Загробные жизнь и секс Уильяма Адийоди

Первое время в Загробном отделении Библиотеки было невыносимо тоскливо. Приставленная к нему помощница (господи, кого они дурят – надзирательница) Саммер, выглядящая как нахальный подросток, объясняла, что это нормально. Душа слишком хорошо помнит телесную жизнь, но всего пара сотен лет, и станет легче. С грустью разглядывая бесконечные книжные полки, Пенни думал, что на двести лет его не хватит, и что наверняка в одной из этих книг есть способ как самоубиться после смерти. Не может не быть. В любом случае, у него есть примерно миллион лет, чтобы его отыскать. Как ни странно, жизнь в качестве астральной проекции мало отличалась от обычной «наземной». У него было тело, которое он мог осязать, у всех остальных были тела. Он чувствовал голод, холод, потребность в отдыхе. А ещё он ощущал другие, более приземленные желания. Единственной существенной разницей оказалось, что никуда он из Библиотеки деться не может. Ему позволялась курсировать между отделениями и даже (вот это честь!) посещать Архив, но за пределы книжных фондов его не пускали. «Не беспокойся, Пенни», – пояснила ему Зельда, главная заведующая сука, в своей немного нервной очкастой манере. – «Ты же понимаешь, у тебя пока испытательный срок, мы не можем себе позволить пускать сотрудников куда тем вздумается». – И сколько мне осталось в качестве комнатной собачки? – поинтересовался тогда Пенни. Зельда ласково улыбнулась. – О, не переживай, всего тысяча лет, и мы начнем давать тебе более серьезные поручения. Пенни закашлялся, словно в воздухе перестало хватать, ну... воздуха. – Тысяча лет?! Да вы тут все охренели! – взревел он. – О, это вполне стандартный пункт, не переживай. Он указан во всех наших контрактах и пройдет быстро, даже не заметишь. Тем не менее, Пенни замечал. Он замечал его каждый день, катя тележку с книгами к стеллажам и катя её обратно. Замечал, сидя на идиотских бюрократических собраниях и на не менее идиотских клубах по интересам, на которые обязательно какой-нибудь имбецил приносил пирожные. Пенни больше не мог смотреть на пирожные. Каждый день он просыпался с мыслью: «Ну вот, ещё девятьсот девяносто девять лет и двести восемьдесят дней. Или двести семьдесят девять? Пиздец». Праздник рутины не заканчивался, и очень скоро Пенни уже не знал, куда себя девать. Всё так походило на обычную жизнь, что в некоторые моменты он начинал путаться – а вдруг он не умер, а просто попал в магическое рабство? Или это сон? Сон во сне, и сейчас он проснется ещё раз, и наконец не будет вдыхать запах пыли и сладковатой мертвечины, которой отдавали многие посетители Загробного филиала. Совсем ведь как люди, удивлялся Пенни, один в один, только пахнут неправильно. Однажды Пенни проснулся и не смог вспомнить, сколько осталось дней до конца испытательного срока. Девятьсот девяносто девять лет и... э-э-э... Сто семь? Или сто семнадцать?  Или, может, девятьсот девяносто два? О боги, испугался Пенни. Нужно срочно что-то делать. Он решительно оделся и направился в кухню, затерявшуюся между административных кабинетов Управления Загробной Жизни, где перед началом рабочего дня любила сидеть его конвоир Саммер. Она, закусив от усердия прядь волос, внимательно читала отчет о работе отделения 381-9bis. По крайней мере, так гласила обложка. Пенни оглянулся и, убедившись, что никто не собирается заходить на кухню, с шумом опустил руки перед ней на стол. – А теперь скажи мне, – решительно заявил он. – Как в Библиотеке с сексом? Саммер от неожиданности дернулась и приоткрыла рот. Недожеванная прядь волос так и осталась свисать у неё изо рта, словно длинный моржовый ус. – П-прошу прощения? – попыталась она взять себя в руки. – Как. Здесь. С. Сексом? – громко и раздельно повторил Пенни, продолжая нависать над столом. Саммер вздохнула, закрыла папку, отложила отчет и жестом пригласила Пенни сесть напротив. Тот демонстративно остался стоять. – Пожалуйста, – с легким нажимом произнесла она, и Пенни решил, что, пожалуй, сядет. Всё равно разговор предстоит щекотливый. – Ну? – поинтересовался он, развернув стул и облокотившись на спинку. – Пенни, – заметно занервничала Саммер. – Мы с тобой работаем только недавно, и я, ну, ни разу не замечала за тобой... Это можно расценивать как, э-э-э, интерес к... – Да ты что, – немедленно возмутился Пенни. – Ты же выглядишь как подросток! Это ненормально и вообще педофилия. – Между прочим, мне уже за две тысячи лет, – холодно ответила она. – А твои комментарии крайне нетактичны. Я не виновата, что умерла совсем юной. Пенни закатил глаза. Только этого мне не хватало, с тоской подумал он. Вместо оскорбленной инсинуациями женщины я получил оскорбленную отсутствием инсинуаций женщину. Хрен их разберет. Вместо этого  он поспешил заверить: – Саммер, между нами исключительно деловые отношения, и я уверен, что для любителей такого типажа ты очень привлекательна. «Интересно, выкрутился?», – мелькнуло в голове. Вроде, да, потому что Саммер заметно расслабилась и прекратила нервно сжимать чашку с кофе. – Тогда о чем именно ты спрашиваешь? – удивилась она. – О сексе. Здесь. В Библиотеке. Её бровь поднялась. – Тебе нужны книги о сексе? У нас есть небольшая секция, но главная коллекция находится в другом отделении, я могу выписать каталог. Пенни упал духом. Да что это такое, мысленно взмолился он. – Нет, спасибо, Саммер, – как можно спокойнее, между размеренными вдохами и выдохами сказал он. – Меня не интересуют книги о сексе. Я хочу знать, какие правила в Библиотеке насчет секса между сотрудниками. Ответа он ждал с некоторым трепетом. За своё относительно (очень, очень относительно) короткое время пребывания здесь Пенни успел выяснить, что существуют два главных божества Библиотеки, которым поклоняются все без исключения – Контракт и Регламент. Они регулируют каждый вздох, каждый чих, каждую мысль и движение работников, превращая жизнь в сплошной бюрократический кошмар. А вдруг есть пункт в контракте, предписывающий завязать хозяйство в узел на следующий миллион лет? – вдруг ужаснулся он. И всё, что останется – одинокая, печальная, пыльная дрочка в тишине собственной комнаты? Ну уж нет, – тут же одернул он себя. Здесь все как живые, значит, у них тоже есть потребности. У него же были. Саммер слегка лихорадочно поправила челку. Было заметно, что ей очень неудобно говорить на эту тему. – У тебя есть кто-то на примете? – спросила она. – По-моему, это не твоё дело, – немедленно огрызнулся Пенни. Ему тоже было неловко говорить о сексе с собственной начальницей. – Да, ты прав, извини, – ещё больше засмущалась она и снова затеребила чашку. Было заметно, что уши Саммер начали покрываться неровными красными пятнами. – Итак, что ты хочешь знать? Пенни глубоко вздохнул. – Я хочу знать, можно ли? – Конечно, можно, мы же не звери. Волна облегчения, почти физически ощутимая, прокатилась по Пенни, немедленно расслабив позвоночник. – Библиотека прекрасно понимает, что мы тут все активные души, а активным душам нужен, э-э-э, личный контакт, – продолжила Саммер. – Поэтому да, можно. Пенни впервые за этот мучительный разговор улыбнулся. – Ура. Отлично. Замечательно. Тогда я пошел? – он начал подниматься. – Только не забудь заполнить заявку, – долетел ему в спину голос, когда Пенни уже был готов перешагнуть за порог и раствориться в недрах книжных полок, лишь бы не видеть Саммер ещё лет пятнадцать после такого разговора. – Прости, что? – обернулся он. Лицо Саммер вновь стало безмятежным, но в глубине глаз Пенни различил плохо скрываемое ехидство. – Заявку, – повторила она. – Отдел Сексуальных Отношений Во Внерабочее Время находится на нижнем уровне, работает с двух  до четырех. У Пенни похолодели ноги. – В каком таком смысле заявку? – В обычном, – светло улыбнулась Саммер. – Не волнуйся, тебе в Отделе всё растолкуют. Удачи. Пенни вышел с очень прямой спиной, пробормотав какие-то слова благодарности, и очнулся только в хранилище, между полок с книгами по азартной ловле сколопендр. Он поднял взгляд вверх, где в свете ламп спокойно кружились пылинки. Библиотека дышала порядком и тишиной. – Да вы тут все напрочь охренели! – наконец крикнул он, и только эхо передразнило его: «ели-ели-ели». *** Отдел он нашел только с третьей попытки. На нижнем уровне он не бывал вовсе: там начинался отдельный виток бумажного ада, к которому он имел мало отношения. Каталоги и отчеты о выписках-поступлениях шли обычно на первый. Придя впервые, Пенни проплутал в коридорах весь свой перерыв, но не встретил ни души. На дверях висели таблички, но ни одна из них не относилась к Отделу. Многие двери оказались заперты, а из единственной открывшейся на Пенни дохнуло столпом пламени, опалив ему брови, и раздалось гулкое: «Куды прёшь?!», после чего дверь захлопнулась и злобно щелкнул замок. Во второй раз он просто не нашел ни одной двери, и, прошатавшись около двадцати минут, Пенни сдался и вернулся к работе. Зато на третий раз ему повезло, и нужную табличку (даже на известном ему языке!) он обнаружил всего через сорок минут. Неизвестно зачем одернув рубашку, Пенни постучался и заглянул внутрь. В неожиданно большом и просторном кабинете большую часть занимала высокая конторка, из-за которой верхушкой айсберга выглядывал строгий седой пучок. – Добрый день, – поздоровался Пенни с пучком. Пучок заколыхался. – Что вам нужно, молодой человек? У Пенни немедленно возникло ощущение, будто ему семь лет, и он в очередной раз сильно провинился. – Мне бы заявку заполнить, – вежливо попросил он. – Вам которую? – скрипнул голос. – Не знаю, – растерялся Пенни. – Я недавно тут работаю, не знаю, какие есть. За конторкой зашумело, зашуршало, и через несколько секунд к нему спустилась сухонькая старушка с внимательными пронзительными глазками и тонким ртом. – Вы вообще читали Регламент? – смерила она Пенни недобрым оценивающим взглядом. – Я надеялся услышать из уст специалиста, – попробовал польстить он. Старушка пожевала губами, всем своим лицом выражая «я тебя вижу насквозь», и вручила стопку бумаг. – Значит так, – сказала она. – Заполняешь соответствующую заявку, заверяешь у начальства, приносишь обратно. Затем мы созываем Комитет, рассматриваем, и выносим решение. Всё понятно? Пенни молча уставился на очень толстую стопку у себя в руках. Комитет? Они созывают комитет, чтобы решить, будет ли он трахаться?! – А остальные заявки вернешь обратно. У нас бумага на учете. С этими словами старушка развернулась и скрылась, покряхтывая, обратно за конторкой. Когда над поверхностью снова зареял пучок, немного пришедший в себя Пенни спросил: – П-прошу прощения, как вас зовут? – Простетник Джелц, – долетело сверху. – Миссис Простетник Джелц. Ошеломленный тем фактом, что когда-то существовал мистер Джелц, Пенни попятился к двери. – Я занесу, – пробормотал он, но в ответ ничего не услышал. Бумаги он рассмотрел уже у себя в комнате. Разложил их на столе, схватился за голову, собрал обратно, снова разложил. Пенни не мог поверить глазам. Он готов был взять свои слова назад – «совсем охренели» никак не подходило для описания ситуации. Он не мог подобрать правильное слово, но на периферии маячило «окончательно», «бесповоротно» и «ебанулись». Перед ним лежал «Официальный запрос на долговременные сексуальные сношения с особой противоположного пола». Ещё один, но «кратковременный». Были и такие прекрасные образцы бюрократической мысли, как «с антропоморфными персонификациями», «негуманоидными видами» и отдельный запрос на оргию (на тридцати восьми страницах). Сначала Пенни взял заявку на краткосрочные сношения (не более трех раз), но потом задумался – а если ему понравится? Тогда что, идти и заполнять бланки с долгосрочным? Ну уж нет, – он решительно потянулся за другой стопкой. Пусть будут долгосрочные. Он пролистал бумаги и насчитал двенадцать страниц. Что они хотят знать о нём на двенадцати страницах? Какого размера его член? Зарисовку? Фотографию? Справку об отсутствии венерических заболеваний? Они вообще бывают у астральных проекций?!  На мгновение он покосился на форму-запрос о краткосрочных однополых (там было всего шесть страниц), но тут же устыдился. Он, Пенни Адийоди, не пасует перед какими-то глупыми бумажными заморочками на пути к личному счастью. Со вздохом он положил перед собой листы и принялся заполнять. С именем-возрастом и статусом после смерти он справился быстро. Затык случился на вопросе: «Укажите имя, статус и должность той, с кем вы намереваетесь вступить в долгосрочные физические сношения». Пенни глубоко задумался. Это был хороший вопрос. В отделах работало много симпатичных женщин, и он бы не прочь переспать почти с каждой из них. Но сам факт того, что нужно было проходить через унизительную процедуру написания заявления и рассмотрения Комитетом, выставляя свою личную жизнь на посмешище каких-то дрянных бюрократов, бесил его настолько, что Пенни, хмыкнув, злорадно вывел: «Зельда Шифф, Главный Библиотекарь». На мгновение эта мысль действительно его развеселила – Пенни представил лицо Зельды, когда она узнает. А с другой стороны, почему бы и да? – продолжил размышлять он. Такие скромные на вид женщины часто оказываются теми ещё тигрицами в постели. Тем более, что между ними точно проскальзывала искра, да не одна. И сама Мисс «Не хотите ли оформить заявку на эту книгу и подождать три недели» Шифф, несмотря на то, что помнила, похоже, ещё динозавров, была очень даже ничего. И эти сумасшедшие очки… Пенни, замечтавшись, не заметил, как ручка в расслабившейся руке прочеркнула некрасивую линию прямо посреди бланка. – Вот черт! – воскликнул Пенни, очнувшись от сладких раздумий. – Надеюсь, они не заставят меня переписывать, – пробормотал он и, собравшись, принялся заполнять дальше. Некоторые вопросы повергли его в недоумение, например: «Приведите полный список ваших сексуальных партнеров за последние два эона (дополнительные листы запрашиваются письменным извещением)», а также «В зависимости от положения Плутона в вашей натальной карте на момент рождения (для Малого Магелланового облака используйте звезду J01020100-7122208), были ли вы в процессе копуляции в момент Великого Призыва Древних в 1926 году по Земному летоисчислению?». Пенни потёр лоб. Он не был уверен, что именно они хотят знать насчет Плутона, но по крайней мере на этот вопрос ответить было просто. Зато следующая графа заставила его разозленно сжать ручку, едва не переломив её напополам. Вскочив, он принялся мерить шагами комнату, бормоча себе под нос: «Да кто они такие, кто они такие, чтобы спрашивать! Кому какое, блядь, дело! Уроды. Бюрократы гребаные». Немного успокоившись, Пенни вернулся к столу и уставился на равнодушный бланк, который гласил: «Опишите в подробностях планируемые сексуальные действия в отношении предполагаемой партнерши». У него зачесались костяшки пальцев. Наверняка они там извращенцы, а подобные вопросы поставили специально для того, чтобы, ну… Пенни сглотнул. Вопреки его воле перед глазами, как живая, встала миссис Простетник Джелц, которая, глупо хихикая, читала заявки, смакуя каждое слово, и… ТАК. НЕТ. Пенни усилием мысли захлопнул эту дверь в своей голове. Он не будет об этом думать, никогда в жизни. Ни за что. Ладно, они хотят детальных описаний? Они получат детальные описания! Закусив от усердия губу, Пенни принялся выводить на бланке ровные строчки. На третьей странице ему стало жарко, и пиджак полетел в угол. На четвертой следом отправились галстук с рубашкой, а ещё через два абзаца пришлось брать паузу и идти разбираться с совершенно каменной эрекцией. Когда через минут двадцать разомлевший Пенни немного пришел в себя, у него появилось ощущение, будто что-то изменилось. Всё вокруг ощущалось немного ярче, плотнее... Реальнее? Предчувствие секса лучше самого секса, хмыкнул он, и решил, что на сегодня с него подвигов хватит. Остальное он заполнит завтра. Прикрыв глаза, Пенни лениво думал о том, что хотел написать на пятой странице, когда провалился в сон. Снилось ему, как Зельда в сексуальном костюме космодесантника с хохотом убегает от него, бросаясь книгами и гравитационными сетями, а рядом бежит очень хмурый Квентин и орёт: «Скотина, это был мой сон!». *** Утром Пенни взял бланки с собой в фонд, планируя спрятаться в секции садоводства: там время от времени вырастали деревья, за которыми можно было укрыться и даже навернуть косяк-другой. Траву он брал у одного из мертвецов, в обмен на ускоренную выдачу биографий пикантного содержания. Облокотившись о пальму, с косяком в одной руке, Пенни дописал ещё несколько страниц и удовлетворенно вздохнул. Ну вот, подумал он, пусть читают и подавятся. Если задымятся и сгорят – ещё лучше. – Ну ничего себе, – раздалось неожиданно за его спиной, так, что Пенни дернулся и пребольно ударился затылком о пальмовый ствол. Рядом стояла Саммер и доброжелательно улыбалась. По шее Пенни пробежал холодок. – Особенно хорош пассаж про алебастровые груди. Не знала, что ты такой поэт. Он вскочил, прижимая к груди форму. – Ой да не сверкай ты на меня так глазами, – отмахнулась Саммер. – Всё равно мне нужно заверить. Давай сюда, – она протянула руку. Передав листки, Пенни наблюдал, как она медленно, спокойно вчитывается в написанное, как поднимаются её брови, багровеет кончик носа и появляется румянец на щеках. Несколько минут Пенни чувствовал гордость: всё-таки он всегда имел эффект на женщин. Гордость разлетелась вдребезги, когда Саммер, не выдержав, громко, с подвываниями расхохоталась. – Ой не могу, – стонала она, утирая рукавом слёзы. – Пенни, это прекрасно! Отсмеявшись и отдышавшись, она добавила: – Знаешь, сначала я хотела предупредить Зельду, но теперь не буду. Пусть её ждет сюрприз. И, насвистывая, удалилась, оставив Пенни, лихорадочно сжимающего кулаки, в одиночестве стоять у пальмы. Покачав головой и пробормотав несколько не совсем лестных слов, он глянул на часы и очень быстро припустил к выходу из Книжного Фонда. Он и не заметил, когда наступили три часа, а Отдел закрывается в четыре. Через двадцать минут он, потный и запыхавшийся, ввалился в знакомую уже дверь. Пучка за конторкой не оказалось. Вместо него торчал мышиного цвета хвостик. – Прошу прощения? – откашлялся Пенни. – А где миссис Джелц? – На обеде, молодой человек, – недовольно отозвались сверху. – Вам чего? – Заявку отдать. Из-за конторки показалась цепкая ручонка. Пенни вложил в неё листы, и рука стремительно исчезла. Через минуту раздался возмущенный возглас, и к нему выскочила низенькая разъяренная женщина неопределенного возраста. Ей могло бы быть и сорок, и шестьдесят, и пятьсот шестьдесят лет. Мышиный хвостик яростно дрожал. – Вы что себе возомнили! – накинулась она, потрясая бумагами перед его носом и слегка подпрыгивая. – Что вы мне принесли?! Пенни не знал, что и думать. – Заявку? – попробовал он. – Это не заявка! – женщина побагровела, а её и без того высокий голос начал переходить звуковой порог. – Это пошлятина, безвкусица, порнография! Вам кажется, что это смешно? Что мы тут будем сидеть и развлекаться, читая ваши вульгарные опусы? Листки полетели ему в лицо. Пенни ничего не понимал. – А ну извольте переписать как положено! – Как именно? – попытался выяснить он, попятившись. – Нормально, – отчеканила женщина и, гордо развернувшись, скрылась обратно за конторкой. – Как нормально? – не сдавался Пенни, поднимая с пола исписанные листки и свежую форму. В ответ раздалось презрительное молчание, и Пенни ничего не оставалось, как недоуменно ретироваться. Задумчивый, он пришел к Саммер и молча протянул ей бланк. – Что, завернули? – сочувственно покачала головой она. – Ты знала? – прищурился Пенни. Саммер хмыкнула. – Подозревала, скажем так. Отдел не сильно уважает беллетристику. Пенни вспылил. Он вчера потратил целый вечер на эти дурацкие бумажки! – А сначала сказать нельзя было?! – Я думала, тебе всё в Отделе скажут, – невинно отозвалась она. – И вообще, тогда бы я не узнала, насколько пылкая и романтичная душа живет внутри Уильяма Адийоди. У Пенни задергалось правое веко. – Теперь мне нужно это переписать, – как можно спокойнее сказал он. – Но я понятия не имею, что они хотят. – О-о-о, ну это просто, – тряхнула головой Саммер. – Ключик к любому служащему каждого Отдела – канцелярит. – Что? – не понял Пенни. – Канцлярит, дорогой. Вот, смотри, – она взяла в руки один из листков, где в деталях были расписаны его сладострастные мечты в отношении Зельды Шифф. – Вот тут, скажем, – она прочертила ногтём полосочку, – вместо «бурно сливаться в пароксизмах страсти» нужно написать «после введения полового члена в вагину долго совершать возвратно-поступательные движения до обоюдной кульминации». В глазах у Пенни потемнело. – Да ты издеваешься. – Ничуть, – вздохнула Саммер. – Знал бы ты, сколько я в своё время таких заявок написала, уже набила руку. – Нет, – пробормотал Пенни. – Не знаю и знать не хочу, изыди. – Это единственный выход, – хмыкнула она. – Хочешь секса – умей вертеться. – С этими словами Саммер поднялась из-за стола и направилась к двери, оставив Пенни остолбенело разглядывать пять страниц описаний мелким почерком. – И не забудь переписать всё, это важно. Удачи, герой. *** Вечер прошел грустно. Весь задор улетучился, предчувствие любви больше не грело душу, а фразы, до этого казавшиеся полными чувства и огня, теперь смотрели на него с издевкой. Пенни постарался сосредоточиться. Итак, может «избавив партнершу (предполагаемую) от одежды…». Интересно, а имеет значение, какая одежда? Подумав и пожевав кончик ручки, Пенни приписал в скобках «в случае наличия у партнерши (предполагаемой) юбки, избавление от одежды будет происходить путем разрыва оной зубами». Подумав ещё, он дописал «заявителя». Вроде, неплохо. Итак, что дальше? Ага. «Избавив партнершу (предполагаемую) от облачения (за исключением нижнего белья и очков), заявитель планирует начать процесс предварительных ласк (партнерши) (предполагаемой) с использованием рта, пальцев (заявителя) и посторонних предметов подходящей формы, в зависимости от места проведения соития (предполагаемого)». Пенни отложил ручку. Посмотрел невидящим взором на бумагу. Он чувствовал, как рассудок начал покидать его, оставив лишь густой кисельный туман из «коих», «проводимых» и «планируемых» с редким вкраплением «фрикций». На минуту-другую его посетила малодушная мысль бросить всё к черту. Уйти в монахи. В евнухи. Живут же как-то люди, и ничего? Но затем он представил злобно сжатые губы миссис Джелц, её торжествующий взгляд, и тут же себя одернул. Он ещё всем покажет, у кого тут будет секс! Когда на следующий день Пенни понес заполненный бланк в отдел, он ликовал: пусть только попробуют не принять! Он трудился всю ночь, спал в общей сумме минут двадцать, но переделал-таки эту гребанную заявку в соответствии с загадочными стандартами Отдела. Теперь он готов, и да здравствует скорое физиологическое удовлетворение сексуальных потребностей! Улыбаясь, Пенни распахнул уже знакомую дверь и гордо водрузил заявление на конторку, прямо напротив пучка миссис Джелц. Пенни был почти рад, что сегодня попал к ней, а не ко вчерашней истеричной даме. – Хм-хм, – поздоровалась с ним миссис Джелц. – Что тут у нас? Зашуршали листки. – Х-м-м-м, да (шорох), понятно (шорох), угум… – шебуршание стихло. Неожиданно пучок приподнялся, под ним показалась голова работницы Отдела, и эта голова смотрела на Пенни весьма недружелюбно. – А где копии? – строго сощурилась миссис Джелц. – К-к-какие копии? – растерялся Пенни. Миссис Джелц достала из-за конторки указку и ткнула ей в сторону дальней стены. На стене висел небольшой листок, на котором мелким шрифтом значилось: «Все заявления подаются исключительно в рукописной форме на пронумерованных бланках установленного образца, в сопровождении трех копий, заверенных начальником отдела заявителя и удостоверенных мокрой печатью. Копии делаются за счет заявителя путем заблаговременной подачи заявления в Отдел Копирования». – Да откуда мне было об этом знать?! – немедленно взвыл Пенни. – Хоть кто-то, хоть, блядь, кто-нибудь мне сказал о копиях?! – Думать надо, молодой человек, – сухо проронила миссис Джельц. – Возвращайтесь со всеми документами. – Может, вы мне сразу скажете, что ещё надо, кроме трех копий? – взмолился Пенни. Ещё одного такого круга он не выдержит. –  Заявление, три копии, письменная характеристика из отдела кадров и оплата квитанции, реквизиты в бухгалтерии, – скороговоркой бросила старушка. – Всё, молодой человек, извольте выйти вон, нет у меня времени всё разжевывать. – И скрылась, словно её не было никогда. Только из-за конторки донеслось: «Понабирали тут. Никакого уважения к процедуре». Закрыв за собой дверь Отдела, Пенни понуро вернулся в Фонд, к Саммер. – Может, ну его? – спросил он, падая на стул, и отбрасывая бумаги в сторону. Она сразу поняла о чем речь. Неожиданно Саммер подошла, сочувственно сжала его плечо и села рядом. – Ну, что тут у нас? – Ты мне что, помогаешь? – не понял Пенни. – Ну, – кивнула она. – Почему? Саммер вздохнула. – Видишь ли, – медленно проговорила она, – мне кажется, что Зельде это пойдет на пользу. Начальство в хорошем настроении – доброе начальство. А я уже несколько веков не была в отпуске! – в её голосе появились мечтательные нотки. – То есть ты это делаешь ради отпуска? – Так а чем плохо-то? – удивилась она. Пенни задумался. – Ты знаешь, пожалуй, ничем. Но, в общем, мне нужны копии, характеристика и квитанция. Саммер побарабанила пальцами по столешнице. – О, характеристика – это что-то новое. Пять лет назад не просили. Ладно, – она очнулась от раздумий. – Смотри, копии я тебе проведу в обход Регламента, а то нужно составлять акт-опись копируемого документа. И печать «копия верна» поставлю. У ребят просто сейчас завал – они отстали от графика и только-только разбираются с шумерскими текстами. – Шумерскими, – эхом повторил Пенни. Он представил, как через несколько тысяч лет Отдел Копирования, закончив шумеров, древние цивилизации, средневековые тексты и заявления на досрочные сожжения на костре, пройдя модерн, добирается до его скромной заявки, внимательно читает, составляет акт-опись, в которой написано «Пресные сексуальные фантазии, 12 стр.», и отправляют, наконец, копии. А у него уже три тысячелетия как всё отсохло, и женщины ему нравятся исключительно в качестве хороших собеседников. Пенни, наконец, вырвался из цепких лап ужаса. – Саммер, спасибо огромное, я так тебе должен! – горячо поблагодарил он. – Сочтемся, – кивнула она. – Но ты погоди пока радоваться. Характеристику придется получать самому, а квитанции к оплате принимают исключительно по слепку кармы, придется идти лично. – И сколько это займет? – осторожно спросил он. – Пожалуй, недели две, если повезёт, – прикинула начальница. – Но не бзди. Это, считай, вообще ни о чём. Люди по двадцать лет очереди ждут. – Не нужно мне двадцать лет, – Пенни покрылся мурашками. – Так куда мне за характеристикой? *** Через неделю Пенни стоял перед внушительной дверью Отдела Кадров. С самого утра он нагладил свой лучший костюм, побрился, причесался и даже нацепил предварительно одобренный Саммер галстук. «Ты главное выгляди презентабельно», – наставляла она. – «И будь вежлив. И ради всего святого, не показывай характер. Чем меньше у тебя характера, тем легче всё пройдет». Пенни не был уверен, сможет ли он сойти за человека без характера, но близкое избавление от бумажных проволочек вдохновляло. Ради такого он был готов побыть кем угодно. Собравшись с духом, он постучал. За дверью оказался самый обычный современный офис. Компьютеры, факс, телефоны, несколько органайзеров для бумаг. За столами сидели разного возраста женщины и сосредоточенно работали. Пенни вежливо кашлянул – никакого эффекта. Никто не поднял головы. – Прошу прощения? – сказал он. Слова неловко повисли в воздухе. На него по-прежнему не обращали внимания. Оглядевшись, он прикинул, к кому можно было подойти с вопросом: слишком молодые служащие бывают нагловаты, а у старушек он, как оказалось, совсем не пользуется популярностью. С другой стороны, это же Библиотека, тут никак не угадаешь, кому сколько лет. Неслышно вздохнув, Пенни направился к молодой на вид девушке, напряженно печатающей на клавиатуре. – Мисс? – позвал Пенни. – У кого я могу получить личную характеристику? Ответом его не удостоили – девушка лишь мотнула головой куда-то в сторону. Оглянувшись, Пенни увидел ряд из трех пластиковых стульев, стоящих у стены. Подумав, он сел на один из них. Это была одна из самых ярких причин, по которой он ненавидел Библиотеку – не пластиковые стулья, и даже не то, что он оказался их рабом на миллион лет, а то, что они действительно сделали из него раба. В любой другой ситуации он бы уже открыл рот и показал всем, как нужно обращаться с посетителями. Но Библиотека так не работает. Ты слушаешься, следуешь Регламенту, а иначе тебя лишают даже тех крох свободы, которые есть. В голове у Пенни был длинный список тех, кто так или иначе его здесь бесил, и только что этот список пополнился ещё одним пунктом. «Вы только погодите», – подумал он. – «Скоро я разберусь, как здесь всё устроено, и покажу вам, что такое свободная астральная проекция». Скоро, но не прямо сейчас. В данный момент Пенни терпеливо ждал. И ждал. И ещё ждал. Женщины за компьютером сосредоточенно работали, не отводя глаз от мониторов. Часы показывали сначала полдень, потом час, затем три. Пенни ужасно хотелось в туалет, но он опасался уйти – вдруг это какое-то испытание, и, уйдя, он потеряет шанс получить хорошую характеристику? Тогда здравствуйте, долгие, тоскливые годы воздержания. Постепенно по его позвоночнику начал пробираться холодок. В кабинете ничего не менялось, лишь нарастал едва ощутимый гул. Сначала он подумал, что тот исходит из постепенно нагревающихся компьютеров, но звук становился громче, и присмотревшийся Пенни вдруг понял, что он доносится из плотно сжатых губ работниц Отдела Кадров. Скоро гул стал громче, превратился в шмелиное жужжание, женщины стали раскачиваться на своих стульях взад-вперед. Их глаза закатились, выставляя напоказ белки, а стрекот клавиатур взорвался оглушающим треском. Пенни оглянулся на дверь и нервно сглотнул: её больше не было, только сплошная белого цвета гипсокартонная стена. Сотрудницы тем временем поднялись со своих мест и медленно направились к нему, все вместе, продолжая раскачиваться и гудеть. Пенни вскочил и вжался в стенку – бежать было некуда. Одна из женщин остановилась посреди офиса, выхватила из-за пояса канцелярские ножницы и одним движением распорола себе руку от локтя до запястья. На пол полилась кровь, мгновенно впитываясь в ковролин. Пенни метнулся мимо надвигающейся девушки к одному из столов и схватил первое, что попалось под руку. Попался степлер. Едва он успел им замахнуться, как ощутил странную слабость: шмелиный гул обволакивал его, проникал до самых костей, размягчая ноги. В следующую секунду перед глазами оказался пол, а сам Пенни не мог даже моргнуть. Его, безвольного, оттащили в восемь рук прямо в расплывающуюся лужу крови. Над ним нависли белоглазые, бесстрастные лица. Мелькнули уже знакомые ножницы. «Ну вот», – подумал Пенни. – «Зато мне уже ничего больше не понадобится». Одним движением лезвия распороли его рубашку, оставив длинную быстро налившуюся кровью царапину на животе. По боку побежала струйка, закапала на пол. Неожиданно всё прекратилось. Гул оборвался в одно мгновение, лица женщин прояснились, а глаза вернулись в нормальное положение. Женщины сгрудились вокруг него, приговаривая «ой, бедненький»; молоденькая на вид девушка подала ему руку, помогая подняться, вручила коробку салфеток. Ошалевший Пенни только переводил взгляд с одной работницы на другую, не в силах выдавить ни слова, пока к нему не подошла дородная дама, ещё пару минут назад орошавшая кровью пол. Пенни покосился на её руку – та была в порядке. Ковролин тоже. Женщина улыбнулась: – Спасибо за вашу заявку, – сказала она, вручая ему бумажку странного красного цвета. – Это квитанция. Духи передадут вашу характеристику прямо в нужный Отдел. Всего доброго, приходите. – Да ни за что в жизни, – вырвалось у побледневшего от испытаний Пенни. – Обязательно приходите, – кивнула она. Пенни стремительно исчез за вновь открывшейся в стене дверью. Отдышавшись, он посмотрел на квитанцию у себя в руках: она была липкая и пахла железом, к тому же характерный цвет не оставлял сомнений в том, чем именно была пропитана бумажка. Стащив с плеч мокрый окровавленный пиджак, он завернул в него квитанцию и поплелся к себе в комнату – умываться, переодеваться и собираться с духом для следующего испытания. Его ждала Бухгалтерия. *** Первое, что увидел Пенни, спустившись на нужный уровень, была невероятно длинная змеящаяся очередь, заворачивающая за угол. Очередь его не сильно удивила – разгар рабочего дня, всё логично. Решив прикинуть, сколько ему стоять, Пенни заглянул за угол и поперхнулся. Цепочка людей поворачивала за следующий угол длинного узкого коридора. Метров двести, грустно прикинул Пенни и собирался было направиться обратно, но что-то заставило его пройти дальше и посмотреть. За следующим углом оказался ещё один. Очередь терпеливо ждала, у некоторых он заметил складные стулья. Заподозрив неладное, он прошел ещё дальше. И ещё. Через двадцать минут Пенни устал, а начала всё ещё не было видно. – Сколько вы здесь стоите? – обратился он к наглухо закутанной в плащ фигуре. Привыкнув ещё в самом начале работы, что Библиотека работает во многих вселенных, он не удивлялся больше ни щупальцам, ни слизи, ни бестелесным формациям. Фигура заскрежетала, и у себя в голове Пенни услышал: «Двадцать дней». – Твою мать, – невольно выругался он. – Извините? – проскрипело в голове. – Нет, ничего, – заверил Пенни. – Устойчивое идиоматическое выражение, никакого отношения к вашей матушке не имеет. Фигура проводила его подозрительным движением капюшона, пока он шел обратно за угол, к хвосту очереди. За время его возвращения толпа успела разрастись и доходила теперь до самого лифта. Делать, увы, было нечего, и он спросил: – Тут кто последний? Над очередью пронесся вздох и шиканье, словно заволновалось море. К нему обернулся средних лет мужчина с ветвистыми оленьими рогами и печальными глазами с поволокой, напомнившие Пенни коровьи. – Что же вы такое творите? – грустно спросил рогатый. – А что? – не понял Пенни. – Слово. Вы сказали то слово. – По– ? – попытался переспросить он, но его резко оборвали. – Вот это самое слово. Запомните навсегда, его нельзя произносить. Оно навлекает беды, проклятья, конец талончиков! – для пущей убедительности человек-олень качнул головой, немедленно зацепив рогом стенку и оставив на штукатурке длинную темную полоску. – А в очереди на талончики крайний – я, – веско добавил мужчина. – На талончики? – На талончики. Пенни начал подозревать худшее. – То есть после этой очереди есть ещё одна? – Разумеется. – А потом? – решил уточнить он. – А потом – вечный свет, – торжественно произнес человек-олень. Пенни не захотел выяснять, что именно тот имел в виду, и покорно встал в цепочку. Когда через шесть часов очередь не сдвинулась ни на йоту, он почувствовал неладное. Все терпеливо ждали, изредка обмахиваясь бумагами, иногда бормоча себе под нос что-то невнятное. Ещё через два Пенни принялся заводить знакомства, справедливо рассудив, что с этими, э-э-э, созданиями ему, как ни крути, придется провести много времени. Судя по всему – очень много. Очередь была очень разномастная: кроме человека-оленя и нескольких самых обычных людей он увидел одного дриада (самца дриады?), огромное ходячее растение, напоминающее венерину мухоловку, джинна, периодически теряющего плотность и постоянно за это извиняющегося, и что-то очень похожее на вулканскую девушку (хотя Пенни никогда бы не признался, что знает о вулканцах не только из мокрых снов Квентина), только с очень большой грудью и хвостом. Все, с кем Пенни беседовал, оказались достаточно дружелюбными, но немедленно интересовались, где же его припасы. – Припасы? – не понял Пенни. – Палатка, еда, печенье на бартер? – пояснила Ч’ьбнук, «вулканская» девушка. – Чего? – продолжал не понимать он. – Как вы думаете, сколько мы тут будем стоять? – встрял в разговор человек-олень. – Пару дней? Рогатый расхохотался так громко, что на него начали оборачиваться. – Ох уж эти свежие человеческие души, – покачал головой тот. – Скажем так, если мы здесь проведем три недели, то нам очень, невероятно, космически повезет. – Три. Недели, – заторможенно повторил Пенни. – В лучшем случае, яхонтовый, – прожурчал человек-олень. Пенни на всякий случай попятился. – Ты знаешь что, – сказал неожиданно тот. – Я пока подержу очередь, а ты иди, возьми всё необходимое. И еды побольше. И термос не забудь. Вокруг раздался недовольный ропот и возмущенные возгласы: «Что это такое! Пусть стоит как все! Очередь держать! Мы подготовились и стоим, а он пусть бегает куда вздумается? Вот за нас очередь никто не держит!». Человек-олень грустно посмотрел на всех своими воловьими глазами и, до этого слегка согнувшийся под тяжестью рогов, неожиданно выпрямился во весь рост, вытянувшись до самого потолка. – Что же вы за существа такие? – мягко, укоряюще спросил он. Его обволакивающий голос проникал сразу в тело, минуя голову и уши, отдаваясь в каждой клетке. – Не видите, что ли, первый раз душа в Бухгалтерии. СОВЕСТЬ ИМЕЙТЕ, – неожиданно оглушительно крикнул он. Очередь съёжилась и притихла, забормотав, что и правда, ну молодежь же, это ничего, всё в порядке, только быстренько. Человек-олень сразу уменьшился в размерах и стал как прежде, благообразным мужчиной в пальто. – Я Мюррей, – скромно представился он, заметив ошеломленное выражение лица Пенни. – А ты беги, они недолго будут добрыми. Пенни улыбнулся, благодарно хлопнул его по плечу. И побежал. Очень-очень быстро. *** Прошло так много времени, что Пенни больше не знал, какой сейчас день или, более того, месяц. Жизнь в очереди оказалась весьма интересным делом. Заветная дверь в Бухгалтерию была всего за поворотом, но с каждым приближающимся сантиметром становилось всё труднее. Вокруг то и дело вспыхивали волнения, ссоры, потасовки. Очередь была неумолима: неукоснительно соблюдались времена отхода в туалет, отлучки за едой. Тем не менее, Пенни стал замечать, что происходит нечто странное. То и дело в кабинет заглядывали непонятные, юркие личности со скороговоркой: «Я только спросить». Очередь стояла стеной, ощериваясь рогами, когтями, а в некоторых случаях и липучками на непрошенных посетителей, но личности обладали какими-то особыми свойствами: многие умудрялись просачиваться в кабинет, усыпив бдительность тех, кто стоял впереди. Они, впрочем, никогда из Бухгалтерии не выходили. Пенни нравилось думать, что, возможно, внутри есть хитроумная и чрезвычайно болезненная ловушка для таких «япростоспросить». На стене они с друзьями (Мюрреем, Ч’ьбнук и растением, которое называло себя Блуп) повесили листок со счетом завернутых обратно внеочередников. Пенни гордился тем, что у него их набралось за тридцать, хотя Ч’ьбнук лидировала с большим отрывом – мало кто мог устоять перед её обманчивой грациозной дружелюбностью. Но даже больше, чем шмыгающие субъекты, Пенни бесили другие, с которыми он сам ничего не мог поделать. Именно из-за них очередь не двигалась с места уже более четырех дней. Это были полные таинственности Льготники и ещё более загадочные существа, которых лично приводили чирикающие девочки из других отделений. Льготники были самыми мерзкими. Они гордо проходили мимо, снисходительно поглядывая на ждущих, с их стульями, палатками и спальниками; затем, громко, во всеуслышанье объявив перед дверями, что у них льгота, заходили, торжествующе вскинув голову (или несколько), с полным осознанием своего превосходства. Очередь скрипела зубами и жвалами, но ничего поделать не могла. Таковы были Правила. Льготники – вне очереди. Привилегированная каста. Избранные. – Убивал бы, – выдохнул однажды Пенни, и все с ним согласились. Они попытались было схватить одного на пути к заветной двери, но тот пришел с собственным арсеналом трюков: шустро рассыпался на невероятное количество многоножек и покатился шевелящейся живой волной к двери. – Подготовился, зар-раза, – печально протянул Блуп, и все молча согласились. Делать было нечего, оставалось лишь ждать. Шли дни. Уже давно Пенни забыл, зачем он тут. В дальнем и темном углу сознания пылилась мысль, что зачем-то же он стоит очередь, и была какая-то бумажка, и что-то надо было оплатить, но что именно, он вспомнить так и не смог. Бумажка была на месте, спрятанная во внутреннем кармане пиджака, а всё остальное не имело значения, кроме очереди. Главным было попасть в кабинет и получить талончик. С каждым сантиметром, приближающим его к двери, Пенни начинал всё больше и больше волноваться. Теперь он понимал, что имел в виду Мюррей, когда говорил, что за дверью Бухгалтерии вечный свет. И он хотел туда, очень хотел. Главное – попасть, остальное неважно. Ему нужно было увидеть свет. Наконец подошла их очередь. Сначала за Порог ушла Ч’ьбнук, так крепко и сладко обняв его на прощание, что у Пенни в голове на мгновение всплыл образ плохо освещенного кабинета, конторки, и почему-то слова «волнующие перси», написанные его собственным мелким почерком. Всплыл – и пропал. Затем пришло время Блупа. Тот застенчиво признался, что у него никогда не было таких прекрасных друзей и что воспоминания об этих нескольких месяцах помогут пережить ему долгий процесс гибернации, а когда у него появится свой мужской росток, то он обязательно назовет его Пенни. Блупа провожали аплодисментами. Последним перед Пенни шел Мюррей. Они пожали друг другу руки, и человек-олень улыбнулся своей неизменной мягкой улыбкой. – Я рад, что познакомился с тобой, – сказал он. – Вот увидишь, твоя жизнь изменится в лучшую сторону после того, как ты увидишь вечный свет. – Не сомневаюсь, – кивнул Пенни. – Надеюсь, на нижнем кругу Очереди нам удастся встретиться снова. После того, как Мюррей скрылся за дверью, Пенни сложил спальник и палатку, аккуратно положил чай и печенье обратно в коробку, собрал сумку и принялся ждать. Неожиданно дверь распахнулась, и властный голос крикнул: «Следующий!». Он выхватил из кармана бумажку и, нервно сжав её во внезапно вспотевшей ладони, сделал шаг. Дверь беззвучно закрылась за ним. Он смог. Он сделал это. Не чуя под собой ног, Пенни подошел к уставшей на вид барышне, сидящей за офисным столом. Она взяла бумагу у него из рук, даже не взглянув, но тут же ойкнула и крикнула вглубь кабинета: – Клер, слушай, а Адийоди не тот ли штрих, за которого просила Саммер? В глубине зашелестело, а потом такой же уставший голос ответил: – Да, точно он. Принимай. Девушка перед ним кивнула и сказала: – Повезло тебе, Уильям Адийоди. Давай руку. Ничего не понимая, Пенни протянул ей ладонь. Девушка взялась за неё, подула, пощупала воздух вокруг и, очевидно, чем-то удовлетворившись, отпустила руку и без предупреждения шлепнула большую круглую печать на бумагу. – На, держи, – сказала она. – Уплачено. Пенни растерялся. – Как же так? Я думал, это за талончиками. А что делать дальше? Она посмотрела на него как на слизняка. – Ему одолжение сделали, а он недоволен. И чего только Саммер в тебе нашла? Хотя, понятно, конечно, чего, судя по реквизитам. – И добавила, повысив голос: – Возвращайся к себе в Отдел. Теперь Пенни не понимал совсем ничего. – Отдел? – переспросил он. – У меня есть отдел? Куда возвращаться? Зачем? Девушка закатила глаза и хмыкнула. – Так, всё с тобой понятно. Очередная неопытная душа, поддавшаяся гипнозу Очереди. А ну давай сюда, – она поманила рукой, а когда Пенни наклонился, неожиданно и очень больно щелкнула его по лбу. В голове Пенни моментально прояснилось. Он вспомнил всё: кто он такой, свою смерть, и работу в Библиотеке, и даже всю Заявку на долгосрочные сношения, до единого слова. – Какой же сейчас день? – растерянно спросил он. Девушка ответила, и Пенни не смог сдержать удивленного возгласа. Прошло более полугода. *** Он стоял, волнуясь, перед Комиссией. Вчера ему пришло уведомление, пахнущее пылью и на пожелтевшей от времени бумаге, а сегодня он вытянулся, тщательно отутюженный, перед тремя старушками, в одной из которых сразу узнал миссис Джелц. Остальные две ему были незнакомы. – Ну что, молодой человек, начнем? – проскрипела наконец миссис Джелц. Пенни кивнул. – Итак. – Она поднесла к глазам бумаги. – Вы подали «Официальный запрос на долговременные сексуальные сношения с особой противоположного пола» на имя мисс Зельды Шифф. Ответьте, зачем вам нужны долгосрочные сексуальные сношения. К такому он не был готов. Саммер предупреждала его, что будет трудно, но этого он не ожидал. Как, зачем? Что значит, зачем? Зачем происходит вообще что-либо? Он пытался выведать у Саммер подробности, но та лишь мелко трясла головой и повторяла, что нельзя, что не имеет права: Отдел не прощает свободного разглашения вопросов Комиссии. Пенни задумался. Ну что вообще на такое скажешь? Голова была пуста, словно холодильник вечером пятницы. – Хочу любить и быть любимым? – попытался он. На лице миссис Джелц и остальных не отразилось ровным счетом ничего. – А вы не задумывались над преимуществами платонической любви? Если вы так алкаете именно любви, то сексуальные сношения для этого совершенно не обязательны. «А не пройти бы вам в жопу с вашей платонической любовью!» – едва не вырвалось у Пенни, но, прикусив язык, вслух сказал совершенно другое: – Задумывался. Но пришел к выводу, что только в единении любви как душ, так и тел, кроется высшее счастье. Одно без другого неполно, – он мысленно возблагодарил короткий факультатив философии, на который ходил лет в пятнадцать. – Так-так, – хмыкнула одна из незнакомых старушек. – А почему именно мисс Шифф? – Да вы её вообще видели? – возмутился Пенни, уже не выдержав абсурдности происходящего. Мало того, что перед ним сидят три дряхлые мумии, видевшие секс в последний раз ещё при неандертальцах, так они и задают совершенно тупые вопросы. Неожиданно миссис Джелц расхохоталась. Это был жуткий смех, похожий на вой кашляющего пылесоса. – Ну что, девоньки? – она повернулась к своим товаркам. – Дадим мальчику попастись? «Девоньки» задумались и затем кивнули. – ОДОБРЕНО, – громогласно возвестила миссис Джельц, и пучок на её голове мелко затрясся. – Мы вышлем уведомление мисс Шифф, у неё будет десять дней, чтобы подать апелляцию. В случае отсутствия оной, вы получите официальное разрешение через четырнадцать рабочих дней. Слушание закончено. Потрясенный Пенни вежливо поблагодарил и как можно быстрее исчез из кабинета Отдела Сексуальных Отношений Во Внерабочее Время. Он никак не мог поверить – неужели всё? Неужели больше никаких бумаг, стояний в очередях и кровавых жертвоприношений? «Не с твоим счастьем», – отозвался внутренний голос. Она непременно оспорит решение. Тяжело вздохнув, Пенни поплелся к себе. Ему очень нужно было отдохнуть и совершенно ни о чем не думать. Едва дойдя до комнаты, он кое-как стащил с себя пиджак с рубашкой, повалился на кровать прямо в брюках и немедленно уснул. Разбудил его аккуратный стук в дверь. Сонный и недовольный, он пошел открывать. На пороге стояла Зельда и нервно теребила длинную нитку бус. – Я… Я получила уведомление, – сказала она. Пенни молча посторонился, пропуская её внутрь. Он знал, чем всё закончится. Сейчас она начнет многословно извиняться и говорить, что ничего личного, но ей придется отказать и подать официальные бумаги, ну ты же понимаешь, между нами ничего не может быть. – Я польщена, – сказала Зельда, едва за ней закрылась дверь. Пенни уже приготовился доказывать, что всё в порядке и он всё понимает, но главная библиотекарь его удивила. – Зачем ждать официального разрешения? – спросила она и сняла очки. Пенни удержал её руку. – Оставь, – попросил он, и Зельда оставила. А потом, строго следуя заявке (вдруг проверят?), Пенни избавил партнершу (уже не предполагаемую) от одежды, за исключением нижнего белья и очков, и начал процесс предварительных ласк с использованием рта и пальцев, но без посторонних предметов подходящей формы, потому что их у него попросту не было. *** Потом случилось ещё много всего, включая ту самую заявку на свальный грех о тридцати восьми страницах, но это уже совершенно другая история. Конец.