И, пожалуйста, люби

«И знай, что я всегда где-то рядом», - ровным строем маршируют солдаты в голове, гром аплодисментов раздаётся словно на периферии и тебя уносит. Покруче любых возможных наркотиков, сродни оргазму. Тебя нет и не было до этого момента. И сейчас есть только несколько секунд оглушающих криков, в которых ты растворилась, затерялась, как маленький ключ в море, о котором писала так давно. Нет, нет, не вспоминать. На кухне возятся дети. Такие взрослые уже, твои. Поднимаешься и выходишь из комнаты. Идти к ребятам, не оставаться одной ни на секунду. А может, рвануть завтра к морю? Взять в охапку близнецов, отменить к чёрту все планы и исчезнуть на недельку? Нет-нет-нет, никак нельзя. Можно? Ты же заслужила, в конце концов, отыграла концерт, закончилось всё это сумасшествие. «…я всегда где-то рядом», - эхом в голове, когда ты опускаешься на корточки перед Мартой и смеёшься каким-то её словам, запускаешь пятёрню в волосы. К чёрту всё. Её нет и не было никогда. И этих слов тоже. Не сходи с ума, дура, займись делом. Не думай! Рука автоматически тянется к телефону, ни секунды, чтобы пожалеть, не сделать. - Нам надо поговорить. Тишина на том конце провода. Она тянется всего несколько секунд, но ты успеваешь умереть в этот момент, проклясть себя и весь мир. - Уложи детей спать. И напиши адрес. Короткие гудки сливаются с монотонным «…где-то рядом…» Ря-дом, ря-дом. Сурганова появляется на кухне через пару часов. С усталой вымученной улыбкой. Не спрашивает, какого хрена и что тебе вообще надо. Она приходит к тебе, когда это больше всего требуется, ни слова не говоря. Как раньше. Ты ещё полчаса назад открыла бутылку виски и теперь сидишь на табурете, уткнувшись взглядом в наполненный бокал. Так же молча Света роется в шкафах в поисках ещё одного, возится, чем-то шуршит. Она рядом. Не в этом непонятном «где-то», а здесь и сейчас, в твоём доме, на твоей кухне. В твоей жизни. И это безумно страшно, но признаться в этом невозможно, и ты забываешь, что такое вообще дышать, закрываешь глаза и вслушиваешься в скрип дверцы шкафа, в мягкие шаги бывшей коллеги по сцене, в осторожный звон стекла. Когда она садится напротив и замирает, тянешь до последнего, но всё-таки открываешь глаза и смотришь на неё. Она не торопит, не спрашивает, о чём вам так надо разговаривать, только прищуривается, вглядывается в твоё лицо. И всё же начинает первая: - Ты молодец, Динка. Я бы так не смогла. И очень сложно понять, что она имеет в виду – то ли Олимпийский, то ли это намёки на что-то большее. Впрочем, искать в её словах двойное дно всегда было бессмысленно. Молчишь. Потом делаешь глоток и киваешь: - Спасибо. За твои слова там, на сцене. Что не стала тащить наши… - морщишься, пытаясь подобрать верное слово, - … сложные отношения. Они этого очень долго ждали. «Знай, я всегда буду где-то рядом», - снова солдатиками стучит в висках. Света с какой-то странной усмешкой отставляет бокал и слегка наклоняется к тебе. - Арбенина, ты думаешь, я это на публику говорила? – голос тихий, вкрадчивый, отчего становится неуютно, и ты передёргиваешь плечами. – Неужели ты думаешь, что я говорю что-то неискренне? Арбенина, возраст сказывается? – смеётся и отодвигается, возвращаясь в прошлое положение, забирает бокал со стола и немного отпивает, насмешливо глядя тебе в глаза. А в мыслях очень ярко встаёт разговор двадцатипятилетней давности. - Дин, я таким не шучу. Всё, я всё сказала. Прости… Нет, не буду извиняться. Просто дальше я либо с тобой и неважно, Магадан это или Ленинград, либо… - Либо со мной. Тогда решиться было намного проще – сделать шаг и прижаться к чужим губам, нахально улыбаясь, заметив вспыхнувший огонь в глазах. А потом неуверенные ладони легли на твои плечи, притягивая, прижимая. Это больно. Это пиздец как больно, и ты торопишься запить это чувство виски. Смотришь на Сурганову и в голове всё смешивается. Как у неё получилось довести тебя до такого состояния? Ты вытравила из себя всё хорошее, что было к Свете, искренне возненавидела, обвинила её во всём. И спустя столько лет в ответ получила «я всегда где-то рядом». - Свет… - начинаешь ты, но она не даёт сказать ни слова, накрывает твою ладонь рукой и качает головой. Быстрое движение снова приближает женщину к тебе, чувствуешь слабый аромат парфюма, смешавшийся с алкоголем, резко выдыхаешь, а потом она тебя целует. И не было пятнадцати лет холода, те же мягкие тёплые губы касаются твоих. Ответить не успеваешь, Сурганова отстраняется, не давая перехватить инициативу, схватить в охапку или же наоборот оттолкнуть и устроить истерику, какого хера она творит. - И, пожалуйста, люби, - тихо повторяет свои же слова, будто ты могла их не услышать или не запомнить. - … но не меня, Динка. Меня отпусти. Пожалуйста. Ты смотришь ей в глаза всего секунду, но этого достаточно, чтобы проглотить все слова, которые так рвутся с языка. - И знай, что я всегда где-то рядом? – после мучительных переглядок, пытаешься вложить в эту фразу как можно больше яда, но выходит хреново, сама это чувствуешь. Света едва заметно кивает и одним большим глотком допивает виски, поднимается. - Если тебе это будет нужно – всегда. Через два дня ты покупаешь билеты на самолёт в Петербург себе и детям. Чёрт возьми, эта сумасшедшая сама подписалась, так что своей вины ты ни капли не чувствуешь. Разве что совсем немного, что не успела вовремя заткнуть Сурганову и не терять несколько суток.