Нет друга супротив родного брата.

Уже несколько дней за окном было темно и серо, а снег валил крупными хлопьями, загораживая обзор, из-за чего дорога к скоту, обычно короткая и лёгкая, казалась ужасным приключением. Погода влияла на самочувствие и настроение, и влияла не лучшим образом. В доме было всегда тихо, тишина нарушалась лишь едва слышными шагами двух единственных обитателей Зелёных Крыш. Правда, перемещались по дому они сейчас гораздо реже, большую часть времени проводили у камина, где было тепло и светло, и из-за этого это место казалось им островком, на котором можно абстрагироваться от холода, мрака и тоски. — Мы стареем, Марилла, — в один из таких дней, которые тянулись бесконечной вереницей уныния, так что счёт им потерялся, сказал Мэттью тихим голосом. — Я уже не первый год старею, — не поднимая взгляда от вышивки, заметила Марилла, — а ты это только что заметил? Мэттью грустно вздохнул, протянув загрубевшие от работы руки ближе к огню. В ответ на слова сестры он промолчал. Говорить подолгу не хотелось, в такую погоду, когда устаешь даже когда поднимаешься на второй этаж, слова тоже отнимали немало сил. И это подтверждало фразу, только что сказанную младшим Катбертом. Никто из них обоих не знал, сколько времени прошло в гнетущем молчании. Все, что можно было услышать сейчас — это завывания ветра за окном и треск огня в камине. — И всё-таки, я прав. Я чувствую, будто… — Мэттью помолчал, будто подбирая нужное слово, и тяжело вздохнул, — не то чтобы таю или гасну, нет, всё не так плохо, просто… — Я понимаю, что ты чувствуешь, — ответила Марилла и подняла взгляд на брата, едва заметно улыбнувшись уголками губ. И при виде улыбки сестры Мэттью тоже захотелось улыбнуться, несмотря на холод, уныние и удручённое состояние. Что он и сделал. Марилла протянула ему тонкую сухую ладонь. Мэттью накрыл ее своей теплой и шершавой мозолистой рукой. И больше сейчас Катбертам ничего не было нужно. Лишь осознание, что они были, есть и всегда будут друг у друга, несмотря ни на какие невзгоды. До самой смерти. И во вновь наступившей тишине, когда огонь в камине догорел, и остались лишь тлеющие угли, прозвучал голос Мариллы: — Нет друга супротив родного брата, Мэттью.