***
На следующий день, а если точнее, уже ближе к вечеру, он снова зашел в то самое кафе. Теперь у него была цель. Он хотел вновь увидеть того светлого юношу, укутанного в тот же самый вязанный шарф и ту же самую улыбку. Акутагава даже не заметил, как пальцы отбивают некий ритм в ожидании вчерашнего красавца. И ожидание его было вознаграждено. Юноша бесшумно скользнул к привычному месту, разделся и, взяв книжку и заказанный латте, тихонечко стал читать. Акутагава же жадно ловил каждый взгляд, каждое движение, каждую мимику на этом прекрасном лице. То, как он хмурил бровки, закусывал губы и проводил своими тонкими пальцами по странице, будто поглаживая, приводило Рюноске в дикий восторг. Он перевел взгляд на свои руки, и ему они показались темными, почти черными, и что он, Акутагава Рюноскэ, не имеет права даже находиться близко к этому прекрасному существу, потому что оттолкнет, потому что отвернется, потому что не примет, потому что возненавидит. Этого боялся он больше всего. А уж чтобы заговорить с ним, об этом речи и не шло. Вопреки всему так и повелось: после университета, уставший и сонный, он приходил в то самое кафе в ожидании того самого парнишки и всякий раз замирал, стоило юноше появиться в поле его зрения. Такая картина продолжалась и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра. Акутагава, пришедший только что с подработки, сел на свое привычное место, достал бумагу и ручку, приготовившись рисовать. Его посетила мысль, а почему, собственно, не зарисовать прекрасного юношу, чтобы хоть как-то насладиться его обликом не только здесь, в кафе, но и дома. Приготовив нужные материалы, он принялся ждать. Ждал час, второй, третий, а юноша всё не приходил. Рю в нетерпении начал кусать губу, так легче справиться с ожиданием. Когда же он совсем отчаялся и собрался уже уходить, один из официантов внезапно улыбнулся куда-то за окно и крикнул: — О, Ацуши, сегодня ты поздно! И в кафе маленьким ураганчиком влетел тот самый юноша, но уже без дурацкой шапочки, шарфа и…ох…в очках. Сердце Рю зашлось в новом ритме. Теперь он смог разглядеть его еще лучше, и это «еще лучше» ему понравилось: волосы пепельно-белого цвета с неровно стриженной челкой переливались в свете неоновых ламп, снежинки узорами застыли на его ресничках, прелестный румянец покрывал его щечки, а в нежных руках оказалась маленькая чашечка кофе, которую так любезно подал официант. Когда же он поднял глаза, то утонул в двух прекрасных лепестках фиалки, обрамленных желтыми ободками, и, о боже, ничего прекраснее этих глаз он не видел. Ацуши Акутагава уронил голову на свои руки и смаковал его имя, будто это самое сладкое, что доводилось пробовать юноше. Как же был он чертовски прав! Рюноске так погрузился в свои мысли, что не с первого раза уловил, что кто-то тычется ему в плечо. Подняв голову, он уже собирался проворчать, что до закрытия еще пятнадцать минут, и он успеет оплатить счет заранее, но все слова застряли в горле, когда он увидел прекрасного юношу около себя очень-очень близко. — П-п-р-ивет.— о этот голос, ничего ласковее Рю не слышал прежде — Я видел, что ты грустный сидел все это время и подумал, ну, нельзя быть таким мрачным в праздничные дни, поэтому держи, — и протянул стаканчик, наполненный чем-то ароматным и сладким, как он понял по запаху. — Надеюсь, я не сильно лезу в твои дела, не хочу быть навязчивым. Передавая кружку Ацуши, Акутагава позволил себе называть его так про себя, едва коснулся своими пальцами ладони Рю. Электрический ток обжег руку, и он поторопился отдернуть её, чтобы жар не распространялся дальше, чтобы унять дрожь, унять желание коснуться его еще раз. Ацуши улыбнулся и, схватив под руку того самого, странно забинтованного официанта, вышел из кафе, а Акутагава взял злополучный стаканчик полностью в обе ладони и поцеловал верхнюю крышку, как бы странно это со стороны не выглядело. Сладко Очень сладко***
Рюноске расположился на том же самом месте вновь, но прекрасный Ацуши так и не появился. Он не появился ни на следующий день, и не после, и не через неделю, и не через месяц. А потом кафе снесли. На месте когда-то уютного и теплого местечка, построили огромный холодный торговый центр, с кучей ламп и ненужной мешуры. Акутагава снова стал коротать свои зимние дни дома, у камина с чашкой кофе, в той самой чашке, которую тогда, месяц назад, ему вручил дорогой сердцу человек. Рю не знал, что такое любовь. Он не знал, что такое тепло и забота, каково это — любить и быть любимым? Нет, он, конечно, любил свою сестру, но эта была другая, братская, «обязательная» любовь, ведь никого кроме друг друга у них не было. Сейчас же он по-настоящему ощутил себя одиноким. В гнетущей тишине раздалось уведомление о присланном сообщении. Пришлось идти и открывать его, это должна быть Гин, ведь Накахара-сан давно спит, а кроме этих двоих некому ему писать. И точно — это была его сестра. С фотографии на него смотрела девушка, много чем отличавшаяся от самого Акутагавы, но тем не менее это не помешало ей стоять напротив какой-то витрины с украшениями и, тыкая пальчиком в одно из них, написать «хочу». У Рюноске этот жест вызвал легкую улыбку, пока юноша не обратил внимание на задним план, на котором он увидел бывшего странного забинтованного официанта и… Ацуши. Он быстро глянул на время и на место отправки сообщения, было не так далеко, схватил свой вечный черный плащ и выбежал прямиком на улицу. В его голове было совершенно пусто, билась лишь одна единственная мысль: «Успеть. Успеть. Хоть бы успеть. Увидеть. Увидеть еще раз это чудо, что не отпускает меня даже во снах которую неделю.» Поэтому даже не удивительно, что он совершенно не слышал криков тоненьким голоском позади себя: — …ите! Простите! Подождите, пожалуйста! Акутагава не сразу обернулся. Но когда понял, что горло начинает холодить, а привычный черный шарф не согревает его, он оглянулся в поисках оного и обнаружил его в руках Ацуши. Широко открыми глазами, он смотрел на потерянный шарф в руках чистого сознания, не решаясь брать. — А — снова подал голос юноша, — вы, наверное, не умеете завязывать шарф? Что? Он не ослышался? Так значит, Ацуши растолковал его ступор и замешательство…таким образом? Это настолько развеселило Акутагаву, что он принялся смеяться в открытую. Тем временем юноша схватил края вязанного шарфа и накинул на шею смеющегося Рю, поправил складочки и обвил вокруг правильной формы, чтобы ничего не выбивалось. Смех прекратился в ту же секунду. Такой трогательный жест глубоко поразил Акутагаву, он так и остался стоять как истукан, только вымолвил робкое: — С-с-пасибо. Белокурый юноша, в свою очередь, поправил свой белый шарф и спросил: — Вы куда-нибудь торопитесь? - Рюноске отрицательно помотал головой. — Замечательно! Давайте сходим в новое кафе, которое открылось в торговом центре, я вас уверяю, оно ни чуть не хуже предыдущего, составите мне компанию? Меня зовут Ацуши Накаджима и я очень люблю сладкое. Рю только кивнул и, на негнущихся ногах, пошел рука об руку с прелестным Ацуши, что так весело о чем-то щебетал и время от времени хмурился, когда рассказывал о неком безрассудном и одновременно расчетливом Дазае, который не смог сегодня выбраться никуда из-за непогоды. — Такой уж он человек, морозы совсем не переносит. — Дазай? Осаму Дазай? — вспомнил юноша. Точно, о нем постоянно твердил его семпай Чуя-сан, поэтому не удивительно, что Акутагава запомнил столь выдающую личность в рассказах наставника. — Да, он самый. Вы с ним знакомы? — удивился юноша. — Ох нет, просто мой семпай частенько рассказывает мне о нем, вот и вспомнилось. Это тот забинтованный официант? По улыбке юноши, Акутагава понял, что Ацуши догадался о каком официанте идет речь. — Да, он самый. Кстати, — он немного притормозил. — Так нечестно. Вы знаете мое имя, а я ваше нет. — Акутагава. Акутагава Рюноске. — Что ж, Акутагава, мне нравится твое имя. — Юноша светло улыбнулся и потянул нового знакомого в сторону кафе, тем временем самому Рю удалось выдавить тихое: — Твое имя… Мне тоже…нравится.