Не от мира сего

      Если в итоге ты не счастлив – значит это не итог. Даже люди, которым за каждый, лишенный праведных намерений, поступок карма дает невероятных звездюлей, все равно будут счастливы, даже если за это им придется платить.       Подозревая, что за прожитые двадцать пять лет карма нехило на нем оторвалась, Арсений нервно курил в окно машины и внимал интереснейшему подкасту. Черт бы побрал Серого с его «давай получим второе образование», «никому не нужны просто культурологи, давай в журналистику», «я знаю, что можно и без образования, но с корочкой шансов больше». Поэтому любая поездка Арсения сопровождалась «невероятно информативными» подкастами журналистского характера.       Наверное, вся эта нервозность прицепилась в часовой пробке, но «Введение в журналистику» Прохорова показался почти бессмысленным, каждый абзац которой можно сказать одним предложением. Попов с болезненным, сумасшедшим упоением начал мечтать о творчестве Бузовой, которое напрягает на толику меньше, чем творчество Прохорова. Но упрямая природа его личности не позволяла деградировать и держала руку на руле, настойчиво не давая дотронуться до кнопки переключения.       Хотя, если бы Арсений нажал на неё, то он услышал бы ещё один подкаст.       Второй семестр первого курса для двадцатитрёхлетнего человека – это смачный кармический пинок, под который он свою задницу подставил самостоятельно. Журналистика – это интересно. Журналистика – это огромный выбор. Журналистика – это интересная работа. Учиться на журналиста – непонятная херня. От слова «совсем». А для магистра-культуролога оказаться в журналистике - вообще пиздец какой-то. Вместо полета мысли – перевернутая пирамида и неприкосновенность факта. Не статья, а материал. Статья – это жанр аналитической журналистики, блядь. Запомни обязательно. Не путай. Новости уметь писать очень надо. Да, их лет через десять будут клепать роботы. А если роботы тебя с ложечки будут кормить, ты жрать разучишься? Давай, ты можешь – во имя пера, истины и святого факта, аминь.       И надежды их многочисленного курса работать на всероссийском или, упаси кто-нибудь, международном телеканале – чёткое завершение антуража кафедры межъязыковых коммуникаций и журналистики КФУ имени не кого-то там, а самого Вернадского. Ну, во всяком случае, именно так к этому относятся преподаватели.       Звонок прервал Прохорова и это обрадовало Арсения в сотню раз больше, чем пробка, которая близилась к концу.       - Чё?       - И тебе привет, Арс. Опять в пробке?       - А хули бы и нет?       - Вопросом на вопрос?       - А чё?       - Не смешно. У нас замена – русский у длинного.       - Блядь.       - Опоздаешь – отхватишь пиздюлей. Его Ляся чуть не сбила. Такого культурного «нахуй» я ещё не слышал.       - Понял. Я уже буду скоро. Я возле Семашко в пробке. К вокзалу рассосемся.       - Десять минут, Арс. Я в тебя верю.       - Ага, и тебе аминь. Пока.       - Увидимся же щас.       - Да похеру. ***       Аспиранты-филологи – личности своеобразные. Паша – вообще неординарный. Как казалось Арсению, замдекана вручил ему первокурсников исключительно для того, чтобы он научил культурно унизить любого. Правильные ударения, правописание и основы стилистики – это, конечно, важно. Но умение обложить так, чтобы и сам оппонент не совсем понял, что это вообще было – один из основных навыков для журналиста. Поэтому «Русский язык и культура речи» начинался с методичного разъяснения некомпетентности первокурсников в вопросе ударений, предоставленном на личное рассмотрение дома. С Пашей Арс и Серый знакомы давно – он им с дипломной помогал. Они ему помогали спиваться. Культурологи и филологи в этом вопросе удивительно быстро приходят к общему мнению. Но это не спасало их от того, что они, наравне с большей частью группы, таки перепутали ударение в слове «обеспечение».       - Я филолог, знаете ли. Я произведения классической и современной русской литературы читал и перечитывал. И даже подробно изучив ловкость изречений Булгакова и бьющую наповал ироничность Гоголя, мне все равно не хватает слов для того, чтобы объяснить какого чёрта в ваши прелестные головы вмещаются сюжетные линии бессмысленных мелодрам и непродуманных триллеров, но правильные ударения столь часто используемых слов вы отталкиваете, как наполнитель для кошачьих лотков животные испражнения. Вы просто…       Собственно, именно в этот момент и Арсений, и Серёжа перестали слушать Пашу. Ибо если он разошелся – всем конец. Если бы ядерная бомба, по своей неловкой неаккуратности, решила бы взорваться в момент его речи – она бы сделала все, что можно, и немного повременила.       Однако же, так и непонятно Арсению, почему он сидит здесь. Первый курс, а уже непонятно, кого из них тут делают? В других ВУЗах все по отдельности – связи с общественностью, интернет-СМИ, печатники, теле и радио батальон. Тут же все и сразу, и это не только о журналистских направлениях. Историки, политологи, экономики, философы, пиарщики, критики, которые умеют написать стенд-ап, сказать его на камеру, взять несколько синхронов, наснимать материала на видеоряд, потом все это смонтировать так, что не отличишь от центрального ТВ, сделать радио-версию и замутить текстовый и видео-блог на тематику поставленного вопроса - и все это за один день и в одиночку. А после этого пойти еще журнальчик сверстать и встретиться с друзьями за вечерним пивом. Поэтому все сложно, знаете ли. Но Арсений с Сережей студенты со стажем, они смогут – а вот что забыли здесь все остальные «йуные дарофания» искренне непонятно. Это же всю свою молодость убить на эту хрень.       - А вот Шастун молодец, - кто? – Только покажись мне, ясно солнышко, какого ты пола хоть, А. Шастун? А то я тебя и не видел еще. Какими ветрами попутными тебя сюда занесло?       - Я здесь. Антон. Пол мужской, лет 18, я перевелся сюда, - поднялся со стула высокий парень, которого до этого ни Арсений, ни Сережа здесь не наблюдали. И что самое странное – он был выше Паши. Парни шутили над Добровольским, что на пару сантиметров выше – и каюк, травмоопасная жизнь вырисовывается. Они, оказывается, ошибались – этот жив, на вид здоров, да ещё и не тупой – значит, не тратит все свободное время на спасение жизни. Однако.       - Я насквозь пропитан любовью к нашему небольшому живописному факультету, однако откуда тебя занесло в эту дыру?       - Воронежский государственный.       - А что…       - Родители переехали, квартиру продали. Общагу не дали. Пришлось.       - Ладно, Шастун, садись, что стоишь. А то рост у тебя, скажем так, травмоопасный.       - Да мне норм.       - Ого, так ты даже нормально живешь? Не падаешь, не спотыкаешься, за жизнь свою ежесекундно не переживаешь?       - Вам ли спрашивать, Павел Алексеевич?       - А я и не для себя. Ну да ладно, новая тема, дурашки мои: "Культура научной речи". Подтема: "Общая характеристика научного стиля. Подстили и жанры научных текстов. Способы построения и методы логической организации научного текста". Блядь. *** -       Тебе не кажется, что у Паши слишком высокая концентрация его странных шуточек? – возмущался Сережа.       - Да это пиздец вообще.       - Не, сколько лет мы его знаем, а шутки так и не доходят.       - Может читать больше надо.       - Шутишь? Ну шути-шути… О, новенький. Пошли свежее мясо помучаем.       - Чё ты уже сразу мучать? Меня тебе не хватает? Покурить же вышли.       Культурологи-журналисты двигались в сторону курилки (проще говоря, к выходу из ботанического сада), на которой подкуривал сигарету травмоопасный Шастун.       - Ну познакомимся там, пообщаемся, бухнем – они с Паханом подружатся.       - А тебе вот лишь бы бухнуть, ну.       - А тебе нет?       - Я еще жрать люблю.       - Не, это я тоже люблю… Здаров, парень! Мы из твоей группы – я – Сережа, он – Арсений, ты – Антон. Всем приятно, все подружились, все молодцы. Что делаешь после пар? – Армян, блядь, короткий не только ростом, оказывается.       Шастун приподнял бровь. Затянулся. Посмотрел на них.       - Не нуждаюсь       И отошел.       - Бля, вот букашка, - Сережа выглядел явно задетым.       - Не расстрайвайся, хвостатый – мы и втроем с Паханом неплохо бухаем, - заметил Арсений.       - Ну да, в принципе… - глубокомысленно протянул Сережа и столь же глубокомысленно затянулся. – Сегодня домой опять? Как мама?       - Нормально, жива. Пока. От заботы отца и здоровый повесится, но маман сильная. Не, не домой – он сказал, чтобы я не катался вечно туда-сюда, он и сам справится.       - Он же готовить не умеет.       - Там Наташа. У нас теперь дома сплошной пиздец – у Наташи же сын. Она раньше на работу приходила, он в садике был – а сейчас они и ночуют у нас, Смысл ей кататься, если она постоянно нужна.       - И что, дядь Серый прям так просто взял и согласился?       - Ага. Смешно. Она настояла – после того, как отмывала кухню от папиного завтрака, Наташа решила, что ей проще поддерживать дома порядок, чем постоянно его наводить.       - Ну да.       - И маме хоть есть с кем поговорить.       - То есть, она не просто валяется и втыкает в сериалы?       - Эээ, ты попробуй столько времени ни с кем не разговаривать. У нее шарики за ролики уже, наверное.       - До сих пор не понимаю, как она умудрилась, ну честно.       - Это же маман. У нее невезение в крови. Мне походу, тоже передалось.       - Да ну, ты так феерично не проебывался – и руку, и ногу сразу, - усмехнулся Сережа.       - А вспомни ту ситуацию в клубе. Она, кажется, упала на блевотину.       - Фу, господи, Арс!       - Пошли уже. **       Шастун осознавал, что это просто фатальная катастрофа. Ладно универ. Ладно друзья – их, как бы, было немного. Один. Хотя любимый и обожаемый. Но найти нового наставника – это почти нереально. Они же такие все «мы с детства учим ребенка, развиваем его способности, узнаем, что к чему, а брать восемнадцатилетнего – это же геморрой. А вдруг его прошлый наставник не те способности на первый план выставил». Боже, мать вашу за ногу, остаться в восемнадцать без наставника – это похерить всю жизнь. Развивать способности самостоятельно действительно сложно, нужен тот, кто шарит побольше во всем этом. И вообще, вдруг он разозлится и подожжёт дерево? Или человека. Огонь его не особо то и слушается вообще. Он, как бы, с воздухом дружит больше. И поэтому да – если он что-то подожжет, в идеале он может раздуть огонь еще больше. Хотя, можно попробовать потушить, но… Ладно. Антон решил, что разберется с этим в тот момент, когда действительно что-то подожжёт.       - Шастун, привет. Как дела?       - Павел Алексеевич, я только с вашей пары. Ничего не изменилось.       - Хорошо. Есть пять минут?       - У меня пара.       - Ай, скажешь, что я задержал, - отмахнулся Добровольский.       Он потащил Антона в столовую, взял кофе и пару булочек. Поставив еду перед Шастуном, Павел Алексеевич спросил:       - Из Воронежа, говоришь, приехал?       - Ну да.       - Почему огонь никогда не победит воздух?       - Потому что они не будут бороться, - на автомате ответил Шастун. – Вы знаете моего наставника?       - Сложно не знать своего деда. Скажи, что эти его присказки до чертиков странные?       - Ага, я их вообще редко понимал.       - Он меня ими с детства кормил, а гран-маман все боялась сказать, что оно мне не надо.       - Боялась?       - Ну ты прикинь ему сказать, что его внук – обычный? Он же до моих двадцати так ничего и не знал.       - Оооо, я это вспомнил. Он как-то пришел на занятие после семейной попойки и чуть не разнес квартиру, а потом рассказывал о том, что я его наследие. В этот день я понял главное правило…       - Не заниматься магией с пьяным дедом! – в унисон объявили друг-другу Паша и Антон и рассмеялись.       Буфетчица посмотрела на них, явно сомневаясь в выборе работы. Павел Алексеевич продолжил:       - Короче, по поводу наставника – я поспрашиваю. Дедуля попросил присмотреть за тобой. Нового наставника сложно найти, но имя семьи сделает все за меня, так что я найду кого-нибудь. Ты же пока не покалечь кого-нибудь. Дед говорил, что ты немного импульсивный, - усмехнулся Добровольский.       - Я попробую. Если никто из нежити по пути не попадется, я – само очарование.       - Понял. Молодец. Однако, у нас тут с этими падлами сложно – они магов за версту чуют и особо не шифруются. А главные и не протестуют. У нас тут слегка перенаселение сильно. Постарайся обходиться артефактами защиты или, на крайний случай, ногами – беги, короче. Кстати, как там дед вообще? А то он звонит только по делу – ни привета, ни поката…       Взглянув на время и осознав, что пара проебана безвозвратно, Шастун взял себе еще кофе, и начал рассказывать. ***       А Симферополь вообще неплохой город – красивый. Особенно вечером. Шастун пришел к выводу, что ему нравится. Наверно. Может быть. Все не так плохо, короче. А вообще надо бы завести друзей. Паша с лёгким флёром припизднутости – это хорошо, но может по сверстникам как-то. Хотя, это явно не про него. Вроде и общительный, однако с друзьями у него исторически просто не складывается. От слова «совсем». Ну проблемы у человека с социальными коммуникациями. Общительный вроде, шуточки понимает, а вот личное пространство – Чернобыль ебучий. Никому нельзя без специального оборудования. Аудитория тараканов в голове Шастуна неистово кекает, потому что – ну «ТЫ ЖЕ ЖУРНОЛЕСТ». Что ты, собственно, тут забыл со своими проблемами? Ахах, лол.       Как назвать болезнь, когда ты слишком сильно любишь людей и одновременно не хочешь находиться рядом с ними слишком часто? Экстравертно-интровертное помутнение? Да ебись оно конем, вашу Машу. Видимо, кто-то из пра-пра сделку с дьяволом заключил – мол, мне нормально, а мой внучок в пятом поколении пусть с неприятностями в десна долбится. Ну что сказать – благодарочка, хули. Ну ебнутый и ебнутый – кто-то этим гордится, а Антон Шастун с этим живет. Не повесится же – не дождетесь. А вот с его способностями – это вот глобальная проблема. Хотелось бы относиться к ним как к ебанутости, но нет – если он ненароком сожжет кого-то из-за банальных пьяных разборок – будет немного неловко. Чуть-чуть. Но все-таки в Крыму чуть спокойнее, как-то по-другому, но чуть…       - Лови бомбу!       Что, блядь? Ох уж этот инстинкт самосохранения – Шастун нырнул в ближайшие кусты и прикрыл голову. Выглядел он дебильно. И вообще был похож на слегка помятый в сумке круассан.       Ничего не взорвалось. Никаких терактов или инопланетного вторжения. Просто смех. Да ебучая нежить! Чё там по изгнанию?       - Et fides in me virtutes salvabit me de creatura diaboli. Et lucet lux iustitiae in nomine domini nostri magicae[1], - кто-то засигналил – еще бы, свет магии слишком яркий, а Шастун рядом с дорогой. Хорошо, хоть не авария. Чернь начала истерически кричать. А нехуй было. Сконцентрировав силу, Шастун направил ладони на нежить и, почувствовав энергию, попытался направить её на Чернь – ебутся коты, слова бы вспомнить, сила и сама разберется со своей целенаправленностью.       - Ego negare Deum, ego occidere diabolus. Anima mea, ius habet eligendi. Ego, mitte te, mori pro arbitrio anima tua, - ебать, он вспомнил.       Антона ослепило – и правда уж нежить распоясалась. Пиздец. А обычные люди как же? Почему Совет вообще ничего не предпринимает? Вот если бы обычный заблудил сюда, а? Пиздец, а не правительство.       Шастун отряхнул штаны, размял ноги, морально поплакал. Паше нужно сказать, что обереги вот вообще не помогают. Нежити слишком много. Ладно. Хрен с ним. Надо идти в общагу.       - Что это была за хуйня?       Шастун обернулся. За кустами стояли два пацана, которые подходили к нему в универе. Одному было страшно, второму было так же – просто он настолько охуел, что пока этого не понял. Антон понял, что влип. Жойско влип.       - Я еще раз спрашиваю, - хвостатый все еще молчал, а его друг, кажется, готов Антону палку в жопу засунуть, - что это за хрень была, а?