Глупая

      Прошло всего ничего. Силы временного синигами снова при нём, но где-то в глубине души шевелилось чувство, что чего-то не хватает. Будто какая-то часть юноши отсутствовала, и это сводило с ума, заставляя чувствовать горечь пустоты внутри сердца. Эта пустота вытеснила собой всё не менее важное, отчего Ичиго хотелось выть, но он продолжал делать вид, что всё в порядке; всё также, как и всегда, хмурил брови, упрямился и стоил из себя крутого.       А она, его Наблюдатель, — мастер прятать себя среди окружающих; представляется другим именем, хотя из уст так и хочет сорваться настоящее, Эльда, нагло лжёт, что в Японии никогда не была, хотя говорит без акцента, меняет цвет и длину волос, носит линзы и повязку на глазу, отмахиваясь, что это всего лишь детская травма, которую она не хочет показывать.       Врёт. Так неумело и по-детски, но все почему-то ей верят, не задавая лишних вопросов. Она ходит в одну и ту же школу, что и он, но в параллель — ни к чему привлекать к себе лишнего внимания, которое уж очень не кстати.       Она со всеми равна и добродушна. Кто-то в шутку называет её леди из-за манеры поведения, но даже это не мешает ей указывать задирам их место.       Она наблюдает за ним иногда, выглядывая из-за угла, нежно улыбаясь и подмечая, что случившееся никак на нём особо не отразилось. Ей радостно видеть, что с ним всё в порядке, и даже несмотря на сильные чувства, она его отпускает, отдавая в руки его лучшей подруге.       Она ещё раз глянет на него, сдерживая слезу, перед тем, как, стоя на крыше школы, исправить память всем, кто когда-либо знал её.       Ей тяжело, ноги не слушаются и не желают вести хозяйку на намеченное место, но так нужно. Да, эгоистично, но иного выхода нет. Так будет лучше. Ему будет лучше. Она желала ему только самого-самого, понимая задней мыслью, что не может быть ему таковой.       Он замечает украдкой взгляд на себе, поворачивает голову в сторону дверного проёма, дабы убедиться, что это точно та, о ком он подумал, но девушки и след простыл, даже не дав понять: она ли это или это воображение играет злую шутку, да только что-то в глубине души кричит ему «Беги за ней!».       И он срывается с места, игнорируя напрочь возгласы друзей, одноклассников, учителей, учеников из параллели. Ему плевать; ноги сами несут его вслед за еле уловимым ароматом розы и черники, что с каждой секундой всё менее и менее уловим. «Только бы догнать», — это всё, что беспокоит горячую голову сейчас больше всего. Только бы не потерять этот запах из виду.       Юноша сносит с ног всех, кто идёт навстречу ему, игнорируя недовольные выкрики в его адрес; сердце сжимает от боли и от осознания, что она вот-вот уйдёт у него из-под носа, и он не сможет убедиться в правоте мыслей, мешая фокусировать взгляд на том, что впереди.       А она быстрая. Она не хочет, чтобы кто-то видел предательские слёзы. Она ненавидит себя за это, за свою слабость перед ним, за своё желание увидеть его хотя бы ещё разок. Она ненавидит себя, ненавидит всё, что связывает их вместе, но не может ненавидеть его… Её сердце разрывается и ноет, будто в него кидают иглы и ножи, словно играя в дартс.       Она слышит его позади, но страх быть узнанной сам несёт её на крышу, в надежде, что там она сможет спрятаться. Голос Ичиго раздаётся на весь коридор, ударяясь о стены и эхом проносясь, добираясь до её ушей, что причиняет ещё больше боли. Почему нельзя оставить её? Почему нельзя просто забыть обо всём и жить дальше? Но как бы то ни было, рыжая макушка мелькает уже меж рядов с учениками, становясь всё ближе.       Позади него слышались ещё несколько пар ног, что бегут следом примерно с той же скоростью, что придаёт девушке ещё больший разбег и увеличивает скорость. Лишних ушей ей только не хватало. И без того ситуация уже хуже некуда.       Шустро пересекая лестницу, бежать становится всё тяжелее — слёзы мешают обзору, и из-за этого, не замечая последней ступеньки перед дверью, девушка спотыкается и её настигают.       Эльда не хочет оборачиваться, чтобы не встречаться лишний раз взглядами. Она не оборачивается даже когда слышит своё настоящее имя из уст любимого человека, которого оберегала с самого его детства. Нельзя оборачиваться, нельзя выдать себя ему — пусть бы и дальше думал, что ему показалось, но так хочется ещё хотя бы разок взглянуть в эти родные карие глаза, в которых терялись мысли.       Она мертва. Во всяком случае она хотела создать такую видимость. Хотела создать видимость, что спасая своего дядюшку, она отдала взамен свою жизнь и не вернулась с поля боя. Она знала, что это огорчит и дядю, и Куросаки, и его друзей, но ничего лучше в голову не приходило. Это помогло бы им двоим: ему и ей. Он жил бы как ни в чём не бывало, раны от потери боевого товарища затянулись, а печали бы унесли волны времени, а девушка смогла бы покинуть его, даже несмотря на обещание его матери быть с ним до конца его дней, ведь понимала, что им никогда не быть вдвоём с учётом их образа жизни, но она не смогла уйти…       Снова этот громкий и немного резкий голос, что зовёт её по имени. Девушка стиснула зубы, сжимая кулаки. Этот голос, такой родной сердцу, ранит сейчас сильнее, чем самый острый в мире клинок, ведь его обладатель знает, что девушка не сможет ему противиться, как бы ни старалась.       Юноша сделал шаг навстречу, когда фигура перед ним повернула голову, и его взору предстало рыдающее лицо со слезами в три ручья. Внутри от такой картины всё сжалось, вытесняя из организма воздух. Парень шумно сглотнул подкативший к горлу ком.       Встав с колен, девушка открыла дверь, ведущую на крышу, прошмыгнула в проём и закрыла её за собой, прижимаясь к ней всем телом, не пуская никого. Не было никаких сомнений — он узнал её. «Раз так, то действовать надо быстро», — руки сами потянулись развязывать узел глазной повязки на затылке, открывая миру «дефект» личности всех Наблюдателей — чёрно-красный правый глаз.       Удаляющиеся шаги послужили сигналом, но не к расслаблению — на крышу есть ещё один ход. Она, конечно, могла бы уйти отсюда, воспользовавшись моментом, но здесь большинство из тех, кто знает девушку, потому покидать здание школы не имеет смысла — заклятие не будет работать на них.       Боль и горечь разъедают душу, принося за собой пустоту. Она не хотела уходить из памяти дорогих людей при такой сложившейся ситуации, но другого шанса уже не будет — она сама всё испортила.       Девушка покидает гигай, являя себя миру во всей красе: белые немного растрёпанные волосы до пояса, форма мико, разные глаза и бледная кожа.       Концентрируя свою силу, беловолосая закрывает глаза и снова не сдерживает слёз. А виной тому подсознание, что предательски воспроизводит воспоминания о нём, о друзьях, о дяде, о братьях… Девушке становится невыносимо больно, и вся концентрация летит к чертям, разбиваясь на осколки, а девушка падает на колени и ревёт в полный голос.       Снова этот громкий и немного резкий голос. Ичиго снова называет её по имени, подбираясь всё ближе. Она слишком сильно привязалась к ним… особенно к нему.       Его силуэт мелькнул прямо перед ней, опускаясь на колени.       Голос снова зовёт её, его рука тянется к её плечу, но девушка отскакивает, будто ошпаренная. Её разные глаза с горечью и небольшой злобой смотрят на него, парня выше её примерно на две-две с половиной головы.       Он собирается сделать шаг ей навстречу, но дрожащий высокий голос выкрикивает: — Не смей! Стой на месте!       Он не слушает её — идёт вперёд, пока она от него пятится назад.       Юноша не один — его друзья тоже здесь и не верят в то, что видят. Все были до конца уверены, что чувствовали угасающую силу девушки, что могло свидетельствовать о её гибели, ведь многие знали куда она отправилась, но вот же она, прямо перед ними.       Беловолосая снова слышит своё имя, но теперь оно звучит в его устах иначе. Оно звучит с призвуком битого стекла, боли и печали… и нежности. — Прошу, не надо! — девушка не сдерживается и переходит на крик, что обжигает лёгкие и ранит юношу ещё сильнее. — Дай мне просто уйти. Молю тебя!       Кислорода в лёгких не хватает. Этот крик, будто крик её души, заставляет всё внутри холодеть и съёживаться.       Она дрожит от слепой злобы к себе и от новой волны слёз. Она не хотела кричать на него, но иначе он бы не остановился, а сейчас стоит и не смеет шевельнуться. Только карие глаза испуганно бегают, осматривая девушку.       Тонкий голос раздался позади и назвал её имя, переключая на себя внимание. Серая пара глаз смотрит обеспокоенно на свою хорошую знакомую, не в силах понять что происходит. Одно девушка с рыжими волосами знала точно: обстановка накаляется, и дальше будет только хуже, но ничего сероглазая не может сделать, чтобы не усугубить ситуацию. — Просто, прошу, позволь мне сделать то, что я решила, — беловолосая всхлипнула, держа руки перед собой, тем самым стараясь максимально увеличить расстояние между ней и рыжим.       Видит бог, Наблюдатель не хотела, чтобы ситуация приобрела такой поворот. Наблюдатель не хотела этих бессмысленных разговоров, что оттягивают исчезновение из памяти, не хотела вообще возвращаться с поля боя, но судьба распорядилась иначе, в очередной раз играя в свою игру, где игровыми фишками выступили чувства и эмоции.       Каждая секунда всё сильнее отягощала стирание из памяти. Каждая минута, пока девушка видит перед собой Ичиго, приносит невыносимую боль, от которой никуда не деться, хоть разорви себя на куски.       Девушка сделала бы это, если бы могла, но так своё существование из воспоминаний не сотрёшь. Они будут помнить. — Я был прав, — именно в этот момент беловолосая была готова ко всему: от презрения до гневной тирады с рукоприкладством, но тёплые большие ладони с длинными тонкими пальцами легли на затылок и талию, принося не успокоение, а только новую волну слёз.       Это были слёзы ненависти. Ненависти к себе. Она ощущала себя такой жалкой, слабой, бесхребетной, что становилось ужасно тошно.       Ванхайв в его руках протестовала, била кулаками по его спине, но из-за презрения к себе попытки отпихнуть от себя юношу были крайне слабыми, зато рыдания набирали силу.       Она понимала, что уже не сможет оставить его, не сможет уйти из его жизни так просто.       Это лишь усиливало презрение, но ничего сделать уже нельзя — она слишком сильно с ним связана. Именно это мешает ей, наконец, вести дела за пределами мира людей, не отягощая быт и душу. — Какой же ты идиот, Ичиго, — шепчет она, зарываясь носом в его плечо, — почему нельзя просто жить, как будто ничего не случилось? Почему ты просто не можешь принять то, что чувствует к тебе Химе? Почему ты такой упрямый идиот, Ичиго Куросаки?!       Она снова перешла на крик. Боль от того, что он не смог смириться с мыслью о «гибели» Наблюдателя, была оглушающей. Она хотела, чтобы у него была любовь всей его жизни, чтобы он смог жить спокойно, но он упрямится.       Лёгкие Эльды снова болят — крик вытеснил из них весь воздух, потому беловолосая жадно хватает живительный газ ртом в попытках отдышаться.       Ичиго с грустью и нежностью смотрел на этот протестующий и кричащий белый комочек, наполненный злобой к себе, стерпев все удары её маленьких, по сравнению с его, кулаков по своей спине. — Дура, ответ ведь очевиден, — послышалось в ответ, — я — идиот, ведь не хочу оставлять тебя. Ты для нас многое сделала. Ты помогла и помогаешь в первую очередь мне. Кто знает, что произошло в тот день, у реки, если бы ты не вмешалась. Ты и сама должна понимать почему я не могу позволить тебе уйти после всего.       Слова одно за другим задевали сердце, отчего девушка снова начала рыдать, но уже не от омерзения к себе, нет.       Ей стало очень легко на душе. Куросаки прав — Эльда дура, потому что посмела думать в столь эгоистичном ключе после всего, что сделала. Тонкие пальчики вцепились в рубашку на спине Ичиго, сминая ткань. — Обещаю, я больше никогда не буду так думать, — шепчет она, отводя взгляд в сторону, но эту упрямую рыжую голову такой ответ не устраивает: — Я что-то не расслышал. Что ты там бормочешь? — Что слышал, — краснея, прокричала Наблюдатель, — я никогда не буду думать о подобном! Доволен?!       Хмурое лицо приняло более расслабленный вид. Ичиго невесомо коснулся своими губами губ беловолосой. — Более чем, глупая.