, решил, что музыка его воспалённому увиденным мозгу уже не поможет. (На самом деле в тот летний день светило солнце, но Смолову почему-то казалось, что оно упорно обходило вокруг него. Что ни день, то поебень стало едва ли не шуткой месяца в Российской команде по футболу, и когда хоть кто-то из команды видел витающую над Смоловым тучу отчаяния и депрессии, совершенно ему не соответствующую, то окружение моментально отзывалось смехом. Феде было не до смеха — у него имелись проблемы). Проблемы, в свою очередь, имели его — и в прямом, и в переносном смысле. Первая проблема была крайне нежной в постели, её имя начиналось на Алексей, а заканчивалось на Миранчук. Вторая проблема гоняла по отелю и тренировкам с постоянным шухером на башке, отзывалась на «шмара подзаборная», реже на «Антон, блять». Вторая проблема, в отличие от первой, категорически отказывалась иметь какие-либо предположения насчет их отношений с Федей, поэтому постоянно хмурилась после платонических связей, инициатором которых являлась, естественно, она сама. После двух или четырёх таких финтов Смолов не выдержал и поделился грызущим с Кутеповым. Приходилось периодически затыкать ему рот, потому что хохот, гулом разносящийся по коридорам отеля, буквально распирал его ребра. Федя взял себе на заметку, что смешить Кутепова бывает чревато последствиями, потому что буквально через пару минут рядом материализовался Зобнин и перед ним были два едва державшихся на ногах от смеха человека и недоумённые взгляды мимо проходивших штатных. Фёдор не понял причину настолько искреннего смеха, но на всякий случай обиделся и взял уже давно полюбившуюся установку — игнорируй проблему, пока она сама как-нибудь не разрешится. Вот только проблема уходить-то не спешила — наоборот, приходила в постель всё чаще, отзывалась стонами всё откровеннее, и жужжала Смолову на ухо всё зануднее, что секс — не повод для отношений. По прошествию ещё некоторого времени с такими плясками Фёдор не выдержал и забил, обратив своё внимание на более-менее адекватного Миранчука-старшего. К сожалению, ни Антон, ни посвящённый в эту комедию выводок, состоящий из Зобнина, Кутепова и, как ни странно, Головина, о нём не забыли. Антон злился, хохлился, ломал драму похлеще шекспировских, но все его закидоны исправно заканчивались постелью. Потом он, естественно, подутих, подумал о происходящем и включил режим тотального игнора. Так, на всякий случай. Смолов искренне не понимал, что к чему, пока как-то вечерком не застал в тёмной безлюдной столовой обоих Миранчуков, целующихся с удовольствием и шальным блеском в глазах. Вой поднялся знатный. Со стороны Антона, кстати. Нормальный же был мужик, а потом любовь превратила его в инфантильного дебила, орущего по пустякам. Алексей спокойненько посмотрел на сложившуюся ситуацию, а после крепко засосал и Смолова. Ну так, на всякий случай. У него, кажется, у единственного всё было хорошо и разложено по полочкам, но как можно было разобраться в этом выстреливающим непонятно во что бедствии, Федя искренне не понимал. Алексей присоединился к его клубу постоянного размышления и замирания по углам в поисках смысла жизни и смысла в происходящем пиздеце, Антон стал обхаживать Головина, видимо, преследуя цель превратить сборную по футболу в сборную пидорасов, а союз Лёлика и Болика (читайте, Алексея и Антона) практически распался. Миранчук-младший начищает ебало брату, орёт на своём матном, что тот относится к виду шлюха обыкновенная, пытается втащить побольнее и словом, и кулаком, Алексей упорно делает вид, что вообще ни при чем, а Головин сидит рядышком едва ли не с попкорном, разваливается на стуле, как в кинотеатре, и откровенно ржёт, называя это гладиаторскими боями. У Смолова не осталось сил разнимать близнецов, и такое важное, но, к сожалению, неэффективное и бесполезное занятие берёт на себя непосредственный капитан сборной, Игорёша Акинфеев. Акинфеев постоянно орёт, сводит брови настолько забавно, что они сливаются на середине носа, хмурится, хмурится, хмурится, и Антон как-то объявляет ему, что ему стоит делать лицо попроще немного чаще, чем никогда, чтобы выглядеть помоложе и поприятнее. У Игорёши в глазах зажигаются огни непримиримой ярости и неутихаемого бешенства, и итогом встречи с капитаном становятся фингал под глазом Антона, посмеивающийся в себя Алексей и отсутствие у Миранчука-младшего какого-либо желания показать зубы. Миранчук-младший успокаивается, перестает дичиться и ходить зверем, притирается к дуэту Смолов-Миранчук, делая его из эстетично организованного сборища Смолов-Миранчук в неопрятный бушующий ураган — сброд Миранчук-Смолов-Миранчук. Кутепов рядом смеётся. Зобнин в шутку (и потише, чтобы Антон ничего не услышал) называет их Смолончуками. Федя с ним солидарен, но делает для себя ма-а-аленькую сносочку, кро-о-охотную пометочку: Не Смолончуки, а Сволончуки. Одна буква, а смысл-то как меняет!.. Впрочем, Антону никто ничего не рассказывает. Все сговорились, все ржут за спиной. У Антона, кстати, претензий нет, у него любовь, которую надо делить с братом или, на крайняк, отбирать у брата. Плюсы нового устройства своей жизни Смолов замечает почти сразу — теперь драки становятся реже — не исчезают насовсем, к сожалению, — приступы страсти всё чаще, а сракотач между близнецами умереннее и по делу. Что ж, зато нет смысла жаловаться на отсутствие секса, думает Федя, плотно зажатый между двумя телами на не такой уж и большой кровати. Стоил ли весь этот концерт того? Сто́ит, думает Федя и смотрит на то, как Антон пинает своего брата даже во сне, а Алексей не реагирует, лишь крепче стискивает в обмякших пальцах кусочек честно отвоёванной простыни. Что произошло, с какой целью, где мораль в этой истории — непонятно. Ладно. Теперь хоть будет с кем поболтать. На следующее утро после этакой незапланированной пьянки Федор просыпается последним. По обе стороны от него — близнецы, болтающие на шатких подвешенных тонах. Смолов протирает глаза. — Да неужели, братец? — Антон зло прожигает глазами брата, Алексей холоден как лёд и больно вцепляется ладонью в тёплое после сна плечо Смолова, не укрытое одеялом. — Что ж ты тогда хочешь, чтобы я сделал для тебя? — Ебало попроще, — Миранчук-старший кидает в него подушкой и попадает прямо в лицо. Антон забирается с ногами на кровать, всё такой же слегка сонный, помятый, в застиранной футболке вместо пижамы. Завязывается нешуточная возня, в которой Алексей заезжает локтем Феде по рёбрам и тихо извиняется, — знает, что тот не спит, — а Антон коленкой прижимает левую руку Фёдора к матрасу, вызывая шипение, полное боли. — Эй! — последний обиженно садится, одеяло спадает с тела, обнажая голую грудь с черными татуировками. — Прекратили возню! Остальное возмущение моментально тухнет под давлением тяжёлого тела Антона, оставляющего утренний поцелуй где-то на левой скуле, и осторожного Алексея, кто позволил себе немножко больше — приобнять за шею и ласково ткнуться носом в горячую кожу. Антон разгоряченно блестит глазами. — Если ты такой еблан, я в этом не виноват! — запальчиво выдаёт, слезает с кровати и надевает скинутые вчера кроссовки. Алексей перелезает через Федю, чтобы добраться до своего брата. Оба показательно не обращают внимания на ещё одного члена семейной драмы. — Вы мне объясните, что произошло? — с ноткой интереса в голосе выдает Фёдор и, чтобы не выдавать искушения, незаметно закусывает губу. — Нет, — в унисон вторят ему оба голоса. Антон исчезает в коридоре отеля, Алексей — тоже, а Федор откидывается обратно на кровать, думая о том, что ему, вообще-то, так и не удалось что-то изменить. Никто никому не принадлежит. По крайней мере, ему всё ещё можно полежать пару часов, после чего придётся встать и начистить мордасы всем. Даже тем, кто не виноват.***
— Так что мне с ними сделать-то, Илья? Как трахаться — так в первых рядах, а как отношения — так не-ет, Смолов, хуй соси… — Что сделать? Покормить попробуй. Хочу посмотреть, как их жмыхнет от бешенства, когда ты им в рот будешь ложки с едой пихать, — смеётся, — мамочка.