Обреченные

Вначале их было семеро. Рожденных в один день, под одной звездой, молитвами просветленных и руками истово верующих судьба собрала их вместе. Пораженные жрецы пали ниц и воспели славу Зимнему Зверю, а потом поманили их за собой и ввели в храм в скале, в самое сердце Движущейся Белизны. Стоя в центре главного зала, среди обледенелых колонн и адровых барельефов, они, совсем еще юные, слабые и беспомощные, с любопытством разглядывали друг друга, позабыв о хвалебных одах и великом предназначении, о верховном жреце и исполинской статуе тура, взиравшей на них с недосягаемой высоты. Они были не одиноки в своем благословении и проклятье. Они спали вместе и ели вместе. Вместе охотились и разучивали молитвы, вместе разделывали туши и возлагали жертвы на алтари. Вместе благодарили Римрганда за оказанную им милость. Вместе плакали по ночам, когда тяготы их жизней становились невыносимыми. Первой ушла Ловиса. Под вечер они трапезничали и делились мыслями, когда она вдруг закашлялась и исторгла в свою тарелку зеленую слизь вперемешку с кровью, а потом откинулась назад, упала со стула и забилась в судорогах. Болезнь, идущая изнутри и сделавшая ее особенной, все-таки забрала ее, и жрица поблагодарила Зимнего Зверя за ниспосланное знамение. За ней совсем скоро последовал Дис. Охота завела их в пещеру, где растила своих медвежат мать-медведица. Ее шерсть была белее снега, а глаза — полны ненависти и ужаса. Она тянула носом морозный воздух и будто бы чувствовала, что за ней пришли не странные рогатые дети, а тот, кто коснулся их душ и исказил их плоть. Но желание защитить оказалось сильнее страха. Дрожащими руками они вонзили копья ей в грудь, а она — клыки в тонкую шею Диса. «Щедрая добыча», — приговаривали охотники, сдирая шкуру с нее и с ее медвежат. Третьей стала Бентина. Худенькая и низкорослая, она всегда с трудом поспевала за остальными. Однажды полярной ночью ушли олени, и опустели проруби, исчезли и хищники, и их жертвы, и страшный голод унес множество гламфеллен из поселений в окрестностях храма. Жрецы стенали, что прогневали Зимнего Зверя своей сытой и беззаботной жизнью, и не позаботились о еде для его посланников. Той ночью они сосали камни и грызли лед, а малышка Бентина уснула и не проснулась. Потом пришло время Тейра. Накануне он видел во сне лежбище морских котиков и, спустившись с горы, в которой был высечен храм, побежал вперед, перепрыгивая со льдины на льдину и выкрикивая сквозь хриплый кашель, что жира и мяса хватит всем. Послушник, приставленный следить за ними, только и успел, что взмахнуть руками, когда льдины сдвинулись, и черная вода поглотила Тейра. Смерть Аделы стала настоящим ударом для верховного жреца. Оглашая песнями заснеженные просторы, праздничная процессия оставила храм и вошла в крупнейшее поселение. Эккевит лился рекой, играла музыка. Отовсюду на них смотрели восторженные глаза, из каждой юрты просили благословений. А потом от ликующей толпы отделился эльф и, истошно вопя что-то про конец света, по рукоять всадил кинжал в грудь Аделе. Его закололи тут же — и попадали на колени, комкая в пальцах красный от крови снег. Эдгар с тех пор стал особенно молчаливым. В редкие свободные часы он без дела слонялся по храму, дрожа от холода, очерчивал пальцами вырезанные в каменных стенах руны и подолгу стоял на месте, прикрыв все свои шесть воспаленных глаз. Изредка он приходил в себя, чтобы рассказать о громадном туре, что являлся к нему во снах. Тур подходил все ближе, бил копытом и звал его, и однажды Эдгар бесследно растворился в метели. Его тело нашли лишь несколько зим спустя, вмерзшее в лед жестоким напоминанием. Последним был Ватнир. Он смотрел на послушников и жрецов и ждал, что те объяснят ему, но красивые слова, текущие в уши, не находили отклика в сердце. Ждал, что смерть явится и за ним, но годы шли, а она лишь бродила вокруг да около, оставляя все новые шрамы на его слабой тщедушной плоти и только сильнее его уродуя. В приступах мучительной лихорадки он слышал, как кто-то шептал ему, что иначе быть не могло, что остальные с самого начала были обречены. Что смерть, коснувшаяся его с рождения, должна была проявить себя. Что он особенный. Уникальный. Одинокий в своем благословении и проклятье.