***
на утро все внутри будто было выжжено. тайком пройдя мимо спален Эмброуза и Хильды с Зельдой, она прошла в ванную. Сабрина стирала засохшую кровь с предплечья жесткой губкой, обломанными ногтями царапала воспаленную кожу, тем самым срывая едва появившиеся корочки. кровь снова шла, и ей было этого мало, руки снова тряслись. рядом сидел Салем и просто смотрел, как хозяйка пытается не убить себя или, например, не взорвать комнату. она ушла через пятнадцать минут, потому что еще через пять проснулась бы Зельда и начала бы плеваться черными цветками, то ли сухими, то ли сгнившими. никто в доме об этом не говорил, но все знали. все всё про всех знали, но свой самый постыдный и трусливый секрет Сабрина собиралась забрать с собой в могилу, именно поэтому умирать стоило прямо сейчас. ведьма (ненастоящая, фальшивая) спустилась во двор, начиная рыть себе яму в земле Каина. ей было немного все равно, что это выглядело явно подозрительно, и явно все было не в порядке. черенок лопаты оставлял в ладонях занозы, но она не могла остановиться, потому что боль не отрезвляла, а пьянила, и Сабрина считала ее искуплением за все свои грехи. она была виновата-виновата-виновата. первым узнал Эмброуз, когда тем же вечером она, как безумная, кричала и умоляла его убить ее. кузен задрал рукава ее большого-большого свитера, в котором было так жарко и неудобно, посмотрел на руки и покачал головой. лучше бы он тоже, как Сабрина, кричал и бил ее по щекам, чем заботливо накладывал бинты, пахнущие мазью на травах, читал заклинание и шептал какой-то бред. тогда было бы не так унизительно. к понедельнику цветы так и не появились. Сабрина думала, что, может быть, это и к лучшему. а потом все изменилось, и теперь она только боялась, что цветы появятся у Харви. она раз за разом приходила к мысли, какие же они будут, ее собственные: тюльпаны, лотосы, розы, лилии, азалия или аконит?.. цветами Харви бы точно стали васильки. такие простые и такие красивые, всегда на лугу, несокрушимые ветром… другие бы просто не смогли. другие цветы не были бы достойны Харви Кинкла. и она бы любовно собирала их каждое утро из окровавленной раковины, пряча по книгам вместо закладок. впрочем, теперь это было неважно. Сабрина Спеллман перестала ею быть. или стала наоборот… юная ведьма запуталась окончательно, и в душе ее стали расти зло и кощунство, как с самого начала было угодно Зверю.***
ведьмы гораздо реже подвергались этой чертовой болезни. Ник ее ненавидел, потому что он хотел просто жить, просто дышать, наслаждаться каждым вздохом и когда-нибудь, обязательно еще в студенчестве, целовать какую-нибудь красивую девушку и думать о том, как бы затащить ее в постель. но вместо этого ему досталась Сабрина. Сабрина — маленькие цветки лаванды, перемешанные с его кровью, которые он легко смывал в трубопровод каждые утро, день и вечер. Ник улыбался Сабрине и говорил с ней о глупостях, потому что заслуживал хотя бы этого. пусть девчонка-Спеллман станет его другом на все то время, пока он не сойдет с ума окончательно. он никогда не надеялся на взаимность, потому что в ее глазах вечно была эта проклятая любовь к смертному, и Ник хотел бы его ненавидеть. вместо этого он заранее винил какого-то мальчишку в своей смерти и почему-то готовился к похоронам. ведьмы и чернокнижники могут жить с болезнью. только он не хотел. ни за что, лучше застрелиться. чуть позже, когда имя Сабрины оказалось в книге Зверя, Ник решил, что ему воздастся за спасение того малолетки, которого она любила. возможно, в тот день он сам правда искупил что-то за деяния своих предков, потому что сам он никогда ничего плохого людям не делал, что бы кто ни говорил. когда Сабрина поцеловала Ника, он был самым счастливым чернокнижником в Гриндейле (за весь мир он не ручался). он думал, что «вот оно, проклятье снято, и свобода пришла», только тем же вечером он все еще плевался кровью с лавандовым запахом. теперь Спеллман решила делать себя виноватой за его счет. Николас был безумцем, потому что он позволил. ей предстояло попасть в ад. он уже в него попал. когда девчонка стонала под ним, и короткие волосы разметались светлыми змеями по подушке, Ник подумал, что она — самое красивое, что он видел. ему хотелось испытать ее человеческую любовь — чистую и непорочную, но ему досталась страсть ведьмы — все пороки, что Сабрина прятала внутри, вся страсть, что гасили ее наивность и доброта. Николас Скрэтч, кажется, открыл бездну в душе Сабрины Спеллман. и он бы точно застрелился, если бы не метки юной ведьмы на его шее. если бы сам не целовал шрамы, белыми и розовыми полосками прорезающие ее руки. если бы сам не любил эту невероятную девушку с комплексом Бога и пороками живого существа. он бы точно убил себя раньше времени, если бы в один день его цветы не пропали, если бы на его плече не засыпала Сабрина Спеллман, бормоча что-то непонятное, так похожее на «Ник».