Марионетка

Имоджен Эрондейл поджимает губы, услышав о решении своего внука, но уже через секунду берет себя в руки и серьезно кивает, соглашаясь с Джейсом. Алек Лайтвуд отныне — Глава Нью-Йоркского Института. Разумеется, Имоджен хотела бы видеть на этой должности своего единственного, давно потерянного и лишь недавно обретенного внука. Но Джонатан Кристофер, возглавив Институт всего на неделю, поспешил снять с себя все полномочия. — Я солдат, и всегда им буду. Алек — лидер. Он должен занять это место, — непоколебимо заявил Джейс. И Имоджен смирилась. Нельзя удерживать человека на должности, которой он не хочет. Джейс — энергичный, уверенный в себе, храбрый и неукротимый духом — Инквизитор по праву гордится сыном Стивена. Она вынуждена признать, что Глава Института должен обладать и некоторыми другими качествами, которых Джейсу явно не хватает. Серьёзность. Джейс ухахатывается, слыша об очередной проделке Макса, Алек улыбается краешками губ, но тут же спохватывается и укоризненно говорит, что ничего смешного нет — все ровесники Макса в Институте Мумбаи потрясены, а ведь демон-перевертыш оказался ненастоящим. И это не шутки. Джейс продолжает веселиться, даже когда в поле его зрения попадает явно не впечатленная бабушка. А Имоджен вздыхает и вспоминает, что Стивен был таким же. Дисциплина. Имоджен смотрит на Лайтвуда-младшего, на его сосредоточенное лицо, скрещенные за спиной руки и полную достоинства осанку. Он приветствует ее в Нью-Йоркском Институте со всем приличествующим почтением, а затем, выступая с речью перед сумеречными охотниками, негласно требует к себе того уважительного отношения, которое предполагает занимаемая им должность. И это правильно, Инквизитор это понимает. Неукоснительное выполнение приказов. Следование правилам. Что ж. Имоджен признает, что Алек знает их назубок. Старший сын. Надежда родителей. Блюститель чести семьи. Древний род. Громкая фамилия. Быть сумеречным охотником — значит уметь идти на жертвы. Что ж. Имоджен помнит, с какой неприязнью разглядывала этого мальчика перед судом над его сестрой. Свадьба с Лидией не состоялась — по его вине. Не захотел пожертвовать своим счастьем. Поставил себя выше чести семьи. Имоджен фыркает. С того момента любви к Алеку Лайтвуду в ней не прибавилось. Конклав хочет знать мнение Инквизитора по поводу назначения Александра. Чисто формально. Консул Малаки на самом деле не ищет ее одобрения, ему нужно лишь поставить галочку напротив фамилии. Имоджен думает о Джейсе. О том, через что он прошел, живя с Валентином, и о том, какой след в его душе оставили Лайтвуды. Валентин учил его быть сильным одиночкой, но в лице Лайтвудов он обрёл семью. Его встретили и воспитали, как родного. И здесь же, у Лайтвудов, он нашёл своего парабатая. Конклав считает кандидатуру Алека Лайтвуда подходящей. Они помнят, что он следует букве закона. Если же когда-то он и переходил границы, на то были причины. Клэри Фэйрчайлд, например, ведь ее воспитывали, как примитивную. Или Джейс, ради которого Алек стирал грань между желаемым и дозволенным. Но ведь он пытался наставить брата на путь истинный. Даже боролся с ним. Конклав доволен. Уж теперь-то, когда выяснилось, что Джейс — внук Инквизитора, она будет держать его в рамках. И он больше не будет влиять на Алека. Малаки не нужен сильный лидер. Ему нужна марионетка. Человек, который будет делать то, что ему говорят. Имоджен сухо улыбается Консулу. А потом убедительно просит одобрить назначение Алека. Она не понимает этого Лайтвуда. Как можно было отказаться от свадьбы с представительницей одной из благороднейших семей? Как можно было пренебречь мнением общественности? Как можно было из всех возможных вариантов выбрать нежить, мага, а именно Магнуса Бейна? Но он — брат Джейса. Лучший друг, парабатай ее внука. И Имоджен соглашается с его кандидатурой. А потом выясняется, что Алек Лайтвуд — человек, с мнением которого приходится считаться. Он не намерен быть ничьей марионеткой. Он больше не будет без вопросов выполнять чужие требования. У него свои цели, принципы и убеждения, и он — Глава Института. Это приходится учитывать. Он сильный, ловкий, быстрый, смелый — как Джейс. Не такой горячий, более хладнокровный. Лучше понимающий хитросплетения политики. И вовсе не такой простой, каким его считал Конклав. Он у руля всего неделю, а уже все поменял. Имоджен понимает, что ошибалась, она его недооценивала. Он больше похож на свою мать, чем думает — тот же цепкий, внимательный взгляд, как у Маризы, командный голос, сила и уверенность. Он знает точно, сколько у него власти. Но, в отличие от своей матери, Алек не позволяет себе увлекаться своими идеями. Да, он хочет, чтобы все ощутили новизну, поняли значение его политики и поддержали её. Но он не доказывает правильность своей позиции со страстной убеждённостью, как, бывало, его мать во времена Круга. Имоджен все знает. Нет, Лайтвуд идёт к своей цели, взвешивая каждый шаг. Он знает, что будут недовольные и несогласные, но все равно действует, четко отстаивая свою позицию, действуя решительно. Не примешивая чувства. Конклав хотел, чтобы этот мальчишка был их марионеткой. Имоджен качает головой. Высокий молодой человек в темном костюме сдержанно кивает ей, приветствуя в своём Институте, и официальным тоном информирует об очередном собрании с представителями Нижнего Мира. Транспарентность — вот его новое любимое слово, кажется. Имоджен смотрит на мальчишку, всего на пару годков старше Джейса, и невольно начинает его уважать. Потому что он никогда не был марионеткой и никогда ею не будет. Он внедрит свою политику не только в Нью-Йорке. Дайте срок, и транспарентность станет популярна в Идрисе. «В тихом омуте черти водятся», — рассуждает Имоджен, направляясь к кабинету нового Главы. Она собирается пообедать с внуком, пользуясь любой возможностью пообщаться с ним и узнать его поближе. Ей доложили, что Джейс у Алека. Уже приближаясь, Имоджен слышит приглушённый голос Джейса: — Думаешь, Конклав это одобрит? — Конклаву необязательно об этом знать, — после секундного колебания отвечает Алек. Имоджен замирает на месте. О чем бы ни шёл разговор, никто из сумеречных охотников, а тем более, Глава Института, не имеет права так говорить. Миссис Эрондейл вздыхает и думает о том, что у Джейса в детстве не было возможности узнать, что значит иметь бабушку — приезжать к ней на выходные, быть окружённым лаской, домашней выпечкой и иметь разрешение делать то, что родители запрещают. Или она была бы строгой бабушкой, которая не разрешала бы внуку таскать в дом котёнка с улицы и пускать внутрь дворовую собаку? Не давала бы булочек и не пускала гулять, пока не сделает домашнее задание? Имоджен не знает. У неё прежде не было внука. Но она может быть хорошей бабушкой сейчас. Поэтому она как можно громче цокает каблуками, подходя к двери, а открыв её, делает вид, что не слышала отрывка разговора двух друзей. — Здравствуй, Джейс. Я освободилась пораньше, пообедаем? — Инквизитор как ни в чем ни бывало улыбается внуку, а затем переводит взгляд на его парабатая. Если Джейс с готовностью кивает, подхватывая со спинки стула куртку, то Алек смотрит серьёзно, настороженно. Он явно подозревает, что она слышала их разговор. — Можем захватить твоего брата, — добавляет Имоджен. — Мистер Лайтвуд, вы голодны? — О, если бы ты не спросила, он бы вообще забыл поесть, — подхватывает Джейс. — Алек, пошли с нами! Перспектива провести обед с бабушкой Джейса — именно бабушкой, а не Инквизитором, — явно обескураживает Алека. Вся деловитость Главы Института внезапно улетучивается, и Алек становится просто Алеком — отказывающимся и смущающимся в ответ на уговоры бабушки своего парабатая, пока Джейс выталкивает его в коридор, говоря что-то о том, что он совсем заработался. Имоджен заказывает еду в ресторане, и на время обеда она — просто Имоджен. Просто бабушка Джейса Эрондейла. Просто его друг, готовый поддержать в любую минуту. И поэтому она поддержит Алека в его новой политике, хоть и не совсем её понимает. Но она хорошо осознает, что должна Лайтвудам — за то, что Джейс такой, как есть, за то, что не бросили его, за то, что он не стал таким, как Валентин. Впервые Имоджен Эрондейл может сказать, что ей нравится Алек Лайтвуд. Со всеми его достоинствами и недостатками. С его привязанностью к нежити. С его нестопроцентной покорностью Конклаву. Этого стоило ожидать. Ведь она терпеть не может марионеток.