nuance

Не тратить его и своё время попусту. А зря. Иногда легче тратить, пропускать сквозь пальцы непослушное время. Всё равно, что золотистый песок. Но этот темнее, мягче. В разы. И пахнет сладковато, немного ванилью, немного цитрусом. Необычно для пустынного настила, а?... Непривычно горячо для ночи в песках. И луна здесь другая, не такая скромная, почти бесцветная, на лоснящейся коже похожая на бальзам. Поверх наболевшего, поверх ноющего. Слоями по надоевшему. Когда кроме мира здесь, сейчас и с ним ничто другое значения не имеет. ...Худенькая точеная талия, объятая большими узкими ладонями, последние сильные толчки – рывками, глубоко. Пока не взыграет басовитый грудной стон, перекрываемый частыми повыше. Прогиб. Содрогание бёдер, вскинутый вверх подбородок, острота адамова яблока, смятая, влажная простынь. Знойный и стойкий запах секса. Игра дрожащих пальцев в такт его миленьким-маленьким мыслишкам. Он мужественно приходит в себя, вытягивается, старается собраться воедино после накрывшего оргазма, но всё еще не здесь, выплывает из дальних далей. Его блестящие от пота виски в тускловатом свете, умоляющие не продолжать (продолжать) глаза. Запуганный и чуть растерянный взгляд, выразительный и долгий. Обожающее касание ладонью до щеки и немое признание под мелодию не стихающего громкого дыхания. Так каждый раз, когда он кончает. Произведение искусства. Ни в одной галерее мира не найти. — Хён… Улыбнуться, дать понять, что усталость хорошая, приятная. Примирительно погладить по голове, по-своему, по-Тэхёновски, приникнуть к натруженному любимому телу. Просто отвечать ему словами не хочется. Хочется губами к горячим губам и осторожно целовать, налечь на него бессовестно, дать ощутить собственную тяжесть. Тэхёну нравится, когда Чонгук такой беспомощный и обмякший. Трогает хёна, словно хрупкую фигурку, проверяет, всё ли с ним в порядке. И это после того, что тот для него делает, что делает в нём. Легкий массаж плеч, спины, мурлыканье в его груди, что-то норовит высказать. — Ну? — Тэхён валится на бок и с ожиданием смотрит в большие, полные уже азарта и внимания глаза напротив. Тишина между ними бархатная, понимание – безусловное. Склоняясь ниже, Чонгук припадает к его шее, слизывает солоноватое, прикусывает надплечье и ключицы. Точно голодный. Хуже голода только жажда. И он жаждет. Разве откажешь? Разве что-нибудь выскажешь против? Тэхён благословляет его. — Мне мало тебя, — выдыхает Чонгук наконец. Пожалуй, «много» для них уже из разряда пост-жизни, ближе к вечному. Они пришли из чего-то единого и туда же обязаны вернуться однажды. Так что, сказки. Но сказки явные. Такие, что у Тэхёна мурашки по спине, он торопится взять его за руку, перестать выгибаться навстречу, но тело, что игрушечное, что заводное. Созданное для Чонгука и действующее по его желанию. Негласное согласие. Никогда не обсуждается вслух – а можно ли, а нельзя ли, а не взять ли нам перерыв? Такое понимается априори и обсуждений не требует. Каждая минута не на счету, она бесценна и бесподобна. Тэхён переворачивается на живот и натужно постанывает, когда Чонгук опускается на руках ниже, прижимается вплотную. Не маленький. Вовсе не пушинка по весу. Тэхён под ним совсем мальчик, совсем крошечный, ему хорошо. Чувство безопасности. Перманентная радость плода, устроившегося в начало начал. Чонгук не спешит сразу к делу, его прелюдии – ода самой нежности. Целует плечи Тэхёна, ерошит волосы на его затылке, гладит рукой ягодицы, каждому изгибу возвращает впитанную нежность. Но её еще больше, не измерить. Хён поддаётся, доверяет. Чонгук где-то ниже, краска тут же к щекам, и Тэхён зарывается лицом в подушку, инстинктивно выпячивая зад. Тэхён порой рад передать бразды правления, он жаждет покровительства, спасения. Это из их лирики: из «save me» в «i`m fine», из холодного в горячее и наоборот. Процессы, что никогда не меняются по сути. Падение. Скользящие вверх ладони Чонгука смыкаются на вздрогнувших Тэхёна. Не особенно важно, не в угоду романтике, но пальцы переплести, и боли будто бы меньше. Боль присутствует всегда. Третьей в союзе, любимой дочерью, лучшей из признаков их обоюдного сумасшествия. Двигаясь, Чонгук старается не впускать холод меж тел, и акт непрерывен, слияние тесно. Тэхён расслаблен, но не безмятежен. Покалывающее напряжение, в расход идёт только растертая кожа. Чонгук находит его губы, он знает его, как себя самого, он вдыхает его равномерно. Зависимость? Привязанность? Одержимость? Нет. Любое, что приходит на ум, если описываешь идеальное в своём собственном мире. Тэхён. Чонгук. Ты делал это уже много раз, а сколько еще сделаешь? Будешь смотреть его глазами и улыбаться, как он. Желание не иссякает. Оно - источник.