затмение

Кремень стирается всего одним нажатием зажигалки. Мой солнечный мальчик, напомни, когда же я успел провалиться в это? Поджигаю теперь не только страницы старых блокнотов, но и скрученный табак меж губ. Могу ли я считать это сомнительным прогрессом, учитывая, что давно выбрался со дна бутылки? Он поцеловал меня случайно, не сумев сдержать себя под эффектом любимого дорогого пива. Открыв глаза, мне сразу в память врезался этот благородно-золотой пиджак, что он стащил с себя, чтобы укрыть мои голые плечи. Мы стали большим, чем актёры немых, чёрно-белых кинокартин забытых режиссёров. Увидев мир в красочной палитре, я понял, что слова, вздохи и стоны имеют только эмоциональную окраску. Как сигаретный дым. Теперь солнечный мальчик тонул за горизонтом высокоградусного яда, пока я стоял на причале, проклиная его и весь этот мир. Мои текста не содержат в себе глубины, это вычурные слова, пустые сборники синонимов и антонимов, в них давно нет ни сердца, ни души. Я ищу романтизацию в губительных глупостях. Могу с точностью нейробиолога рассказать, чем каждая из них отличается, а со стороны потребителя — объяснить эмоции вплоть до каждого оттенка. Я никогда не увлекался наркотиками, но это не мешает мне понимать героинозависимых. Мама говорила, что соулмейт — это любовь на всю жизнь. Это твоё болеутоляющее, твой личный сорт героина, чей эффект никогда не выветрится. Он был мне тем самым героином. Только поначалу. Я долго ждал его и наконец получил все искры январского костра на своё тело, но потом остались ожоги. Эта странная система родственных душ помогла мне увидеть цвета, описать то, что большинство людей не может увидеть и почувствовать, но на этом всё. Как та самая луна, я всегда отражал его лучи славы, но разве мне это нужно? Мне скучно жить. Я печальный, но далеко не гений. Всё, что меняет мою жизнь — ломает её. А я и не против. Поэтому я ненавижу стабильность. Он каждое утро приносит мне кофе, от которого меня уже тошнит, если честно. Целует меня в щеку перед тем, как уйти, говоря, что так ночь должна быть действительно спокойной. Я растворялся в этом, как сахар в горячем чае. Но этот кипяток уже успел остыть, как бы сильно я его не любил. Мальчик с солнечной улыбкой сделал из меня лунного поэта. Взгляни, на моих полках уже два тома стихов, посвящённых ему. Они однообразны. О сладкой любви и порочных ночах. Об обещаниях и искрах в глазах. Его голос приносит спокойствие, но я знаю, что долго не выдержу так. Наступит закат и затмение. Придёт пора писать третий том с пометкой «поворот не туда». Ты скажешь, что я оставил нашу любовь в Кейптауне. Ты ошибся, я буду нести её сквозь время — точно так же, как и ты. Раздели эту боль с кем-то другим. Я же использую её как движущий механизм. Говорят, чтобы влюбиться нужен час, а чтобы забыть — вся жизнь. На сколько же строк хватит моей чёрно-белой тоски?