Не только смерть

— Я устал, Джеки, — говорит Рейес. Его голос глухой, сухой какой-то, неживой. Как все в этой треклятой пустыне — выжжено солнцем, развеяно ветром, и никакие кондиционеры не помогают спрятаться от этой духоты. Моррисон поднимает взгляд от сводок, которые недавно принесла Амари. Они должны выступить завтра, но синоптики обещают бурю, придется переждать. И только что занимающие голову мысли о песке, забивающемся везде, куда только можно, и вязнущем на зубах, пропадают моментально. — Dios, я так от всего этого устал... Гэбриэл делает шаг внутрь палатки. Темнота обнимает его за плечи, скрадывает выражение лица, и Джеку остается только гадать по шальному блеску карих глаз. Он боится пошевелиться, спугнуть неожиданную откровенность, только слегка кивает головой, мол, продолжай. — Я не могу больше, Джеки… Это мог быть кто угодно, но только не Рейес. Не тот Рейес, который гонял их всех до седьмого пота и кровавых мозолей, уходил последним с тренировочной площадки, а утром поднимал всех раньше побудки при помощи ужасной нецензурщины. Не тот чудовищный, просто невероятно упертый Рейес, который требовал от своих людей невозможного и сам это же невозможное совершал. — Слишком много потерь. Боли… Я… Джек продолжает молчать, позволя Гэбриэлу выговориться. Тому самому Гэбриэлу, который на машину для убийств похож куда больше, чем на нормального человека. И тот говорит. Не очень связный поток сознания, Моррисон не всегда успевает уследить за блуждающей мыслью. Гэбриэл говорит, говорит, про то, что они потеряли слишком много в прошлый раз (трое в последней стычке — он вообще не планировал потерь), руководство все время чего-то хочет, все время требует совершенно невероятного, но он и так делает все, что может. А теперь ему еще письма родным писать, а парнишка, один из погибших, едва ли младше Джека, к тому же, из ЛА. И девчонка, из Канады, кажется. А если бы это была Ана? Если бы он не уберег их? Рейес вдруг замолкает, прикрывает глаза. Моррисон знает наверняка, что алкоголь на них обоих не действует из-за сыворотки, иначе точно бы решил, что Гэбриэл чертовски пьян. Джек продолжает сидеть на месте, совершенно не понимая, что же делать. Наверное, все же стоит хоть что-то. Утешить, например. Вот только как это делать с Рейесом… Вряд ли тут подойдут способы, пригодные для обычных людей. И это чрезвычайно выбивает, и… Когда именно Ана поднимется со своего места в самом темном углу палатки, Джек заметить не успевает. Он и вовсе забыл о ней, пока пытался решить, что же делать, но Ана решает за него. Ставит чашку с недопитым чаем прямо на карту, протягивает руки к Гэбриэлу, обнимает за плечи. Скользит ладонями к шее, тянет к себе и тянется к нему своими губами. Гейб распахивает глаза, когда вдруг понимает, что его целуют. Настойчиво и требовательного, и Джек видит, как он отвечает. И это выбивает из колеи еще сильнее. Моррисон поднимается, решая оставить этих двоих наедине, но его ловят за запястье. — Останься, — говорит Ана, и звучит это вовсе не просьбой. — Ты нужен. И, вероятно, для подтверждения своих слов, целует его. Джек не может отделаться от мысли, что у их поцелуя вкус губ Гэбриэла. От этого вдоль позвоночника бегут мурашки. В их одежде слишком много застежек, ремней, карабинов и крючков, и, когда пальцы наконец-то касаются голой кожи, у Джека просто крышу сносит. Воздух как будто становится еще суше, тверже, застревает в легких. Ана целует их шрамы, — так много шрамов на троих, — но это даже красиво, в тусклом свете настольной лампы они почти светятся на темных телах. Кровать у Джека слишком узкая, уж для троих-то точно, поэтому они просто сбрасывают покрывало на твердый пол. Сейчас это вообще не имеет значения. Ничего не имеет значения, кроме ощущений. Кроме рук Аны, обнимающих их обоих, кроме лба Гейба, упирающегося в ключицу. Кроме ощущения короткого, сиюминутного счастья. Когда Ана откидывается назад, протяжно стонет, накрывает и Джека. Он чувствует как-то почти со стороны, что рядом, прямо за Аной, в спазме оргазма содрогается Гейб, и это совершенно странным образом усиливает собственные ощущения. Ана падает ему на грудь, и, чтоб ее не придавило бессознательной тушей Рейеса, Джек подтаскивает Гэбриэла себе под бок. Они лежат так какое-то время, и, если бы оно длилось всю оставшуюся жизнь, Джек был бы не против. Ана устраивается между ними, закидывает ноги на Джека, а голову укладывает на плечо Рейеса. Джек смотрит на умиротворенный профиль Гэбриэля в темноте и думает, что война — это не всегда только смерть.