the water runs before your eyes

Эмили Дрексел Лела Колдуин, Эмили Мудрая, спит, и ей снится сон. Бездна (море) (камень) смотрит на нее глазами ее отца. — Моя дорогая Эмили, — говорит он и улыбается улыбается. Его лицо больше не его. Его глаза больше не его глаза. Ее отец умер годы назад, ее отца похоронили, ее отец упокоился в Бездне, как говорила мать, как упокоится всякий еретик. Это не ее отец. (когда Бездна впервые явилась к ней так, она плакала; ее отец был мертв, мертв, мертв, и в это было так сложно поверить, а потом пришла Бездна, а потом пришел он) Ее рука зудит. На ее руке нет метки, никогда не было метки, никогда не будет метки; она скребет ладонь ногтями, и скребет, и скребет — так, что кожа отходит, отрывается неровными кусками, падает на пол, и это больно больно. — Моя дорогая Эмили, — говорит не-ее-отец. — Ты знаешь, что скоро умрешь, но не боишься смерти; ты знаешь, что тебя ждет. Бездна (черная) (синяя) улыбается ей. Ее отец улыбается ей. Левиафан улыбается ей (тремя рядами зубов, глубокими рваными ранами, метками на боках, следами гарпунов и мясницких пил, темной густой кровью, свернувшимися на полу кольцами кишок, запахом гниющего заживо, умирающего на крюках мяса). — Ты, — говорит она. Она не боится. Ей нечего бояться: ее ждет море, ее ждет камень, ее ждет вечная темнота и синева, ее ждут мертвые киты, мертвые еретики, искаженный и перекрученный мир, она будет мертва, и она будет жива. Через два дня Эмили Дрексел Лела Колдуин, Эмили Мудрая, умирает во сне.