Вспомним Шики

      Кацура Такамия обожал своего Изуми, потакал любому желанию парня, боясь потерять его. Аое Рейджи покровительствовал подобранному на улице котенку, не признаваясь, что тут нечто большее, чем простое желание защитить слабого. Но было то, что связывало Такамию и Аое и что не смогли бы понять ни Изуми, ни Наоя. Шики.       Это имя болью отзывалось в груди Рейджи и странной грустью — у Такамии. Каждый год в день смерти Шики Аое напивался. Чаще в одиночку, запираясь в своем офисе в «B&B». Такамия редко составлял ему компанию, предпочитая развеять свою грусть в объятиях Изуми. Но в эту годовщину Кацура пришел. Молча протянув стакан, чтоб Рейджи налил ему дорого виски, Такамия плюхнулся на кожаный диванчик рядом с другом.       — Я разругался с Изуми, — произнес он после первого стакана.       — Я говорил тебе не связываться с детьми, — почти сразу налил вторую порцию Рейджи.       — Посмотри на себя, — незлобно отозвался Такамия, задумался на минуту и поднял стакан, — за Шики?       — За Шики, — согласился Рейджи, залпом выпивая свою порцию.       Некоторое время они пили молча, пока бутылка не опустила примерно на две трети.       — Рейджи, — нарушил молчание Такамия.       — Что?       Такамия решился задать давно мучающий его вопрос.       — Не жалеешь, что сейчас с Наоя, а не с Шики?       — Их нельзя сравнивать… Твой дядя был особенным, Кацура… Наоя тоже особенный… — Рейджи откинулся на спинку дивана. — Давай слетаем в Англию, сходим на могилу.       — Сходим. В любом случае, мой дом всегда открыт для тебя, Рейджи.       Аое потряс почти пустую бутылку и снова разлил им обоим.       — Не волнуйся насчет молокососа, Кацура. Образуется. Подуется — и вы снова помиритесь. Кацура…       — Что?       — Дай мне тебя поцеловать…       Такамия уставился на друга.       — Эм… наша ссора с Изуми не настолько серьезная, что меня требуется утешать таким способом…       — О, заткнись. Просто поцелуй меня.       Что-то было в голосе Аое такое, что Такамия неожиданно для себя согласился. Прильнув губами ко рту друга, он осторожно проник языком внутрь. Аое не отвечал на поцелуй, полностью расслабившись. И Такамия внезапно осознал, что он пьян настолько, что этот невинный по сути поцелуй начинает его заводить. Он оторвался от губ Рейджи, лизнув напоследок кончик языка Аое.       — Доволен? — с сомнением спросил Такамия.       — Доволен, — выдохнул Рейджи, — спасибо…       — За что? — удивился Кацура.       — Ты целуешься не так, как Шики, — почти что прошептал Рейджи.       Такамия замер, пьяно хохотнул.       — Лучше? Или хуже?       — Лучше, — еще тише отозвался Рейджи.       Он на секунду замер, рассматривая немного порозовевшее лицо друга, а потом наклонился, чтобы уже самому поцеловать Такамию.       Поцелуй вышел скомканным, непонятным, но не остался без ответа. Но они были оба слишком пьяны, чтобы отвечать за свои действия, поэтому следующий поцелуй вышел уже лучше. Такамия позволил Рейджи снять с себя сорочку и пройтись ладонями по ребрам, пока сам запустил руки за пояс штанов Рейджи.       Они не воевали за лидерство, все и так было ясно.       Они не думали о последствиях.       Они просто, забывшись, наслаждались прикосновениями, настойчивыми ласками. Когда все закончилось, хмель в голове Такамии уже выветрился. Кацура лежал на спине, перебирая волосы Рейджи, что удобно устроил голову на груди друга.       — Кацура, — тихо произнес он, приподнимая голову, — мне стало легче. Спасибо.       Конечно, это были совсем не те слова, которых ждал Такамия, но он нашел в себе силы улыбнуться.       — Не за что, — он перевернулся на бок, чтобы обнять Рейджи. — Мне тоже стало легче.       Но тот ушел от объятий.       — Кацура, — Аое привстал, нависая теперь над Такамией, — хотя нам обоим и стало легче… не считаю нужным продолжать…       — Я знаю, — согласился Такамия.       Рейджи уже окончательно встал, поднимая с пола свою одежду.       — Разве что раз в год… — добавил он спустя минуту.       Кацура кивнул       Они слишком хорошо друг друга понимали, чтобы говорить больше.