Циник и Лицемерка

      Он никогда не понимал этот мир. Мир, где общество было гнилее яблока, которое год покоилось, забытое всеми, под старой яблоней в саду школы Ривердейла. Вся лживость человечества, вся наигранность, испорченность вызывали в Джагхеде дикое отвращение, и он всеми силами пытался избегать какого-либо общества. Все, кому он доверял, это друзья детства, к которым у парня была жуткая привязанность.       И он действительно считал их самыми нормальными во всем свете. Арчи и Бетти были простыми, без лишних масок, за которыми скрывались абсолютно все: дети богатеньких родителей, которые считали, что весь мир под их ногами; эти гламурные «барби», которые вешались на шею каждого симпатичного парня, который пользуется популярностью в школе; некоторые футболисты, которые действительно отвечали тому клише, где они не совсем образованные (конечно, Арчи для него был исключением). Но больше всего он терпеть не мог тех людей, которые пытались казаться одними, а на самом деле были полной противоположностью своему образу.       И именно такой он считал Далинду Хилл. Они были одногруппниками, и даже имели некоторые общие предметы. И, черт возьми, какая злость в нем бушевала, когда он слушал её милый голосок, который другим было так приятно слушать. Этот самый голосок внушал всем веру в её слова, даже если она, по его скромному мнению, была не права. Её большие голубые глаза, оттенка теплого неба, смотрели на всех с такой невинностью, что заставляли человека сделать всё, что она только попросит. Маленький, слегка вздернутый вверх, носик, среднего размера губы, с еле заметно опущенными вниз уголками и темно-русые волосы, от которых веял аромат ромашек, когда она сидела перед ним на английском.       И этот её образ пай-девочки казался Джагхеду чем-то чересчур наигранным, чересчур пафосным, чересчур неестественным. Он думал, что просто не может быть таких правильных, невинных, добрых и, как не странно, благородных отличниц. Кажется таким несочетаемым — эти качества в одном человеке, тем более, в такой на вид хрупкой девушке.       Нет, она точно не такая, какой хочет казаться. Рано или поздно она покажет себя с другой стороны, все показывают, даже сами того не замечая. Нельзя скрыть свое истинное лицо. Ни от кого. Разница в том, что эти другие, будучи ослепленными штампами общества, могут не заметить какой-нибудь жест, который не соответствует тому или другому, а Джагхед это видит. Почти во всех он уже нашел эти изъяны, которые показывают настоящее лицо каждого, но не у нее. И именно это неимоверно бесит парня.       Он уверен в протухлости этого мира, и верит, что даже отличница, во всех смыслах, Далинда Хилл, просто притворяется, чтобы нравиться всем. Рано или поздно она покажет себя.       Именно поэтому он сейчас сидит в, так званом, «офисе» школьной газеты «Сине-Золотой» вместе с Бетти и Далиндой, которая просила всех называть себя Линди. Газета функционирует уже месяца три, и Хилл записалась в редакторы в первые же дни.       С одной стороны, Джагхед мог подольше пилить её взглядом, чтобы она наконец показала настоящую себя, а с другой — он терпеть не мог, что ему не удается этого сделать на протяжении этих самых трех месяцев. А встречались они довольно часто, а именно — каждый день после занятий, чтобы обсудить ту или иную информацию для статьи. И всё бы ничего, если бы не этот её невинный взгляд и наивные вопросы к Бетти, которые бесили Джонса всё больше и больше, как и сейчас.       — Значит, этот абзац переформулировать? — задала Хилл уже который по счету вопрос, хотя Бетти каждый раз отвечала довольно дружелюбно, и даже улыбалась вполне естественно, с удовольствием отвечая каждый раз.       — Да. Это слишком заумно, многие могут не понять, — хихикнула Купер, а вслед за ней засмеялась Далинда, смех которой напоминал звон колокольчиков, как бы ни было банально это сравнение.       — Хорошо, напишу по-другому, — кивнула голубоглазая, отмечая этот абзац на своем листочке, и что-то зачеркнув в нем.       — Мне ещё нужно взять интервью у футбольной команды для статьи о скором чемпионате, — Бетти посмотрела на часы, которые весели прямо над дверью, понимая, что уже пора уходить, чтобы успеть к концу их тренировки. — Вам остается отредактировать эту статью, и написать новую по прошлом моем интервью у Кошечек. Удачи.       Блондинка покинула комнатку, на прощание улыбнувшись каждому из двух там находившихся. Хилл продолжала что-то черкать и отмечать в своей статье, игнорируя пристальный взгляд Джагхеда, который, казалось, проделал в ней сквозную дыру.       Это уже просто раздражало её, ведь не было ни дня, чтобы этот парень не смотрел на неё каким-то подозревающим взглядом. А она не понимала, чем успела провиниться, а спросить об этом было сверх её силы, ведь совсем не хотелось предстать пред ним истеричкой, которая устраивает скандал из ничего. Она вспоминала каждую свою фразу, слово, жест, действие в сторону Джагхеда, но не могла вспомнить, чем могла его обидеть.       Сам парень, кроме этих взглядов, почти не контактировал с девушкой, хотя она пыталась наладить с ним отношение не один раз. Просто потому, что ей хотелось узнать его получше. Она была знакома почти со всеми в школе, и все с ней общались, а этот странный мальчик нет. Он немного отличался ото всех. Взять хотя бы его странную шапку, которую он носил, насколько Далинда помнит, с четвертого класса. Девушке даже кажется забавным это ребячество, этот бунтарский настрой Джагхеда Джонса.       — Ты так и будешь прожигать во мне дыру? — наконец подняла девушка глаза на парня, улыбаясь уголками губ и заправляя за ухо прядь волос.       А он все продолжал стоять, сложив руки на груди и оперевшись поясницей о стол, сверля голубоглазую своим обычным пристальным взглядом. Он вдруг осознал, что это первый раз, когда они остались одни за все эти месяцы. В присутствии Бетти, эти двое не обменивались почти что никакими словами, контактируя исключительно с Купер, и обязательно по-отдельности. Но он помнил, что несколько раз Хилл обращалась к нему с какими-то вопросами, на которые он закатывал глаза и либо кивал, либо мотал головой со стороны в сторону. А девушку это начинало выводить из себя все больше с каждой новой попыткой поговорить с Джонсом.       — Ты так и будешь молчать? — нахмурилась девушка, и улыбка медленно сползла с её лица. Ещё немного, и она сорвется. А парню это было только на руку, ведь видел, что она уже на пределе, а именно это ему и нужно — содрать с неё эту маску невинности, наивности и доброты ко всем вокруг. Поэтому он просто молча пожал плечами, не намереваясь ответить ей обычными словами. — Серьезно? Просто объясни, что я сделала не так, что ты так ко мне относишься?       Линди пыталась держать себя в руках, чтобы не начать то ли истерить, то ли кричать, то ли плакать, то ли все сразу. Добиться от Джагхеда внятного ответа казалось на грани невозможного. Он просто смотрел на неё с каким-то презрением, надменностью, насмешкой, и Господи, как же это напрягало. На её вопрос он просто усмехнулся правым уголком губ, чем и продолжал добиваться своего, выводя голубоглазую из себя.       — Господи, как же это достало! — психанула девушка, громко положив карандаш, которым она правила статью, на стол поверх листка с печатным текстом. — Чем я заслужила такое отношение? Почему именно от тебя? Да мы даже не общались толком, чтобы ты на меня за что-то злился! Неужели так трудно объяснить, что не так?       — Вот оно, — самодовольно улыбнулся Джагхед, прищурив глаза в совсем недобром жесте.       — Что? — Линди злостно вскинула руками, произнеся вопрос громче обычного. Она действительно разозлилась, сначала он не отвечает на конкретно поставленные вопросы, а потом самодовольно улыбается, доказав что-то самому себе.       — Ты самая настоящая лицемерка, — хмыкнул парень, расставляя между словами паузы, будто наслаждаясь им, совершенно не поменяв позу с начала этого не самого лучшего разговора.       — Что, прости? — вскинула она брови, вот так просто оскорбить её? Как она вообще хотела с ним подружиться?       — Ты — лицемерка, — повторил свои слова Джагхед, надменно и как-то разочаровано посмотрев на девушку. — Ты под этой своей маской доброты и невинности, скрываешь злость и недружелюбие к людям. Пять минут назад ты мило улыбалась мне, но стоило мне вывести тебя, ты тут же показала свою истинную сущность. Признаюсь, актриса из тебя получше других, с тобой пришлось повозиться, чтобы понять, кто же ты на самом деле. Подумать только, лицемерие…       Последнюю фразу он произнес будто для себя, но Линди отлично слышала каждое его слово и удивлялась, каким этот парень оказался. Или же хочет казаться? Она стояла и переваривала всю информацию, которую только что услышала. Но до её слуха донеслась новая фраза Джагхеда, которая взорвала всю доброту и симпатию, что она чувствовала к этому парню изначально.       — Натура полностью соответствует имени*.       — Что прости? Как ты вообще можешь такое говорить? — злостно упрекнула Линди. Она терпеть не могла свое полное имя, поэтому всегда представлялась сокращенным его вариантом. Именно из-за этой причины, тема, касавшаяся личных имен, была для нее чем-то запрещенным, что и подлило масла в пожар злости. — Сначала ты оскорбляешь меня без веских на то причин, а затем переходишь на личное. Говоришь, я — лицемерка, и приводишь в пример только то, что увидел один единственный раз? Если я разозлилась на то, что на протяжении трех месяцев ты медленно сверлил своим взглядом дыру во мне и не отвечал на мои вопросы, с помощью которых я пыталась подружиться с тобой, а лишь мотал головой, не проронив ни слова, это ещё не называется лицемерием, если ты не знаешь. Подобное произошло только сегодня и только с тобой. Потому что другие относятся ко мне вполне нормально, как и я к ним. Каждый по-своему хороший, и ни один из них не вызывал во мне негативных эмоций, и даже не пытались этого делать, кроме тебя. Может дело именно в тебе, а никак не во мне? Не думал об этом?       А Джагхед стоял и смотрел на эту милую, невинную девушку, которая здорово завелась. Он не видел её такой вообще никогда, и сомневался, что кто-то другой видел её в таком состоянии. Её щеки покрыл красноватый оттенок, видимо от злости, а глаза оттенка теплого неба, метали в него молнии. Девушка активно жестикулировала руками, чем забавляла парня, и, похоже, в хорошем смысле. Такая Линди была для парня чем-то новым, но в то же время, какого-то черта, чем-то манящим. Как и её губы (?), которые зло выговаривали букву за буквой. До него доходили только отдельные слова, ведь просто наблюдать за такой Хилл было в разы притягательней. Сопоставив в голове все услышанные кусочки фраз, Джагхед понял, чем именно упрекала его девушка.       — Хочешь сказать, что в твоей злости на меня, виноват я? — вскинул брови парень, явно насмехаясь над Линди, и поправил шапку на затылке.       — Господи, какой же ты циник, — девушка указала на парня пальцем, игнорируя его вопрос, и, подойдя к нему ближе, ткнула его в грудь, смотря Джонсу в глаза прищуренным взором. А парень просто упивался ею. Что-то внутри него сместилось, ведь теперь он не презирал её, как до этого, не злился на неё за скрытность эмоций, как до этого, и, как до этого, не собирался молчать, но давал ей выговориться, вслушиваясь в её обозленный голос, который слишком завораживал его. — В тебе напрочь отсутствует понятие морали. Люди не всегда такие, какими ты их увидел для себя. Ты просто берешь во внимание исключительно то, что сам посчитаешь нужным, не давая человеку шанс на хорошее мнение о себе в твоих глазах. Каждому человеку присущи разные эмоции, и если я, которая так редко злится, позволила себе это в твоем присутствии, ты повесил на меня клеймо лицемерки, ведь моё основное качество — хорошее отношение к людям, которое я вдруг нарушила. Говоришь, что я ношу маску, как и все остальные? Но что насчет тебя? Ты сам прикрываешься черным юмором, сам носишь маску циника.       — Я не скрываю, что презираю современное общество, его испорченную мораль и людей, которые не могут определиться, кем являются на самом деле, — он говорил медленно, с паузами между словами, прожигая своими глазами её. Ему вдруг показалось, что Линди всегда была такой, как сейчас, хотя злость к людям ей и не была присуща. Джагхед хотел видеть её такой почаще, потому что сейчас она выглядела слишком смело, слишком дерзко, слишком горячо, но всё ещё безобидно.       — Не тебе судить, какими люди являются на самом деле, — Линди сложила руки на груди, будто сдерживая себя. Парень видел, что её ладошки зажаты в кулак, а взгляд метал в него молнии. Он буквально чувствовал злость девушки в воздухе. — Более того, прежде чем судить о других, проанализируй себя, потому что мне кажется, что ты сам не можешь определиться, кем есть на самом деле.       — Это мое личное дело, — Джагхед прищурил глаза, пристально следя за лицом Линди. Откровенно, он не думал, что эта особа умеет так искусно ставить на место. Да, он признал, что девушка загнала его в угол, и ему нет чем защищаться. — Вот как, — победно, но все же злостно, усмехнулась Линди. — В таком случае, тебе не кажется, что это личное дело каждого, и не тебе всех судить. Эта твоя роль всезнающего и всевидящего уже бесит. Не могу поверить, что ты… — девушка осеклась, не сумев произнести то, что парень ей нравился. Очень. Кому не нравятся загадочные парни? — Как можно быть таким мудаком?       — Для такой маленькой тебя, слишком много яда, — ухмыльнулся Джагхед, намекая на её имя и прекрасно понимая, что это подольет масла в пылающий огонь девушки. И, черт возьми, какая же она была притягательная сейчас, когда глаза выражали не присущую ей злость, брови нахмурены, челюсти сжаты так, что виднеются желваки, а губы казались расслабленными, оттого и приоткрыты, показывая белизну зубов.       Все пошло под откос. Его замысел вывести Линди из себя. Его убеждения. Его ненависть, которая сейчас казалась такой глупой. Его мозг, который, воспринимая злость девушки и расшифровывая её в совершенно нехарактерном для парня ключе, не сумел сдержать порыв, что так беспрекословно рвался наружу.       — Так же я тебя сейчас нена… — и губы парня не дали Линди закончить предложение, в которое она пыталась вложить все эмоции разом.       Эти эмоции утонули в страстном поцелуе, который заставил сердце качать кровь с удвоенной скоростью. Узел внизу живота заставлял забыть недавнюю ссору. А руки парня, которые обхватили талию девушки, слишком сильно прижимали её к себе. Она зарылась пальцами в его волосы на затылке, аккуратно, бережно, чтобы не нарушить положение шапки, которая уже стала частью самого Джагхеда. Губы такие горячие, как и поцелуй, что согревал их двоих, усмирял пыл девушки, показывал другую сторону парня. Да, девушка была права — на нем тоже была маска, которую он попросту не хотел замечать. Но важно ли это, когда двое людей (по всей видимости влюбленные), дарят друг другу столько чувств сразу.       Медленно разорвав поцелуй, они смотрели друг другу в глаза, и понимали, что сейчас никто ничего не скрывает. Сейчас они те, кем являются на самом деле. Джагхед, понимая это, нежно коснулся щеки Линди рукой и бережно заправил прядь её волос за ухо, следя за своими действиями прищуренным взглядом.       — Знаешь? — начал парень хриплым голосом, переведя глаза на девушку и мягко улыбнувшись. — В каждом законченном цинике живёт несостоявшийся романтик.       И нежный поцелуй, который последовал за этими словами, поймал улыбку Линди, зарождая миллион мурашек по всему телу, затуманивая разум, заставляя забыть обо всем на свете. И сейчас им хорошо. Разве не это главное?