Пособие для домохозяек

Усачев, наверное, уже в пятый раз надавил на кнопку звонка и машинально глянул на экран телефона. Без семи минут одиннадцать. Куда в это время мог пропасть Поперечный и почему он не открывает так долго? Где-то внизу громыхнул лифт. Послышались шаги по лестнице, но вскоре затихли. За дверью все еще было тихо. Руслан вздохнул и снова потянулся к звонку, смутно осознавая, что, возможно, пора сменить тактику. И вдруг дверь распахнулась, явив взору слегка потрепанного, но, в остальном привычно уставшего Даню.  — Я про тебя забыл, — виновато признался он, пропуская Усачева в квартиру, — извини. — Интересные дела, — хмыкнул Руслан, — договорились полчаса назад, а он, гляньте-ка, забыл. Так как на этом короткий приветственный диалог закончился, ему пришлось последовать за Даней, которых почти сразу же развернулся и устремился вглубь квартиры. Тот молчал, и Усачев несколько удивился такой встрече. Может быть, он оторвал его от чего-нибудь важного? То-то у него такие круги под глазами. Но Поперечный же сам был не против, чтобы он к нему заглянул. Значит, дело в другом? — Кстати, я, кажется, начинаю настораживать бабулек у подъезда. Не знаю, догадываются ли они, куда и зачем я хожу, но уже ничему не удивлюсь. Рассказ о бабушках, которые действительно начали проявлять некий интерес к постоянно шастающему туда-сюда Усачеву, не возымел видимого эффекта. Поперечный все так же молчал и даже не обернулся. Смирившись, Руслан шел за Даней, заинтригованный и готовый буквально ко всему. Мало ли, что взбрело в голову этому рыжему. И все же, его дальнейшее поведение превзошло все ожидания.  Поперечный зашел в комнату, на секунду приостановился, зачем-то оглядывая ее. Руслан невольно сделал тоже самое, мимолетно заметив, что привычный бардак изрядно поредел. Впечатление портила незаправленная кровать со смятым одеялом, наводящая на какие-то смущающие мыслишки. Которые, впрочем, Руслан не успел высказать вслух, потому что застыл, изумленно наблюдая за Даней.  Тот душераздирающе вздохнул и решительно двинулся к шкафу. Распахнул дверцы и, даже не оглянувшись на Усачева, деловито полез внутрь. Причем в прямом смысле. Опомнился Руслан только тогда, когда дверцы за ним захлопнулись. Он несколько секунд в недоумении хмурился, ожидая, что разум возьмет верх, и логичное объяснение найдется. Когда же такового не оказалось, он сам подошел и осторожно постучал, чувствуя себя почему-то очень глупо. — Кто там? — глухо отозвались изнутри. — Дань, ты когда последний раз у психиатра был? — поинтересовался Усачев, пытаясь спрятать рвущийся наружу смех под обеспокоенной интонацией, — не дури, вылезай. — Нет. Кто бы сомневался. Руслан попробовал зайти с другой стороны: — Тогда пустишь к себе? — Открыто. Все еще ощущая себя идиотом, Усачев неловко протиснулся в шкаф, чуть не запутавшись в одежде. Отмахнувшись от рукавов какой-то рубашки, он ожидающе воззрился на Даню. Тот сидел, откинувшись на боковую стенку и прижав к себе ноги. Самое ужасное, Руслан никак не мог понять: притворяется он или правда в полном отчаянии — такой отрешенный и мрачный у него был вид. — Что-то случилось? — спросил он, пытаясь поймать его совершенно безучастный взгляд, устремленный куда-то сквозь него. — Да. Его ровный голос, за которым явственно сдерживалась истерика и все тот же немигающий взгляд заставили Руслана по-настоящему забеспокоиться. — И что же? Ответа не последовало. Даня тяжко вздохнул и уткнулся носом в собственные колени.  В шкафу было тесно и душно. Развернуться как-либо не представлялось возможным: Усачев упирался спиной в заднюю стенку, а сбоку ощутимо давили какие-то коробки. Приходилось наклонять голову, чтобы глаза не закрывала одежда. И все же Усачев попытался извернуться так, чтобы коснуться Поперечного. Тот на неловкое прикосновение к собственной руке не отреагировал. — Даня, — встревожено позвал он, — пожалей мою нервную систему, признайся сразу: издеваешься? Нечасто приходится в шкафах чужих сидеть, знаешь ли. Рассказывай, что случилось. — Нечасто, но все-таки приходится? —поинтересовался вдруг Поперечный, поднимая глаза. — Все-таки издеваешься, — обреченно констатировал Руслан. — Не издеваюсь, — моментально помрачнел Даня, — просто знаю, что ты скажешь. Мол, прятаться от проблем таким образом — неправильно. Согласен. Но поверь, на это есть свои причины. Весомые.  Он снова помолчал, глядя куда-то в сторону. Затем глубоко вздохнул и наклонился ближе к Усачеву, заставив того машинально повторить это движение. — Обещаешь, что не будешь смеяться? — почему-то шепотом спросил он, — Это очень важно. И очень... неприятно, я бы сказал. Усачева изнутри разрывало два чувства: искренняя тревога и подозрение, что это очередная дурацкая шутка. Он молча кивнул. — Я сижу здесь... — Поперечный сделал паузу, чтобы снова вздохнуть, и с убитым видом продолжил, — потому что мне нужно заправить одеяло в пододеяльник. На несколько секунд в шкафу воцарилась тишина. Поперечный снова уткнулся в колени, и вскоре начал издавать какие-то булькающие звуки — было неясно, смеется ли он или так безутешно страдает. — Поперечный, ты серьезно? — собравшись наконец с мыслями, возмущенно вопросил Руслан, — знаешь... знаешь, что? — Что? — бессовестно расплылся в улыбке тот. — А то, что ты сейчас пойдешь и заправишь это чертово одеяло в чертов пододеяльник, — выдохнул Усачев, решительно распахивая дверцы и выбираясь. — Ну, нет, — Поперечный явно попытался вжаться в стенку шкафа и стать как можно меньше, — ты не можешь поступить со мной так жестоко. Заверив его, что еще как может, Руслан следующие минут десять потратил на выковыривание Дани из шкафа. Тому либо действительно больше жизни не хотелось связываться с пододеяльником, либо очень понравилось играть в прячущегося любовника. В конце концов он сдался-таки и с таким видом, будто его вели на эшафот, вылез.  — Тогда держи пододеяльник, — мрачно буркнул он напоследок, старательно изображая оскорбленную гордость. — Чтобы он не вырвался? — Чтобы я его не порвал к чертовой матери. Через некоторый промежуток времени, наполненный оханьем и аханьем, стонами боли и отчаяния, руганью и нервным хихиканьем, с пододеяльником было покончено. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. — Сука, — слабым голосом произнес Поперечный, держа в опущенных руках одеяло и глядя на него такими потухшими глазами, какие не всегда встретишь у самоубийц, разочаровавшихся в жизни, — неправильно все. Не той стороной... — Да как не той-то? — Усачев поспешил отобрать у Дани злосчастный пододеяльник, пока тот не начал на него рычать, — у него есть какая-то правильная сторона? — Эта сволочь же прямоугольная. И одеяло тоже прямоугольное. Одна сторона длиннее другой, — закрыв глаза, тихо сказал Даня. — Имеешь в виду...— начал понимать Усачев, судорожно осматривая результат кропотливой работы, — мы его вставили не так? Ну, давай перевернем — долго, что ли? — Ты не понимаешь, — так же тихо продолжал Поперечный, — мы же сейчас только запутаемся. Нужно вынимать все. И делать заново.  Он издал какой-то нечленораздельный звук, напоминающий то ли всхлип, то ли вопль, а по сути безнадежное "Ы-ы" и упал на кровать. — Погоди паниковать, — Руслан накрыл его "неправильным" одеялом, расправил — Даня на это никак не отреагировал — и отыскал отверстие в пододеяльнике, чтобы залезть внутрь. Слишком часто сегодня он чувствовал себя идиотом, от еще одного раза ничего не случится. Тем более, когда речь идет о душевном здоровье друга. — Лучше помоги, — в пододеяльнике было душно, в глаза все время лезла ткань. Усачев, не глядя, пихнул сбоку что-то, что предположительно являлось Поперечным. Тот на секунду пропал — места на кровати стало больше — а затем его лицо появилось в отверстии пододеяльника.  — Ты зачем туда полностью залез, а? — криво улыбаясь, спросило лицо, — как ты одеяло переворачивать собрался, если ты на нем лежишь? — Если такой умный, то сам делай, — Усачев сделал вид, что обиделся. — Вот и сделаю, — и Даня тоже полез внутрь. Вот в этот момент и возникли проблемы. Не то, чтобы их не было до этого, но все познается в сравнении. Места стало еще меньше. Дышать было нечем, но не от духоты и нехватки кислорода — у Усачева просто перехватило дыхание. — Ну и как ты собираешься исправлять ситуацию, если мы теперь оба мешаемся? — невольно понижая голос, спросил он. — У меня все под контролем, — заверил Поперечный, прижимаясь уж слишком близко и улыбаясь как-то хитро, — правда, мне не дает покоя один вопрос. Это могло быть все что угодно. Руслан уже не видел лица Дани — тот, уткнувшись ему в плечо, едва слышно смеялся. А Усачеву было не до смеха: он пытался держать себя в руках, что удавалось со скрипом. Хуже становилось от того, что на вопрос придется отвечать, а, зная Поперечного, можно догадаться, что это будет. И вряд ли ответом будут слова.  Если б еще рыжая макушка не мельтешила так нагло перед глазами. — Какой вопрос?  — Почему пододеяльник называется именно пододеяльником, если одеяло внутри, а не под ним? Ответом действительно были не слова. Ответом был обреченный вздох и ощутимый (хотелось бы в это верить) тычок под ребра.