Два одиночества встретились в лесу

На товаре, что мы спрятали в той пещере, можно заработать тысячи три-четыре. А если повезет со скупщиком, то и все шесть! Ха, славно прогулялись! Все-таки у Хельда нюх на богатые добычей места. Хотя, я поначалу не хотел лезть в те руины. Есть у меня предубеждение на счет того, что не стоит нарушать покой усопших… мало ли, навлечешь еще на себя древнее проклятие. Но сейчас, когда все позади, а схрон набит теми редкими вещичками, что люди оставляли при погребении старых нордских героев, начинаешь задумываться о том, что все предостережения — не более чем попытки защитить курган от разграбления. Конечно, «прогулка» по гробнице — вещь малоприятная. Взять хоть бесконечные узкие коридоры, петляющие меж камер с саркофагами и просто нишами в стенах, где покоятся полуистлевшие норды. Или как бредешь в полутьме и вздрагиваешь от каждого шороха: то ли кладка осыпается, то ли мерещатся в темноте чьи-то шарканья да скрежетания — будто не может мертвец упокоиться в могиле своей и скрипит с тоски гнилыми зубами. Неверный свет факела не столько освещает тебе путь, сколько еще больше пугает подрагивающими тенями на стенах. Будто мелькнет чей-то силуэт за поворотом, или мнится, что идет за тобой драугр по пятам, и уже ощущаешь на своей шее его ледяное дыхание. Обернешься — и нет никого! Я уж молчу про невыносимый смрад. Запах забальзамированных тел — сладковатый, тошнотворный, крепчавший веками под сводами кургана. Он намертво забивается в ноздри вместе с извечной пылью, проникает в грудь, и ежели не вывернет тут же твое брюхо наизнанку, можешь быть уверенным — эта вонь будет еще долго тебя преследовать. К несчастью, драугры не только мерещатся во тьме. Нет, наверху-то они и правда мертвяки — лежат в своих нишах, а то и просто валяются там и сям, будто кто-то их раскидал из баловства или по странной прихоти. Добра у них нет, так, мелочевка. Видать, не мы первые были, кто сюда забрался… ну, побродили, в горшки да гробы позаглядывали — труха одна. Но не отчаивались, у Хельда ведь ключик был от нижних залов. А все ж неприятно было тащиться по усыпальнице. Да и небезопасно, ловушки, видать, до нас не все обезвредили. Дурачине Свену чуть ногу не оторвало, когда он шагнул на обычную с виду плиту, чуть выступавшую из пола. Хорошо хоть Вульфстен успел вовремя его оттолкнуть! Бедный Вульф… Едва добрались до нижнего уровня и приблизились тяжелым воротам в главную усыпальницу, явственно услышали мертвяковы костяные шаги, гулко отдающиеся от каменного пола. От этих тварей не скрыться, если только твоя походка не тише взмаха крыльев бабочки. Но никто из нас не обладал легкой походкой, а потому драугры учуяли нас издалека. В ужасе слышали мы, как они заворочались, побежали к дверям, топоча ногами не хуже живых. Уж на что тертые калачи, а струхнули все четверо. Вот ведь не первый день на свете живешь и уж вроде всякого навидался, а от их сопения да возни под дверью так в пот и прошибает! Нет, видать, в каждом из нас — хоть в самом первом рыцаре — живет природный страх перед смертью и тем, что таится за ее порогом. Ходячие мертвяки — это тебе не бандиты с дороги, коих я уйму положил, пока караваны сопровождал. И не солдаты ярла, учуявшие нехилый куш, которым ты разжился в давних приключениях да «забыл» с ними поделиться. Даже в орочьей крепости, где посчастливилось мне добыть когда-то одну вещицу (подворовывал, было дело), не было мне так жутко, как в этой темной зале, где за стенкой бушевали умертвия. Глухо скреблись они ногтями по старому дереву, колотили в крепкие двери, порыкивая что-то на древнем языке своими жуткими голосами. Но Хельд повернул дверные кольца и вставил в скважину свой диковинный ключ, похожий на коготь. Тут уж хошь-не-хочь, а пришлось страх свой отогнать, укрепиться духом и приготовиться к драке. Как ворота распахнулись, кинулись они на нас кучей — высокие иссушенные, с горящими могильным холодом глазами! Но и мы не сплоховали. Кого топором угостили, кого мечом. А одному Свен стрелу прямо в раззявленный рот пустил — так и грохнулся костяной, подавившись сталью! Тут о страхе-то и позабыли. Известно ведь: хорошая рубка правильному человеку только сил придает, в раж вводит. Ну, раскидали их, вчетвером долго ли? Но вот мертвяки, что у трона нас поджидали во главе с ихним начальником, задали нам жару! Старшому их — даром, что скелет ходячий — силы и злобы не занимать было! Швырнул несчастного Вульфа через весь склеп так, что бедолага свернул себе шею. Нам тоже порядком досталось — побегали — но, в конце концов, хорошо все закончилось. Вульфа только жалко… Но уж такую жизнь мы себе выбрали — какие же приключения без риска? Никогда не знаешь, где свою смерть найдешь — в драке ли, в подземелье или могильнике с ходячими мертвяками? Но по усердию и награда. Не напрасно мы в тот каирн полезли, хоть и лишились товарища. В сундуке, что у стены слов стоял, много чего занятного нашлось — один только резной щит септимов на восемьсот потянет! Да клеймор у главного драугра знающим людям можно тыщи за полторы толкнуть. Ну и, чего уж там, делить-то теперь на троих, а не на четверых. Так что, все к лучшему. *** Охотница не ела два дня. Проклятая лихорадка отняла у нее целую неделю жизни! К тому же, как назло, перед этим она долго не ходила на охоту — к сестре в Маркарт ездила. Вот и доездилась. Хорошо в Маркарте, привольно — пей да веселись, и никто тебе слова не скажет, потому как не знает тебя никто. Что сказать, знатно погуляла, с шиком. Долго будут помнить знатную Охотницу маркартские таверны и один занятный бретонец, чтоб ему, смазливому, под землю провалиться! Мало того, что все деньги прогуляла так еще и застудилась обратной дорогой. Еле до дому добралась, а там пусто. Шкуры Охотница еще перед отъездом распродала, ни клочка меха про запас не оставила! Это сестра ее бережливая, всегда запас оставляла да знала, как правильно хозяйство вести, чтоб и жилось сытно, и септим-другой про запас оставался. Но та выскочила замуж и уехала на другой конец Скайрима. А кроме нее-то у Охотницы больше никого и не было. Никто не поможет, добрым словом не утешит. Зелья какого — и то купить некому!.. да и не на что теперь. Ну, забежала как-то соседка — сварила дрянную похлебку из остатков пищи — и больше не показывалась. Теперь дома крошки хлеба не осталось! Так что — хочешь, не хочешь — а пришлось в лес идти. Хм, идти… еле брела, хватаясь за ветки. Того и гляди рухнет. Как, интересно, бедняге удастся пристрелить кого-нибудь в таком состоянии? Но делать-то нечего… или пытайся, или ложись да помирай… А в заснеженном лесу, как назло, ни одной живой души не видно. Ночью метель была — вот все следы и замело. Ну, пробежал заяц — Охотница лишь грустно посмотрела ему вслед. Глупо надеяться, что в таком состоянии она сможет его поймать. Обреченно побрела дальше, надеясь встретить зверя покрупнее. Да и не заметила, как забрела в самую чащу. Укрытые снегом деревья росли так густо, что закрывали своими верхушками небо. Острые ветки неприятно дергали за одежду, царапали лицо и руки. У охотницы глаза ломило от контраста — белый снег и черные, будто мертвые, деревья. Даже зеленые ели и пестрые кусты снежноягодника едва проглядывали из-под пушистых снежных шапок. Может померла она да попала в загробный мир? Разве же бывает в лесу так тихо и пусто? Вокруг, сколько видит глаз, лишь белые сугробы да недвижные деревья. Все будто замерло, притихло. Даже вездесущих птиц было не слышно. Ни зверя, ни человека — никого нет в этом тихом сумрачном мире. Холод усилился, пробирал до костей. Возвращалась горячка, в голове совсем помутилось. Но бедная женщина продолжала идти дальше по мертвому лесу. *** А Свен-то оказался той еще свиньей! Видите ли, это он главного драугра пришил! Да где б ты был со своим дрянным луком, кабы не мы с Хельдом? Пока ты в сторонке стоял и удачного момента для стрелы ждал, мы под этого мертвяка подставлялись! Это мы на себя главный удар приняли — сражались с мертвяком, пока ты возле стен скакал! Ну чего уж там… поцапались крепко. Хельд ему башку-то и проломил… и поделом! Нечего было на долю Вульфа зариться. Да и ладно, теперь мы с Хельдом с полным правом можем добычу на двоих поделить. У Хельда уж и человечек нужный на примете есть — побежал с ним встречаться. Да только и я не прост. Сговорится Хельд со своим скупщиком и сбудет весь товар ему по дешевке, а потом от него свою разницу получит. А я, значит, в дураках останусь. Неет, надо и мне подстраховаться. Знаком я с одним дельцом в Вайтране, а он, в свою очередь, с ростовщиком из Виндхельма, а у того, говорят, подвязки в самой рифтенской Гильдии имеются. Так что не обмануть меня Хельду, даже если очень постарается. Только бы раньше него до Вайтрана добраться… Но тут своя сложность: в опале я у местных стражников после того случая с караванщиками. Кто ж знал, что они контрабанду везут? Попался чисто по глупости! Еле вывернулся потом. А главное — в Вайтран открыто теперь не сунешься. До чего ж ничтожный все-таки народец эти стражники! Нарочно что ли таких подбирают? Тупой, как та елка, стоит деревянным истуканом у ворот и знай свое: «Не положено!». Договорись с таким! А те, что пошустрей, так тебя обчистят, что и не рад будешь, что вообще связался. Придется в обход идти. В Вайтране стены высокие, но с задней стороны, под холмом, где городской сток, есть лазейка. Гадость конечно –в нечистотах балакаться, но если денежек хочешь — ножки замочишь, не побрезгуешь. *** А Охотница все брела по диковинному лесу. Узнала она места эти проклятые. Мертвая чаща, ее даже звери стороной обходят. Околеешь тут и костей не найдут. Но обратно не повернешь — заплутала она. Уж совсем из сил выбилась бедная женщина, привалилась к дереву, зажмурившись, утёрла пот со лба. Из-под оврага сквозь колючие кусты подкралась к Охотнице тихая Смерть и протянула к ней ледяные руки. Взглянула Охотница на равнодушное далекое небо, вдохнула последний раз морозного воздуха и собралась помирать. Но не настал еще ее час, отступила Смерть за дерево, да и растаяла, обернулась снежной крупой. Брызнула та крупа в лицо Охотнице и открыла она глаза, ожила. Невдалеке раздался треск сухих веток, громовым раскатом вернувший женщину к жизни. Повернула она голову и увидела, как кто-то крупный продирается сквозь густые кусты снежноягодника. Лось, а может и медведь. Далеконько, конечно, да и темная шкура едва из-за кустов проглядывала, но шанс у Охотницы всего один был и никак его упустить нельзя! Собрала Охотница последние силы, вскинула верный лук. Ничего, рука не дрогнет, стрела не подведет, потопчем еще землю, покоптим небо! Верный лук упруго вздохнул, тетива приятно прижалась к щеке — и приободрилась Охотница, вспомнила свое мастерство. Напряглась, уняла азартную дрожь из пальцев и прицелилась. Зоркий взгляд выхватил из зарослей темный подвижный силуэт, и мир будто замер на мгновение. Звонкая стрела с радостным гулом понеслась навстречу своей жертве. *** Что это?! Стрела! Откуда ей взяться в этих глухих местах? Сюда даже охотники не забредают — ни зверья, ни жилья здесь нет, одни старые могильники! Потому и схрон тут держали — чужой никогда не найдет, случайно, или даже по наводке. И все-таки — вон — стрела из сугроба торчит, самая настоящая, чудом мне в башку не воткнувшаяся. Знакомая стрела-то, у Свена такие были. Ай да Хельд, ай да курва! В Вайтран он побежал, как же! Схоронился в лесу и соследил меня! А я тоже хорош! Иду себе, посвистываю, навар считаю. Нет бы насторожиться да умишком пораскинуть! Уж больно Хельд быстро согласился товар поделить, как я сказал. Ни разу не заспорил, хоть и сам зарился на тот клеймор — я заметил. Ну теперь понятно почему — зачем спорить, если всю добычу собираешься себе оставить? Открыто он ко мне не сунулся — знает, сучий сын, что не тягаться ему со мной. Вот и решил, падаль, втихушку подстрелить, пока я ни сном, ни духом. Хорош товарищ, благородный. Ну ничего, Хельд, я тоже не дурак от вероломства погибать. Лука-стрел у меня нет, ну и ладно, кустов здесь много, схоронюсь пока. Да и лучник ты хреновый, один раз почти поймал меня, но теперь –то уж я настороже. Ничего, подождем пока у тебя стрелы кончатся, и сойдемся, как подобает, в честном бою. *** Охотница замерла. Неужто промазала? Слышала, как в зарослях кто-то вскинулся, но не убежал, затаился. И не спугнула, и не убила — кусты едва заметно шевелились. Или зверь к прыжку изготовился? Если медведь — плохи дела — и здорового человека мигом бы догнал, а уж хворую Охотницу и подавно. Но никто из кустов не выскакивал да и мелковат был для медведя. Женщина схватила новую стрелу, подкралась к зарослям немного ближе и приготовилась к новому выстрелу. *** Чертовы кусты — ни шиша сквозь них не видно. Где ж Хельд-то? Вдруг той стороны подбирается, в спину целится? Добежать бы до того разлапистого дерева — спрятаться за ствол, а самому по сторонам глядеть. Но далековато, можно и под стрелу попасть. Но сидеть в кустах да ждать, пристрелят или нет, муторно, спасу нет! Вон оно дерево, два широких прыжка до него. Эх, была не была! *** Как заросли зашевелились, не стала Охотница дожидаться и выстрелила в едва показавшуюся тушу. Зверь взвыл и опрокинулся назад. Попала! Вот только рев был странным каким-то, будто человек вскрикнул. Женщина остановилась в нерешительности, прислушалась. И тут из куста показалась обутая в черный сапог нога! Дернулась пару раз да и снова исчезла в зарослях. Охотница обомлела. Че-ло-век. Она только что убила человека. Или только ранила? Лежит в кустах, кровью истекает. Сделала еще пару шагов к раненому, но остановилась опять. Если подумать, кто в этой чаще ходит? Ни других охотников, ни уж, конечно, обычных жителей тут не встретишь, только лихие люди здесь ходят. Сунешься к такому, и он отблагодарит тебя — мало не покажется — за то, что подстрелила. Подумала-подумала да и припустила сквозь деревья, не разбирая дороги, подальше от страшного места. Откуда только силы взялись? *** Все ж таки подстрелил, гад! А хорошо, что мазила он — с такого расстояния и еле попал! Рана ерундовая — в два счета с ним справлюсь, с козлом вонючим, я уж и топорик приготовил. Сейчас главное затаиться, притвориться мертвым — пусть поближе подойдет. Что это он встал? Слышал ведь, как снегом скрипит, приближается. Ага, побежал! Только не сюда, а отсюда! Ну, дела! Это ладно, оно и к лучшему. Мне бы теперь только до города добраться. Трудненько придется, но ничего, доковыляю как-нибудь. А там подлатаюсь и уж расквитаемся с другом Хельдом честь по чести. В обиде не останется! Осторожно отламываю конец стрелы, торчащей из правого колена, и пробую подняться.

«Когда-то и меня вела дорога приключений… А потом мне прострелили колено…» Городской стражник