Sign

      — Твою мать, твою мать, ТВОЮ Ж МААААААТЬ!       Громкий крик разрезал ту самую звенящую тишину, которой наслаждался Лухан. Он наконец-то смог уделить внимание полноценному написанию дипломной работы, а не делать ее по кусочкам, которые сейчас склеивал, приводя текст в божеский вид и закрепляя первый блок выводов. Да, еще куча времени до окончания учебы, но Лу не любил оставлять все напоследок, — и так 2 года упустил; работа тоже давала о себе знать моментами, когда парень буквально приползал домой, заваливаясь на кровать и не желая открывать больше глаза, которые ужасно болели от длительного сидения за компьютером. Плюс ко всему та неделя пропуска из-за больничного, где он потом еще несколько дней пытался догнать упущенный материал, переписывая лекции и сдавая практические, а на работе — переводя одновременно несколько текстов, иной раз и до глубокой ночи.       Но нет же, сейчас явился Чанель, буквально круша все на своем пути. Хотя, со стороны он выглядел даже комично, чуть ли не вырывая на голове волосы.       — Да какого хрена?!       Хань кривится от резкого неприятного звука, поджимая губы и пытаясь не утратить ход мыслей. Он наскоро дописывает последнее предложение, сохраняя файл, и лишь после этого встает с кресла, разминая спину и плечи, выходит в гостиную, где Пак, сидя на полу около дивана, хватается за голову, вплетая пальцы в волосы: и забавно и жалко в одно и то же время. Хань некоторое время наблюдает за говорящим с самим собой Чанелем, опираясь плечом о косяк двери. Возможно и не придется задавать лишних вопросов, если Пак в процессе такого монолога расскажет, в чем дело. Но чем дольше там находился Лу, тем меньше чего-то путного он слышал от Чана: какие-то бессвязные слова, фразы, которые повторяются, и вдобавок непонятное бубнение.       Не сильно стукнувшись головой о дверную коробку, Хань отталкивается от нее, приближаясь к Паку.       — Что такое?       Неожиданный вопрос вводит в ступор, из-за чего парень дергается, подымая взгляд на друга.       — Ну и… — Лухан мимикой пытается подтолкнуть Чанеля к разговору, однако тот начинает неимоверно тупить и вести себя так, будто увидал призрака, что начинает жутко напрягать первого.       — Это чертово имя...       — Имя?       — Да, твою ж мать! Это чертово имя появилось у меня на руке!       Как будто очнувшись от ступора, Чан начинает кричать, заставляя Лу сделать шаг назад и прикрыть уши ладонями.       — Совсем больной так орать? Какое еще имя? Что произошло? Ты вообще можешь нормально выражаться?       Терпение Ханя довольно-таки быстро закончилось, и он стал напирать на младшего, который пусть немного, да успокоился.       — Вот это! — задрав рукав кофты, Чанель демонстрирует красиво выведенную надпись на его руке — на запястье, фактически на изгибе, где когда-то красовалось имя Кенсу, но исчезло после его смерти. Ему было очень тяжело. Лухан четко помнил это, ровно как и все, что происходило во время и после смерти ребят: сразу за тем, как достали их бездыханные тела из воды, метки стали блекнуть. Каждый день Хань проверял ее, смотря на свою левую руку и поглаживая имя возлюбленного, которое становилось все бледнее, пока в один «прекрасный» день не исчезло. Он тогда долго плакал, обнимал медведя и жалел, что так мало провел времени с любимым. Да и по правде, он даже похоронил мысли о том, что у него когда-то кто-то еще может появиться, и вообще, что у него будет кто-то помимо Се. Видать, и Чанель думал так же. Но судьба —коварная штука: одной сломленной душе дает вторую половинку, чтобы ей не было одиноко. Чанеля это не устраивает.       — Бэкхен… Бармен, значит… Вот как… Занятно, — тихо тянет Лухан, неосознанно потирая и свое запястье: уже несколько дней парень замечает, что там что-то проявляется, хотя, возможно, это просто виднеются вены, а ему кажется. Лучше пусть будет так,— судьба же не будет столь жестокой? Впрочем, смотря на Чана, он уже глубоко сомневается в этом.       — Занятно? Что в этом занятного? Этот нахал с самомнением выше крыши — и мой соулмейт? Моя половинка? Да такому не бывать!       Вскочив с пола, Пак разъяренно смотрит на друга, который, в отличие от него, был наоборот, очень спокоен.       — А почему тебе не попробовать? Чан, это ведь не просто так, и…       — Нет! Моя половинка это Кенсу. Только он!       — Чанель. Ты же знаешь, что имена исчезли, после того как они умерли. И ты это знаешь, и я это знаю. Ты же не можешь всю жизнь провести в одиночестве? Так нельзя, нужно продолжать жить дальше, нужно двигаться вперед.       Странное чувство, будто Лухан проводит сеанс психотерапии, объясняя душевнобольному, что его смерть ни к чему не приведет. Однако… Такими темпами скоро и Ханю понадобится психиатр, но не в качестве бутылки, а вполне реальный специалист, который сможет разобраться в этом дерьме.       — Что? Продолжать жить дальше? Как ты? Так же забыть своего возлюбленного и не вспоминать его? Просто идти дальше? Да? Я любил его два года, и до сих пор люблю. А вот ты, кажется, удачно забыл Сехуна…       Он не успевает договорить, так как точный удар в челюсть заставляет замолчать и попятиться назад, встречаясь со взглядом Лухана, полным не просто ярости, а ненависти. Ненависти по отношению к Паку.       — Он не был моим другом или парнем, и я не бегал два года безнадежно в него влюбленным. Я не начал с ним только-только встречаться перед его смертью. Я прожил с ним фактически 4 года, и был с ним женат. Мы планировали совместное будущее после окончания учебы и детей. Каждый день, каждый этот гребаный день без него кажется мне Адом, но самое парадоксальное, что я хотел отправиться за ним. А знаешь, почему я этого не сделал? Потому что прекрасно понимаю, что он безумно меня любил и никогда б не простил мне такой трусости. А еще мне нужно было присматривать за своим другом-дебилом, который на протяжении трех лет бухает, пытаясь залить горе, вместо того, чтобы взять себя в руки. Сидел с ним, когда тот рыдал в подушку, и тащил пьяного домой, в тот момент, когда самому мне было хуже некуда, когда Сехун снился мне по ночам, а его аромат отчетливо витал в комнате. Я помню, как исчезала моя метка, а еще я прекрасно помню, как просыпаясь искал его. Как приходил в нашу квартиру и искал его, надеялся, что вот, я сейчас зайду, а он будет там, снова улыбнется, притянет меня к себе, поцелует в висок и скажет, что все хорошо, что я зря волнуюсь, а он рядом, всегда поддержит меня. Но этого не происходило. Каждый день для меня был очередным кругом преисподней, который повторялся наподобие дня сурка. Но я нашел в себе силы продолжать жить ради него: вернулся на учебу, начал ухаживать за собой. Единственное, что я не мог позволить, так это подпустить к себе кого-то. Да и некого было — не было достойных людей, которые смогли бы позаботиться обо мне так, как он. А ты, мой долбаный лучший друг, сейчас, после того как судьба дает тебе второй шанс найти свою половинку, сидишь и ноешь о любви к покойному человеку, который желал тебе самого лучшего. Ноешь, кричишь о несправедливости, упрекаешь меня в том, что я забыл своего возлюбленного, даже не поинтересовался за эти годы, в порядке ли я. Да катись ты к черту, Пак Чанель, мне надоело быть твоей нянькой. Ты эгоистичная тварь, которая не думает ни о ком, кроме себя.       Предел был достигнут. Нет, Хань не кричал, не истерил, говорил спокойно и без единой дрожи в голосе, сжигая к черту все мосты. Не давая другу и опомниться, Лу просто выходит из комнаты, забегая в так называемую свою. Засиделся он в гостях: три года прожить не в своей квартире. Вообще, Лухан не тот человек, который будет совершать резкие и спонтанные поступки, но вот сейчас он упорно доставал из шкафа сумку, запихивая в нее вещи, хаотично и беспорядочно, все вперемешку, просто сгребая со стола, пакуя ноутбук и фотографию, стоящую на тумбе, где он был вместе с Хуном.       Дикая обида буквально прожигала грудь. Он мог ожидать подобное от кого угодно, но не от Чанеля. Это буквально уничтожало, как и то, что Чанель не смог ничего ответить, так и оставшись в комнате. Перекинув сумку с ноутбуком через плечо, а вторую взяв в руки, Лу подхватывает медведя, выходя в коридор и обуваясь, кладя ключи на тумбочку и покидая эту квартиру. Даже если что и забыл, то потом может и заберет, а нет — то купит новое, самое главное — он взял все, что было дорого и хранило в себе памятные моменты.       За все 7 лет они ни разу так сильно не ругались. Да, были мелкие разногласия, да, Хань не раз бил его за косяки, но даже тогда, в университете, когда он пропал на пару суток, Лу не был настолько разъярен. Это даже пугало: ни криков, ни иных ударов, лишь холодный голос и непроницаемый взгляд. И хоть сейчас Чанель был полностью уверен, что он прав и всего лишь немного перегнул палку, ибо как никто другой знал, насколько сильно Лухан любил своего мужа, чувствовал себя просто отвратительно. Его зацепили слова друга. Он не дурак, нет, и понимал, что тот образ жизни, который он сейчас ведет, вообще ни в какие ворота не годится. Да и Лу о нем волнуется, именно поэтому постоянно ругает. Но просить жить дальше без Кенсу… Еще и этот Бэкхен, который не пойми откуда взялся, и непонятно, как вообще Чанель попал к нему в бар. Интересно, а у него появилась надпись на руке? Если да, так почему он ничего не сказал? Или почему тогда сказал, что Чан не в его вкусе? Хотя… Кенсу целых два года игнорировал метку, держа Пака во френдзоне. Так. Нет, Бэк не Кенсу. Почему он сейчас думает о бармене? Еще и Лухан…       Звук захлопнувшейся двери не облегчает его мысли.       — Хань?       Тишина в ответ дает четко понять, что последний покинул квартиру. Но ладно, перебесится и вернется, — именно так подумал Пак, ложась на диван и растягиваясь на нем морской звездой, в итоге и вовсе засыпая.       Ему показалось, что он задремал всего на несколько минут. Ну максимум на час. Но когда парень встал с дивана и взглянул в окно, то там уже было темно. Это крайне удивило.       — Лухан?       Громко крикнув, Чан тут же прикладывает руки ко рту, чуть ли не ударяя себя: он же не знал, сколько времени, возможно, друг спал, — поэтому буквально на цыпочках вышел в коридор, заглядывая в комнату Лу. Вспыхнувший яркий свет — и Чанель буквально сползает по стене: открытый пустой шкаф, нет фотографии на тумбе. Вот это уже не сулило ничего хорошего. Ладно, может… Может он ушел на пару дней? Может, к родителям решил съездить? Еще раз вздохнув, Ёль идет на кухню, по дороге бросая взгляд на тумбу, видя лежащие на ней ключи.       — Прекрасно, блять.       Аппетит моментально пропадает, как и нужда куда-то идти. Лухан свалил, не предупредил. Впрочем… С одной стороны Чанель сам был виноват, а с другой — просто не хотел этого признавать.