Что я люблю в копах

Этому безымянному копу не повезло. У всех бывают плохие дни. Это и есть мировая справедливость. — У меня в жизни было много таких, как ты. — Блондин скалится и достаёт из кармана брюк помятую пачку «Red Apple». Щелкает зажигалкой, прикуривает и затягивается с ненаигранным наслаждением, выдыхая дым ему в лицо. — Твою мать, четыре года не дымил, как человек. В тюрьме разве покуришь. Всюду эти хуесосы в форме. Ну, у тебя-то таких проблем никогда не возникало, да, пацан? Белый и Розовый ушли вместе с Эдди и вряд ли вернутся очень скоро. Оранжевый валяется без сознания в луже собственной крови, как свинья на скотобойне. Ему точно нет дела до того, что там происходит. Впервые за долгое время можно никуда не спешить. Всё успеется. — Раз у тебя нет имени, я буду звать тебя... — он щелкает пальцами, наморщив лоб, — мистер Мертвый коп. Так вот, мистер Мертвый коп, знаешь, что мне в вас, копах, нравится? У вас охуенная фантазия. Серьёзно. Я, пока сидел, на такое насмотрелся, кому расскажи — не поверят. Мистер Мертвый коп морщится, когда он, наклонившись, сплевывает дымом прямо ему в глаза. Не нравится, сука? Что ж, дерьмо случается. Сам наверняка много раз хотел себе такую надпись вместо номерного знака на машину повесить. — Пока я сидел в приёмнике, — говорит он, щелкнув языком, — в допросной пятеро копов допытывались до одного барыги. Типа так и так, всё такое, где, сука, товар. Он им отвечал, я не знаю, всё, что вы при мне нашли, всё моё, а про остальное без понятия. Тогда один из них сказал: да у него по карманам так, для отвода глаз, такие, как он, самую дурь в жопе переносят в пакетиках, чтобы не заторчать, давайте, мол, его осмотрим. Я слышу, шум, шаги, он вырываться начал, что-то кричать, не помню, что... Догадаешься, что было дальше, мистер Мертвый коп? Он криво, зло ухмыляется и стряхивает пепел с сигареты. Не на пол — на измазанный в крови чужой ботинок. — Я не знаю, чем ему заткнули рот, чтобы он не орал. Вряд ли его заставили отсасывать: мог бы и укусить ненароком. Но и так он ревел, как зверь, как будто ему в задницу раскаленную кочергу засунули. Когда его ебал четвертый, он уже едва сипел. А потом... Ты же знаешь, что можно сделать вашими дубинками, мистер Мертвый коп? Такими длинными, закругленными дубинками? Сам себя такой трахал в душе, а, небось, тащился, хуесос? Он отвешивает копу пощечину. Хлесткую, сильную, такую, что щека наливается кровью, а голова неестественно сворачивается набок. Становится легче. — Что бы мне ещё тебе рассказать, мистер Мертвый коп? — спрашивает он задумчиво, затягиваясь снова. — Может, как твои дружки тушат сигареты на допросах? Знаешь, эти ожоги и на коже долго проходят. А что если попробовать о глаза? Мистер Мертвый коп ревет через скотч и дергается, раскачивая стул. Блондин смотрит на него и тихо довольно скалится. Страх. Это то, чего он добивался. Вот теперь всё так, как должно быть. — Ладно, мистер Мертвый коп. Расслабься. Я не буду выжигать тебе глаза. Но пытать — буду. Хочешь ты того или нет. А сказать ты мне все равно уже ничего не сможешь. Он наклоняется и тушит бычок о коленку копа, выпрямляется снова и небрежно отбрасывает его в сторону. Его рука ныряет в карман, и в дневном свете сверкает лезвие опасной бритвы. — Я надеюсь, тебе нравятся супер-хиты семидесятых.