Грани дозволенного

Я не знаю, когда стал смотреть на тебя по-другому, Иви. Я не имею понятия, когда внутри шестерёнки моего сознания закрутились в обратную сторону, и как бы я ни пытался восстановить их правильный ход, как бы ни старался их «смазать» здравым смыслом, это помогало совсем ненадолго. Я сломанные часы, идущие в хаотичном порядке, стрелки которых всегда устремлены в твою сторону. «Джейкоб Фрай, не переходи за грани», — слышится мне укоризненный голос сестры. Но мы вместе их переходили… Мы учились быстро бегать, прыгать и лазить по всевозможным поверхностям и перешли за грань недоверия к своему телу. Наши руки и ноги могут всё, нужно лишь чувствовать их и отдаться их силе. Прыжок веры — переход за грань гравитации, когда и этот неоспоримый закон физики уже стал меньше влиять на нашу жизнь. Разве ты не была счастлива в тот момент, когда переходила за эти грани? Если бы нас с тобой воспитывали обычные люди и приличная английская семья, никто из здравомыслящих родителей не позволил бы прыгать с окна к окну или падать в объятия ветра с Биг-Бена. Но нас растил отец, душа и тело которого тоже «вышли за грань». Потому он хотел, чтобы и мы не были ничем скованы. Конечно, были и менее романтичные границы дозволенного. Например, когда нас обучали воровать и взламывать замки. Обшарить карманы бедных горожан в поисках денег или важных писем. Проникать в жилища, отворять сундуки, забирать всё, что только можно. И так мы перешли за грань права собственности. И мы, подобно коммунистам, которых яро ненавидели в Великобритании, осознали, что права владения имуществом не существует. Оно так условно. Ничего не принадлежит никому. В любое время ты можешь забрать у другого человека всё, что захочешь, и также и эти люди могут забрать у тебя то, что ты считал своим. Безусловно, у ассасинов есть ограничения, и переход за грань как бы осуществился не полностью. Проникать в чужие помещения и воровать можно только во имя миссии. В противном случае мы обязаны возместить ущерб. Но это ограничение так размыто. От злоупотреблений не спасён никто, и каждый ассасин внутри ощущает, что этих границ морали почти не существует. Искушение преследует на каждом шагу. И только отчаянное желание не быть похожим на наших заклятых врагов, тамплиеров, останавливает от этого безумства. Это тот редкий случай, когда ненависть служит добру и обуздывает наши низменные инстинкты. И, наконец, самая страшная грань, которую мы переходим, совершая убийство человека. Осознавая никчёмность жизни каждого и одновременно её ценность. Переходим границы сочувствия к боли и смерти. Утрачиваем, можно сказать, последние признаки человечности, служа человечеству. Весьма иронично. И ты, Иви, призываешь меня не переходить за грани? Ты… Женщина, которая, ничуть не колеблясь, пустит заточенный нож в затылок предполагаемого врага. Что же ты мне скажешь на это, мисс Фрай? Отец называл тебя лучшим ассасином. Но что означает быть лучшим? Лучше обкрадывающий, лучше убивающий человек. Ты более грешна, чем я, дорогая сестра, и ты менее человечна. Стоит ли на самом деле быть лучшим в этом ужасном растлении души во имя блага? Я усмехнулся. Конечно, стоит. В конце концов, мы принадлежим только самим себе. И не зависим от законов общества, защищающих сильных и калечащих слабых. Но я приближаюсь к новой грани, и переход за неё… внушает неподдельный страх. Когда мне нужно было впервые убить человека, я чувствовал, что не решусь, у меня дрожали руки. Но я знал результат. После смерти этого человека рабочим на сталелитейном заводе станет легче. Наши люди возьмут контроль над предприятием, и всё будет хорошо. А здесь… я совсем не знаю, что случится. Переход за эту грань осложнён ещё и тем, что она установилась многие тысячелетия назад, когда у людей практически не было законов. Она в нашей крови и вызывает поистине первобытное поклонение. Убийства во славу племени или богов не возбранялись. Имущество было общим, а украсть ценности у врагов было подвигом. Людям приказывали избегать лишь одного. Кровосмешения. Иногда я смотрю на тебя и не могу сдержать фантазий. Когда отец последний раз купал нас вместе? Лет… в пять? А потом вдруг оказалось, что «джентльмены обязаны уважать личное пространство леди», и купаться вместе неприлично. Помню, как и маленький я, и сестра были этому сильно удивлены. Но так случилось, что теперь отец всячески способствовал нашему разделению. Хотя, конечно, у него не получилось это сделать до конца. Когда лет в девять мы поехали во Францию, отец, вынужденный отлучиться по делам, оставил нас под присмотром Джорджа, который, естественно, не знал, что дозволяется и что запрещается близнецам Фраям. Пляж, море, дети, строящие песчаный замок. Джордж умилялся нам, детям, которые намеренно старались казаться очень милыми. Мы знали, что это ослабит бдительность нашего временного опекуна. И стоило ему отвернуться, как я вместе с Иви, движимые единым желанием, плюхнулись в морские волны. Мы бежали по песчаному дну, порой путаясь в водорослях, и достигли места, где из воды торчали только наши головы, скрывая тела. Почти одновременно мы избавились от купальной одежды и прижались друг к другу под водой. Смотреть друг на друга в таком виде нам запрещалось, и мы внутренне боялись нарушить запрет отца. Но ведь обнять так друг друга нам никто не запрещал. Мы смотрели на мокрые от морских волн лица друг друга и смеялись. — Джейкоб, что мы делаем? — отплёвывая в сторону солёную воду, спросила сестра, продолжая весело смеяться. — Я не знаю, Иви. Но мне это нравится, — с абсолютно счастливым видом ответил я. — Мне тоже, — тихо призналась Иви. Не помню, сколько времени мы так обнимались, но соприкосновение родного тела приносило неописуемую радость. Потом мы вылавливали под водой нашу одежду и, криво-косо нарядившись, вышли на берег. А в одиннадцать лет мы переехали в дом в Кроули побольше, и для нас были выделены отдельные спальни. И если раньше отец звал нас «близнецы», то сейчас подчёркивал нашу разность, обращаясь к нам исключительно по именам. Я мальчик, а она — девочка. Мы из разных миров. И воспитываться мы должны по-разному. Я джентльмен, а Иви — леди. Сестра была более прилежной ученицей, хотя и ей претил этот этикет. Это было самым странным воспитанием в мире! Нас учили взбираться на крыши и пролезать в дымоходы и при этом заставляли элегантно одеваться и бережно обращаться с дамами, а в случае Иви — быть сдержанно кокетливой с мужчинами. Отец, словно что-то предчувствуя, даже не позволял мне приблизиться к сестре, и сам обучал её вальсу. А меня обучала танцевальному искусству нанятая для этих целей гувернантка. В конце концов, когда отец был в отъезде, гувернантка рассудила, что юноше и девушке одного возраста будет проще научиться вальсировать вдвоём. Легче довериться, легче вести в танце. На моё огорчение, Иви согласилась на эти занятия очень неохотно. За годы нашего раздельного существования в доме и постоянных занятий моей сестры с отцом, пока я исследовал заброшенные строения со своими друзьями, моя ближайшая родственница приобрела черты холодного высокомерия. Конечно, отец жаловался на мою безответственность и глупость, и Иви вскоре начала считать так же. Нарядив в бальные костюмы, гувернантка вывела нас в зал и стала напевать какой-то вальс, вынуждая нас подстраиваться под ритм. Чувствовать ладонь сестры на плече и держать её за талию было очень неловко. Гувернантка хвалила нас и изредка поправляла: — Мисс Фрай, наклоните голову чуть в сторону и держите на губах лёгкую улыбку. Вы должны сообщать своему кавалеру, каким бы он ни был, что Вы рады танцевать с ним. Мистер Фрай, держите дистанцию. В вальсе Вам дозволено касаться только ладони барышни и её талии. Никаких иных соприкосновений быть не должно. Впрочем, я и этим касаниям был рад. — А теперь, мисс Фрай, напевайте вальс Вы и продолжайте так же изящно танцевать со своим братом. Мне нужно ненадолго отлучиться. И как только гувернантка ушла, Иви перестала петь и резко остановилась. — В чём дело? — спросил я. — Считаешь себя уже совершенной в вальсе? — Нет, — равнодушно ответила сестра, тем не менее, оставаясь со мной в позиции для танца. — Меня раздражает, что такой, как ты, должен вести меня в танце. Я лучше тебя, и лучше бы я вела тебя, как барышню. Но тут я, видите ли, вынуждена тебе подчиняться, просто потому, что ты юноша! Я был глубоко оскорблён такими словами моей партнёрши по танцам и лишь молча смотрел на неё. Она же продолжала: — Я могла бы помочь со сбором информации отцу, а вместо этого вальсирую с безответственным мальчишкой! Этими словами она окончательно подтвердила то, что мы разные. Что мы больше не те милые близнецы, радующиеся соприкосновению в волнах моря. Мы сформировавшиеся юноша и девушка, и у каждого из нас свой собственный жизненный путь. Я долго всматривался в голубые глаза сестры. Что-то здесь не так. Иви не могла так считать. Настоящая Иви. Или отец совсем запудрил ей мозги обо мне? — Даже если ты лучше меня, и я признаю это во многих аспектах, тебе не сравниться со мной в силе. Так что, сестрёнка, если не хочешь лишних синяков, то тебе придётся мне подчиняться, — гордо ответил я. Мисс Фрай пришла в ярость: — Пока ты бездельничал, меня обучал драться наш отец! А он — лучший ассасин Великобритании! Я же рассмеялся: — А я учился драться на улицах. Отец никогда не научит тебя драться по-настоящему. — Что?! — Он всегда будет жалеть тебя. Может, меня бы не жалел, но тебя он считает нежным продолжением нашей матери, потому никогда не причинит тебе боль. А меня никто не жалел. И я смогу дать отпор чему угодно. Иви, разумеется, не поверила этому. Убежав в свою комнату и переодевшись в более подходящий костюм для драки, она намотала бинты на кулаки, решив задать мне серьёзную трёпку. — А ты не хочешь снять фрак? — поинтересовалась сестра. — Нет. Я с тобой и так справлюсь. От возмущения щёки девушки покрылись гневным румянцем. Она напала на меня. И мне стало смешно от того, насколько правильные у неё движения. Всё как по книжке. Будто и противник будет драться так же. Сначала я лениво уклонялся, не позволяя Иви даже коснуться меня своими перебинтованными кулачками. После, когда я заметил, что сестра в гневе истратила много сил, я с лёгкостью перехватил её руку, скрутил запястье, отчего девушка слегка вскрикнула, а после развернул её спиной к себе и крепко прижал к себе, держа одной рукой её ладони, а другой с силой сжимая её талию. Не стоит говорить о том, что новое, незнакомое для меня, женственное тело сестры вызвало у меня весьма… интересную реакцию. «Ты её брат!» — шикнул на меня здравый смысл, и я подчинился ему. Тем не менее, я с огромным удовольствием осмотрел просвечивавшие сквозь одежду затвердевшие соски сестры. Иви тяжело дышала, ворочалась, пытаясь вырваться. Я же, продолжая удерживать её, сочувственно шепнул: — А если бы это был не я? А какой-то ублюдок на улице? Если меня бы просто убили, то тебя бы сначала… По щекам сестры потекли слёзы, она стала в панике мотать головой из стороны в сторону: — Нет… я не хочу, чтобы меня… так… Что мне делать, Джейкоб? Ты научишь меня драться? Я не смог сдержаться в ответном оскорблении: — Но ты же лучше меня во всём. Как можно учиться у безответственного мальчишки? Мисс Фрай сначала презрительно фыркнула и отстранилась, пользуясь тем, что я уже ослабил хватку. Однако, поджимая губы, она повернулась ко мне и тихо проговорила: — Прости, Джейкоб… я была не права. Ты обучишь меня? Я усмехнулся: — Боюсь, у меня будет то же ограничение, что у нашего отца. Я буду жалеть тебя. Кое-чему я тебя, конечно, научу. Но оттачивать навыки ты будешь с врагами моих друзей. — А меня возьмут в вашу банду? Все будут смеяться, что я девочка. — Когда эта девочка потом скрутит им яйца, не думаю, что они будут смеяться. Мы коварно переглянулись. Именно этот взгляд Джордж потом назовёт «заговором близнецов Фрай». ~~~ Я не знаю, когда я стал смотреть на тебя по-другому, Иви. Мне кажется, моему подсознанию с самого рождения было тяжело воспринимать тебя как сестру. Вместо ближайшей родственницы, с которой по праву крови я получал возможность исключительно платонической дружеской любви, я видел изумительную девушку, от запаха кожи которой подкашивались ноги. Я контролирую себя, безусловно, я не позволю этому чувству взять верх надо мной. Во всяком случае, я очень надеюсь на это. Но каждый раз, когда я вижу твои бёдра, плотно обтянутые штанами из тонкой кожи, выгодно подчёркивающие их округлость, рот наполняется слюной, как при виде самого сочного пирога. Я мечтаю коснуться их, прижаться к ним щекой, может, оставить лёгкие царапины от щетины на нежной коже, которые напоминали бы о моих прикосновениях. Я мечтаю укусить их и услышать твой вскрик от этой возбуждающей боли. Я хочу целовать их, направляясь всё выше и выше, а после вдохнув твой подлинный запах, секрет которого сводит меня с ума долгие ночи. Что случится, если я сорвусь? Ты возненавидишь меня? Изобьёшь? Убьёшь? О, Иви, если бы я знал, что, когда я сорвусь, ты убьёшь меня, я бы сорвался уже прямо сейчас и положил конец своим мучениям. Но если ты оставишь меня в живых и будешь хранить эту нашу порочную тайну, обрекая меня на вечность, сжигая в своей ненависти… Нет… Мне приходится молчать. Я не смогу справиться с твоей ненавистью, сестра. Лучше люби так и хотя бы позволяй касаться твоих щёк, плеч, спины и талии. А если ты тоже мучишься, как я? Я рассмеялся. Какие высокомерные мысли. В голове сестры никогда не будет таких желаний. Она просто на них не способна. Она слишком правильная для этого. Я искренне пытался разобраться с этим. Я даже начал посещать библиотеки и читать книги. Перечитав всевозможных трудов по биологии и психологии человека, можно было сделать несколько выводов: 1) я не первый такой «братец», воспылавший страстью к своей родственнице; 2) обычно это случается в раннем юношеском возрасте, и к шестнадцати годам греховное влечение проходит, поскольку расширяется круг общения и молодой человек начинает обращать внимание на других леди. Вот только мне уже почти двадцать один, а греховное влечение и не думало проходить, лишь усиливаясь с каждым днём. Может, стоит уехать? В Лондон, например? Наверняка молодому ассасину найдётся работка в этом большом городе. Да, так и нужно сделать. Я начал действовать на нервы Иви, которая прочно обосновалась в Кроули и не намеревалась покидать родной дом. Я сказал, что в Лондоне я смогу полностью раскрыться. И когда я после очередного задания под надзором Джорджа сообщил, что еду в столицу, сестра неожиданно загорелась идеей ехать со мной. Я удивлённо смотрел на девушку. Ты, консервативная и педантичная, готова поменять все свои планы, чтобы укатить в Лондон с безответственным мальчишкой? Я долго смотрел на Иви, ища хоть какие-то знаки того, что, быть может, она разделяет со мной мои греховные чувства. И любит меня не как брата, а как мужчину. На какое-то мгновение наши лица были так близки, что, казалось, мы оба сейчас сорвёмся на поцелуй. О, как я предвкушал это… И плевать, что Джордж смотрит. — Братец, ты только представь, мы окажемся в городе, где провели годы своей молодости мама и папа! Я выпрямился: — То есть тебя интересует только романтика? Как ты можешь быть такой легкомысленной? А как же люди, нуждающиеся в нашей помощи? — Это, безусловно, самое главное, — ответила Иви, но что-то в её интонации подсказало мне, что я что-то неправильно истолковал, что это был какой-то способ открыться и что-то сообщить, но я ничерта не понял. После долгого пути мы остановились в гостинице. Джордж предупредил нас, что после наших проделок с поездом и лабораторией тамплиеры начнут нас искать. Потому мы с сестрой решили, что должны защищать друг друга и держаться вместе. — И что мы скажем хозяину? — фыркнул я. — Что мы брат и сестра, нам один номер, пожалуйста? — Да… А что здесь такого? Мы же самые близкие друг другу люди, — удивлённо ответила Иви. — Разве они имеют право не позволить нам быть рядом? От этих слов сестры в груди заметно потеплело. И правда, какое все эти люди имеют право мешать нам быть рядом, устанавливая все эти запреты и табу?.. — Джейкоб? — А… Нет, Иви, нас поселят отдельно, если мы так скажем. — Что за глупости?! — прошипела мисс Фрай, а я почему-то улыбался возмущению сестры. Мне было приятно, что она хотела быть со мной рядом, несмотря ни на что. — Это не глупости, это англиканская церковь! Даже родственные связи не гарант безопасности чистоты перед браком! — Тоже мне… Если уже и родному брату доверять нельзя, то кому можно? — Всем особям женского пола для тебя и всем особям мужского для меня, я полагаю… — Если бы я решила вступить в кровосмесительную связь, то это уже не было бы делом англиканской и вообще никакой церкви. Потому что меня бы тогда отлучили. Так что бояться нечего абсолютно, — рассмеялась Иви, пока я во все глаза смотрел на неё. Она серьёзно относится к такому вопросу так легко? У неё уже стёрта и эта грань? — Ну нет, я не хочу лишнего внимания… Закажем два номера. Иначе тамплиеры нас очень быстро найдут после такого скандала. — И зарежут поодиночке. — Чёрт, Иви… Ну мы же не так слабы. — И поэтому не должны недооценивать противника. Мы будем вместе. Это точка! Мурашки бежали по моей спине от каждого слова сестры. Только не давать глупой надежде места в сердце. — И что ты предлагаешь?.. Иви поставила саквояж на стул и стала рыться в вещах. Раскрыв небольшой платок, она вытащила оттуда обручальные кольца матери и отца. — Я взяла их на случай, если нам не хватит денег в Лондоне. Понимаю, что это кощунство, но так они спасут нас. А сейчас можем представиться супругами. — Что?! Иви укоризненно шикнула на меня: — Надевай кольцо папы без лишних эмоций. Так нас точно поселят вместе. И лишних вопросов не зададут. Итак, 24 августа 1868 года я стал «мужем» своей сестры. Хозяин радушно принял «молодожёнов», и мы пробрались в уютный номер на втором этаже. Комнату хозяин назвал семейной, и, видимо, «семейность» выражалась в тюли и постельном комплекте в цветочек. Нам предложили ужин, и мы с радостью согласились, ибо в пути успели страшно изголодаться. Поблагодарив хозяина, мы заперли дверь и оставили зажжённой лишь одну свечу, готовясь отойти ко сну. Иви попросила отвернуться, поскольку она хотела не только переодеться, но и стереть с себя грязь и пыль влажной тряпицей, смоченной в бадье. Единственный доступный для путешественников способ поддержания тела в чистоте. Я сидел на стуле за письменным столом и пересчитал уже раз десять количество завитков на обоях. И дрожал каждый раз, когда слышал звук отжимаемой тряпицы и её тихого шелеста в соприкосновении с женским телом. Хотя у меня и было желание обернуться и понаблюдать за всем этим, страх и волнение были куда сильнее. И я продолжал считать завитки на обоях. В одиннадцатый раз. — Джейкоб?.. Я снова вздрогнул. — Можешь тоже умыться. Я закончила. Я отвернусь и не буду тебя смущать. Так же, как и ты. Спасибо за терпение. Я медленно обернулся и увидел сестру с распущенными волосами и в милой ночной сорочке с рюшами. Я не смог не засмеяться. — Что смешного?! — возмутилась Иви, укладывая рядом с собой в постель трость-нож. — Ты выглядишь слишком мило, я не привык видеть тебя такой, «жена». — Иди уже умываться, «муж», — смущённо ответила моя «супруга» и отвернулась в сторону стены, куда последние полчаса смотрел я. Когда я закончил умываться и обернулся, Иви уже умудрилась уснуть. Невинное создание… Почему же я так же не невинен? Сейчас тоже бы лёг рядом с сестрой и сладко уснул, убаюканный её теплом. Я долго не решался лечь и сидел на этом жёстком стуле, наблюдая за тем, как очаровательно задрался подол сорочки Иви, обнажая нежную кожу бёдер. Тех самых, которые я мечтал укусить… И которые не были прикрыты тканью штанов. Или платья. Дыхание непроизвольно учащалось. Она спит… Может, я смогу её хотя бы рассмотреть? Ведь последний раз я делал это в пять лет. Какое жгучее желание — увидеть красоту её тела… Осторожно присев на край кровати, которая предательски скрипнула, я сжался, полагая, что этот шум потревожит сестру, и некоторое время сидел неподвижно, наблюдая за её спокойным сонным лицом. Наконец, решив, что опасности пробуждения нет, я коснулся её мягких растрёпанных каштановых волос и стал ласково, даже почти по-отечески, гладить Иви по голове. Какие они прекрасные, её волосы… Это монотонное действие было успокаивающим, а пропуская тёмные пряди между пальцами, я почти ощущал блаженство. Иви во сне улыбнулась, кажется, подсознательно наслаждаясь этой лаской. Только бы ты не просыпалась, сестра… Близился час ночи. Я решил, что не стоит заходить дальше. В конце концов, я её брат. Но напоследок можно было бы поцеловать мою «жену» в щёчку. Скажем так, на добрый сон. Я склонился к лицу Иви и нежно коснулся её щеки губами. И это было моей роковой ошибкой. Вдохнув запах её кожи, я ощущал, что грань дозволенного, наличие которой я тщательно контролировал, начала рассыпаться в прах. Мне жизненно необходимо было её увидеть. Осторожно откинув одеяло, я осмотрел сонную сестру. Между мной и нею было лишь одно препятствие — её сорочка. Я видел её ступни, чуть огрубевшие от постоянного лазания, но всё равно казавшиеся мне очень привлекательными. Я видел линию её голеней и бёдра, наполовину прикрытые тканью ночной сорочки, а также плавные округлости её ягодиц. Но я не мог довольствоваться лишь этим. Я хотел видеть её всю… Иви обычно спала довольно чутко, и мне нужен был план, как приподнять её одежду, чтобы не потревожить девушку. Просто взглянуть… В конце концов, я имею на это право. Люди же смотрят на портреты обнажённых женщин и называют это искусством. А тут воплощённое живое искусство спит в кровати. Что плохого в том, что я желаю увидеть прекрасное? Сестра начала разворачиваться с бока на спину, и я, воспользовавшись этим моментом, ухватился за край ткани сорочки и приподнял её до ключиц спящей. И то, что открылось моему взору, обожгло всё моё тело нестерпимым желанием. Чувственная линия талии, не совсем совершенная с точки зрения искусствоведов, но абсолютно божественная для меня. Нежная грудь с затвердевшими сосками от смены температуры. И, о Боже, Иви спала совсем без белья. Тёмная поросль на её лобке так и манила погрузить в неё пальцы. Я слегка коснулся её тыльной стороной указательного пальца. На мгновение во мне вновь проснулся малолетний Джейкоб, познающий мир. Раздевшись сам, мне, как брату-близнецу, стало интересно, насколько отличается наша интимная растительность. Цвет был абсолютно идентичным. Но моя была жёстче и грубее, тогда как у Иви они представляли собой мягкие завитки. Однако «маленький Джейкоб» довольно быстро исчез, уступив место взрослому. От возбуждения мне было слишком тяжело дышать. Противиться своему желанию было невозможно, да и член уже затвердел до боли, грозя свести меня с ума, если я не сделаю того, чего я жаждал всем своим существом. Но я не хотел так ужасно обходиться с Иви. Как бы желание не сводило меня с ума, мне нужно было её согласие. Я мечтал о взаимности… Которой, конечно, у меня никогда не будет. В отчаянии я припал губами к её груди. Опьянённый ароматом её тела, я покрывал поцелуями ложбинку между грудей, сами груди и соски. Забыв об осторожности, я судорожно простонал от наслаждения, и, забывшись, укусил и потянул вверх розовые затвердевшие бутоны. — Джейкоб?! — вскрикнув, проснулась Иви, ошарашенно вглядываясь в меня, и сердце моё уже разрывалось от боли, когда она смотрела на своего развращённого братца. — Просто возьми трость-нож и убей меня… спрятаться ты всегда сумеешь… Ты теперь лучший ассасин Великобритании после смерти отца. — Убить?.. — я чувствовал, как Иви дрожала подо мной, скорее всего от страха, увидев меня в таком свете, подвергнутая домогательствам единственного родного человека. — Да, Иви… Я больше не могу скрывать того, что люблю тебя… и… хочу тебя… Если я тебе омерзителен, прошу, убей меня, я не смогу жить, зная, что ты меня ненавидишь. Впрочем, я и сам себе омерзителен. Я пытался бороться с этим, но это чувство оказалось сильнее меня… Прости меня, сестра… Она долго смотрела на меня, учащённо дыша, и я с беспокойством ждал её вердикта. Отчего-то я совсем не мог пошевелиться. Иви полностью забрала меня в свою власть. Наконец, она коснулась ладонью моей щеки. Я со страхом взглянул на неё, ожидая, что она уже занесла клинок, намереваясь пронзить моё сердце. Однако с удивлением я отметил, что сестра игриво улыбается: — Тогда, Джейкоб, давай я притворюсь, что сплю дальше… В конце концов, если притворяться супругами, то отдаться роли до конца. — Ты… ты не против?.. — Более того, дорогой братец, я уже столько времени жду, когда ты сообразишь. Но ты и здесь бестолковый! — с тихим смешком ответила «жена». На какой-то миг я даже обиделся: — Чёрт возьми, Иви! Я всю жизнь считал тебя милым ангелом, не способным на такие мысли! — А вот и нет… — игриво ответила сестра, проведя язычком от основания моей шеи к затылку. Сдавленно выдохнув, я снова ощутил, как горячится кровь, а голова наполняется туманом желания. Она тоже хочет этого… Невероятно! А по высокомерному поведению и постоянным нравоучениям и не скажешь. Обернувшись, я горячо поцеловал её губы, чуть сдавив рукой её горло, желая, чтобы она слегка задохнулась от моего напора. Я покрылся мурашками, когда она прижалась своей грудью ко мне и стала раскованно царапать мою спину, пока её проворный язычок «сражался» с моим. Сестра и тут желала показать своё превосходство. Зарычав от недовольства, я воспользовался запрещённым приёмом в «языковой борьбе»: попросту укусил её язык. Иви возмущённо промычала, но когда я, удерживая зубами её язык, стал посасывать его и почти втягивать в свой рот, горячо выдохнув носом, и сжав её ягодицы, плавно ведя затвердевшей плотью между нашими животами, я ощутил, как кожа сестры покрылась множеством мурашек, и она выгнулась, повинуясь мне. Божественное чувство… Шлёпнув сестру по сочной попке, я повалил её на кровать лицом ко мне, удерживая её руки над головой: — Лежите смирно, мисс Фрай, потому что Вы, разгуливая передо мной в своих облегающих штанах, так давно провоцировали во мне одно желание, которое я очень мечтаю воплотить… Иви повиновалась. Из любопытства. Я же томно целовал её шею, навалившись на девушку всем весом, не заботясь о том, что могу причинить ей дискомфорт. МНЕ так хотелось. Могу я иногда побыть эгоистом? Впрочем, сестра сама скрестила свои ноги на моей пояснице, обнимая меня крепче, и мягко выгибалась в постели, очарованная моими поцелуями. Это беспомощное от любви и желания личико так чудно склонялось набок, открывая мне свою шейку, зависимое от моих поцелуев, желая их снова и снова. На какое-то время я остановился, наблюдая за тем, как поведёт себя моя «жена». Иви нетерпеливо изогнулась, открывая свою шею и ключицы. Желая дать более ясный сигнал, она сжала ладонями свою грудь. Девушка подрагивала, оставаясь неудовлетворённой. — Джейк… — умоляюще выдохнула сестра. — А что я получу взамен? — ехидно спросил я. Не признаваться же, что мне сносит крышу от того, что я сам дарю ей ласки. — А что ты хочешь?.. — тяжело дыша, спросила Иви. Я слегка засмеялся: — Ну… для начала я бы хотел услышать ответное признание. — А моё дрожащее тело не красноречивее слов? — она сглотнула, очевидно, ощущая сухость во рту от возбуждения. — Безусловно… Но я хочу услышать. Облизнув пересохшие губы, она приникла ими к моим, судорожно выдохнув. Снова выгнувшись, она задела влажным низом живота мою кожу на бедре, и от ощущения этой тягучей влаги я не смог сдержать стона в поцелуе. — Я люблю тебя, Джейкоб Фрай… — Ещё одна фраза, Иви… Ещё одна… — хрипло выдохнул я, не прекращая целовать её уже распухшие губы. — Я… Я хочу тебя… Этот томный шёпот моей сестры окончательно лишил меня рассудка. Несколько грубо раздвинув её бёдра, я уткнулся в них носом и, наконец, воплотил своё давнее желание: накрыл их поцелуями и чувственно укусил их внутреннюю сторону, оставив на них мелкие синячки. Опьянённый, я придвинулся выше, зарывшись носом в мягкую поросль на лобке сестры и накрыв его мягким поцелуем. Девушка поджала живот и выронила тихий стон. — А как же притворство, что ты спишь дальше? — игриво спросил я. — Твои прикосновения слишком невозможны… для сна… — выдохнула Иви. Я дышал своей сестрой, поглаживая её широкие и мягкие бёдра, и прошептал: — Так вот как ты пахнешь… по-настоящему… Щёки Иви стремительно покраснели, пока я, повинуясь инстинктам, опустился ниже, раскрыв языком её интимные губы и впервые вкусив её. Стоит ли говорить, что после этого я уже совсем не контролировал себя. Я не помню ничего, что я делал. Опомнился я лишь тогда, когда моя сестра уже безбожно громко стонала от удовольствия, я удерживал её ноги на своих плечах и в поцелуе посасывал клитор, ощущая, как её смазка и мои слюни стекают вниз по моему подбородку к шее и ключицам. Отстранившись, я тяжело дышал. Кажется, я столько времени не делал ни единого вдоха. Ужаснувшись от пережитых ощущений, мы отпрянули друг от друга в разные углы кровати, даже не подозревая, что можем быть такими зверьми. Иви непроизвольно дрожала, ощущая рефлекторные сжатия внизу своего живота. На какой-то период времени к нам вернулась трезвость рассудка, и пространство словно застыло, давая нам возможность осознания нашего греха… Что мы делаем? Как посмели перейти запрет? Нет, так больше не должно продолжаться… не должно… Но, словно насмехаясь над нашими мыслями, бог или богиня времени, объединившись с божеством любви, погнали течение ночи вперёд. И на этот раз первой рассудка лишилась моя сестра. Я видел, как её ясные голубые глаза покрываются пеленой страсти, когда её зрачки расширились до такой степени, что радужка стала почти чёрной. Казалось, что она одержима демоном. Иви забралась на меня сверху и, обведя языком мои губы, приникла к ним поцелуем, а после спустилась к подбородку, скользнула языком выше и мягко обхватила губами мочку уха, посасывая его. Тело словно пронизали огненные нити, и в оцепенении от этих действий я не мог даже пошевелиться. Сестра же продолжала изучать меня ласками. Покрывала мои плечи и ключицы поцелуями. Обводила языком мои соски и мстительно укусила их. Выдохнув, я собрал её волосы в хвост и потянул за него голову девушки, укоризненно глядя на неё: — Ты плохо себя ведёшь, ты знаешь об этом? — А ты любишь меня только хорошей? Я засмеялся: — О нет, такая мисс Фрай вполне мне по душе. Она вновь поцеловала мою шею, а я, сначала ласково поглаживая её по спине, опустился ладонями к ягодицам и мягко опустился к её лону, проникнув в него двумя пальцами, тем самым вызвав удивлённый и восторженный тихий стон своей сестры: — Какого чёрта? — ошарашенно выдохнула она. Я игриво посмотрел на неё: — А не думай, что сможешь меня контролировать своими ласками. Я удивлю тебя куда сильнее! — Вот как?.. — Иви приняла вызов, и, глядя мне прямо в глаза, начала медленно опускаться на мои пальцы, вынуждая меня глубже проникнуть в неё. Когда она сжала мои пальцы внутри себя, я ощутил, что покрываюсь мурашками и снова не в силах даже выдохнуть. Как же она сексуальна… Сестра продолжала чувственно насаживаться на мои пальцы, одной ладонью обхватив мою плоть и начав ласкать её поступательными движениями. В уголках губ девушки показалась улыбка. Она знала, что приковала к себе его внимание. Она знала, что слишком хорошо дразнит его. Знала, что я хочу поскорее вонзиться в неё своим членом и погрузиться в неё как можно глубже, ощутить это единение. Но я держался. Пусть не думает, что сможет победить меня… Однако, когда Иви намеренно выронила ещё один тихий стон, я простонал следом, открывая ей свои желания. И моя «жена» последовала моей просьбе. Моей разгорячённой плоти коснулся её влажный язычок, причиняя боль и наслаждение, наращивая возбуждение. Я почти вновь впал в беспамятство, когда мой член оказался обхвачен губами сестры. Её язык сводил с ума, и я услышал, как из глубины моей груди вырвалось первобытное рычание. Глубже, глубже в ротик… Судорожно дыша ртом, я стал ответно двигать тазом, не в силах противиться этим ласкам. Наслаждение подкатывало всё ближе, и я, не желая так быстро завершать эту ночь, тихо посмеиваясь, отполз по простыне: — Тише, сестричка, я сдаюсь! Иви победно рассмеялась: — Будешь знать, братец! Но ведь ты ещё… не всё… — ласково прошептала «жена», поглаживая своими нежными пальчиками мою грудь. Некоторое время мы молча лежали, наслаждаясь теплом друг друга. После, вновь обуреваемый желанием, я хрипло прошептал в губы сестры: — Я хочу быть в тебе… Чуть улыбнувшись, Иви уткнулась лицом в мою грудь. — В чём дело, родная? — ласково спросил её я. Девушка неловко рассмеялась. Я почувствовал кожей, как горят от смущения её щёки: — Боюсь, моей смелости на это хватит… Если только ты… сам… Я рассмеялся, довольно развязно поцеловав её губы, а после перевернув сестру на живот, поудобнее уложил в кровати: — С удовольствием… Я слишком много раз представлял это… Тело раздирало от любви и похоти одновременно. Она так доверчиво отдаётся мне. Разве могу я желать большего? Я осторожно лёг на неё сверху, контролируя давление своего веса на тело Иви, и нежно поцеловал её за ушком, в затылок, горячо выдохнул на её шею и поцеловал верх спины вдоль позвоночника. Ладонью пробравшись под её живот, я чуть приподнял сестру, вынуждая ту выгнуться ягодицами в мою сторону, и, ощутив, как на мою плоть стекает её горячая влага, нетерпеливо вошёл в неё. Кажется, на мгновение моё сердце перестало биться. Это не сон… это ведь правда не сон? Мои самые смелые мечты осуществились… Зажав в зубах прядь волос сестры, я стал плавно наращивать темп. Иви учащённо дышала подо мной и, отдаваясь своим желаниям, ритмично двигалась со мной, порой более быстрыми движениями призывая меня быть менее осторожным. И я следовал зову её тела. Каждый вздох, каждое еле заметное движение взаимно ощущалось, и оба мы направляли друг друга в этом желанном любовном танце. Розовые лепестки её половых губ податливо раскрывались, похотливо обхватывая мой член. Блестящие от любовной влаги, они призывали войти глубже, обещая всецело принять его. Иви, роняя тихие стоны, стала грубо толкаться об мои бёдра, словно желая свалить меня на себя. Сначала я решил, что это лишь случайность в порыве страсти, однако сестра повторяла это снова и снова, на что я, по-своему расшифровав это послание, полностью лёг на неё, придавив своим весом к кровати и накрыв её руки своими, сплетя вместе пальцы. Иви протяжно застонала от удовольствия. Не прекращая движений, я хрипло и с долей усмешки спросил: — Любишь подчиняться, сестричка? Иви, щёчки которой были алыми от страсти и от некоторой нехватки воздуха от моего веса, тоже не менее шутливо ответила: — Да… Только не говорите Джейкобу! В нашем тандеме главная я! Я тихо засмеялся, а после рывком проник во влагалище сестры, отчего она ахнула от смеси боли и удовольствия. Обхватив её волосы свободной ладонью, я чуть приподнял её с постели и оставил небольшой засос на её шее, другой рукой сжимая её грудь, и шепнул: — Обещаю молчать о Ваших тайнах, мисс Фрай…