Метро

Марк выбежал из своего дома и помчался по улице к станции метро. Ложась вчера во втором часу спать, он забыл поставить будильник, а сейчас, наспех умывшийся и собравшийся, он был больше похож на взъерошенного воробушка. Сбежав по эскалатору, он еле успел запрыгнуть в уже уходящий и полностью забитый людьми вагон. Толкучка была просто ужасная, но другого пути, как добраться до школы быстро, у него не было. Он протиснулся в середину и стал ждать, когда это ежедневное мучение кончится. Еще одна остановка. Еще больше людей. Марк оторвался от блокнота. Писать в вагоне метро было неудобно, да и буквы получались кривыми из-за постоянной давки, но делать все равно было нечего. Краем глаза писатель заметил знакомую красную шевелюру. Которая, к слову, тоже уже его заметила, и продвигалась навстречу. — Марк, доброе утро! — Натаниэль? Д-д-доброе. Что ты тут делаешь? — В школу еду, как и ты. — А, ну да, т-точно. — Марк покраснел и мысленно дал себе пощечину. Глупый вопрос, глупый и он сам. Почему он всегда ставит себя в неловкое положение перед Натаниэлем? Чего уж и надеяться на ответные чувства… Самобичевания Ансьеля были прерваны неожиданным действием. Лишь спустя несколько секунд ошеломленный Марк понял, кто сейчас прижимает его к себе. — Н-н-натаниэль, что ты д-делаешь? — Я? Спасаю твою голову. Тут какой-то ненормальный с удочками ходит, размахивает ими, чуть тебя не задел. — Удочки? Кто вообще ездит с удочками с утра в Парижском метро? — Хм, ну не знаю. Может русские? — А, ну да, может. — уже на автомате произнес Марк. Сердце бешено колотилось, а лицо и уши были красными. Марк вдыхал запах Натаниэля. Пахло чаем с чабрецом и корицей. Спустя несколько минут Марк понял, что Натаниэль все еще обнимает его. — — Слушай, Н-нат, а почему ты до сих пор м-меня держишь? Настала очередь Натаниэля краснеть. — Ну, я… Эмм, ты сегодня немного рассеянный, мало ли придурошных ходит по вагонам, вдруг кто-нибудь еще захочет приложиться чем-нибудь о твою голову — начал лепетать Натаниэль. — А я не хочу терять своего единственного сценариста, без тебя моим рисункам грош цена. — улыбнулся Нат. Марк немного успокоился, и аккуратно обнял художника в ответ. Натаниэль давно никого не обнимал. Он уже и забыл, как это приятно, чувствовать рядом чужое тепло, чувствовать, будто ты защищаешь кого-то и в то же время сам находишься под защитой. Но ведь с самого детства мама твердила, что мальчики не должны обниматься с мальчиками, что это «противоречит законам природы, Господа Бога, да и просто омерзительно и неправильно», но почему-то прижимая к себе Марка он не чувствовал ни омерзения, ни неприязни, только какой-то необыкновенный покой и тепло. Неужели ему настолько сильно не хватает простого человеческого внимания? Хотя, будь на месте Марка Хлоя, он бы даже видеть ее не хотел, не то что прикасаться или даже обнимать. А если Маринетт? С ней бы он не чувствовал того же, может, только неловкость и смущение? Но если он обнимается с мальчиком, значит он гей, так ведь? Но ведь до этого ему ведь нравились девочки, та же Маринетт. Или не нравились? Натаниэль перевел взгляд на Марка, который все также обхватывал его своими хрупкими руками, задремавшего на его плече, и забавно причмокивающего во сне. Именно сейчас он почему-то испытал непреодолимое желание поцеловать спящего писателя. Нат, что за мысли? Он ведь мальчик, а ты не гей, ты не должен его целовать. Вы же просто друзья, друзьями вам и стоит остаться. Нечего и думать о таком. Ты и обнимать-то его не должен. Выглядите как гомики. — шептал ехидный голосок в голове, больно напоминающий его маму. Приближалась их остановка. Натаниэль нехотя расцепил объятья и убрал руки Марка со своей спины. Появилось неприятное ощущение холода и пустоты, словно за эти полчаса они с Марком стали одним целым, а теперь эту его часть отрывают. Он ведь просто друг, почему ты так волнуешься? Ты просто обнял, чтобы его не задел тот мужик своими удочками,а он просто обнял тебя в ответ и вы проехали так двадцать минут в метро. Ничего не произошло. Он все еще лишь твой друг. Друг. Друг. Другдругдругдругдруг. ДРУГ, МАТЬ ТВОЮ, НАТАНИЭЛЬ. Вместе с Марком они вышли из метро, вместе зашли в школу, потом разошлись каждый по своим классам. Натаниэль никак не мог сосредоточиться на уроке. Буквы в учебнике расплывались, никак не желая становиться словами. В его голове роились тысячи мыслей, словно пчелы жаля его сознание. Это же ведь просто объятья, так ведь? Миллионы людей обнимают друга ежедневно, а то и что похуже. Так почему же пульс участился, а дышать становится тяжело? Ты не любишь его. Он не нравится тебе. Вы просто друзья, партнеры по работе, не более. Марк парень, помни это. Хотя и немного смахивает на девочку. А еще он так мило краснеет при виде тебя, и волосы у него пахнут календулой, и глаза зеленые…Иногда немного болотные. Нат достал карандаш из пенала и нарисовал глаза, а затем заштриховал их болотно-зеленым. Иногда светло-светло зеленые, как молодая трава весной. Он снова достал из пенала уже другой зеленый карандаш и заштриховал еще часть радужки. А иногда они так блестят, что становятся изумрудными. Достав еще один карандаш, он до конца заштриховал глаз. Посмотрев на результат, он остался недоволен и, скомкав лист, выбросил его. Я уже запутался. Правильно мама говорила — разочарование семьи. «Художник»— передразнил он ее у себя в голове — «Что за профессия такая, художник. Картинки малевать — дело нехитрое, но одними рисунками на жизнь на заработаешь, Натаниэль. Позор семьи. Нечего и мечтать о богатой старости с таким-то сыночком. Не то что меня, себя прокормить не сможет. Жаль мне ту девушку, что твоей женой будет.» А девушку ли? — Натаниэль не был уверен уже ни в чем. От такого напряжения Нату стало нехорошо, его начало мутить. Сидеть в душном классе уже не было сил. — Что тебе, Куртцберг? — М-м-можно мне выйти? — голова кружилась, по телу пошла мелкая дрожь. — Д-да, конечно. Все в порядке? Ты весь бледный. Нат только кивнул и, свалив наскоро все вещи в портфель, выбежал из класса. От прохладного воздуха коридора ему стало лишь немного лучше. Добежав до мужского туалета, он закрылся в одной из кабинок и осел на кафельный пол. Перед глазами мелькали пятна, руки дрожали, а к горлу подкатывала тошнота. Откинув слипшиеся волосы назад, он облокотился на крышку унитаза и положил на руки голову. Его мутило. Было так плохо, что казалось, что ему тут и суждено умереть. И он действительно не знал, почему это происходит. Неужели он так мало думает, что интенсивный мыслительный процесс стал для него стрессовой ситуацией? Просидев так около двадцати минут, он попробовал встать. Тошнота более-менее прошла, но голова все еще кружилась. Отперев дверцу кабинки, он на ватных ногах дошел до умывальника и, включив воду, посмотрел на свое отражение. Выглядел он, мягко говоря, неважно: бледное лицо, а от этого еще более выделяющиеся круги под глазами, сжатые дрожащие губы, слипшиеся от пота волосы, которые снова лезли в глаза. Набрав в ладони прохладной воды, он умыл ею лицо. Вроде как стало немного лучше. Подняв с пола портфель, он вышел в коридор. Урок уже начался (или еще не кончился?), и в коридорах было тихо. Опираясь о стену, он аккуратно шел по коридору. И у него это получалось, пока в глазах снова не начало темнеть, а он не начал падать. Последним, что он слышал, были шаги и обеспокоенный голос Маринетт. Очнулся он уже на кушетке в медпункте. Молоденькая медсестра сразу же подскочила к нему с вопросами. — О, очнулся? Как себя чувствуешь? Тошнит? Голова не кружится? Сколько часов спишь в сутки? Когда последний раз ел? — Погоди, Белла, отойди от паренька, а то у него от тебя сейчас опять головокружение начнется. -Что со мной случилось? Где я? — В медпункте, тебя принесли твои одноклассники, ты потерял сознание прямо в коридоре. — И долго я?.. Доктор взглянул на часы — Почти два часа. — Что со мной случилось? Почему я потерял сознание? Я вроде нормально себя с утра чувствовал… — Переутомление вместе со стрессом. Также возможно реакция организма на недостаток пищи. Ты завтракал сегодня? Натаниэль помотал головой. — Вот что, молодой человек, вам нужно лучше питаться и больше отдыхать — Натаниэль хмыкнул — я выпишу вам освобождение на три дня. Сможете сами идти? Натаниэль встал с кушетки. Головокружение еще осталось, но в целом он чувствовал себя уже лучше. — Спасибо, да, наверное смогу. — подняв с пола рюкзак и взяв со стола освобождение, Натаниэль направился к выходу. — Кстати, вы звали какого-то Марка, ну, пока спали после обморока, он вас ждет за дверью. Покраснев, Натаниэль кивнул, и вышел. Марк действительно ждал его там. Красные глаза, он что, плакал? — Натаниэль! — заметив Ната, Марк подбежал к нему и стиснул его в объятьях. Натаниэль смущенно обнял писателя в ответ [другдругдругдруг]. — Я-я-я так волновался за тебя. — Марк вытер тыльной стороной ладони оставшиеся слезы. — Я думал, ты умираешь. Глупо, да? Я знаю, что я глупый. Вот и сейчас я несу всякий бред. Если хочешь, чтобы я замолчал… Я могу уйти… Ответа не последовало. Марк уже повернулся, чтобы уйти, но его схватили за запястье. — Н-н-не надо. Не уходи. — Нат подошел вплотную к Марку. — Пожалуйста. Он громко выдохнул. — Честно, я не знаю, что со мной сегодня творится, может, я все еще не в себе, и это все из-за недосыпа и стресса. — Куртцберг положил ладони на лицо Марка. Сердце Ансьеля забилось чаще. Этого не могло быть. Просто не могло быть. Но жутко красный Натаниэль и поцелуй на губах говорили об обратном. — Это все очень глупо. П-прости, я не должен был этого делать — начал лепетать Куртцберг, но Марк его уже не слышал. Шок, счастье и ощущение нереальности происходящего переполняли писателя. Просто ущипнуть себя было уже не достаточно. Немного собравшись с мыслями и уняв счастливую дрожь в руках, он подошел к художнику. — П-п-повтори пожалуйста. — сам удивляясь свой смелости, произнес он. — Ч-что? — Натаниэль убрал руки от красного лица и удивленно и неловко посмотрел на Марка — Я…Я сказал, повтори п-пожалуйста, то, что т-ты сейчас с-с-сделал. — подойдя почти вплотную к нему, произнес Марк. Нет, это точно не сон и не галлюцинация или его разыгравшееся воображение. Ведь не могло же ему все это почудиться аж два…три…четыре раза? Может, он умер? Но именно сейчас Марк был как никогда жив. Не может быть, просто не может — все мелькала мысль в его голове. Еще как может. Они стояли так уже несколько минут, когда… — Хей, Натаниэль, вижу с тобой все… — Маринетт при виде сего зрелища споткнулась, но схватившись за перила, все-таки устояла на ногах — …кхм, в порядке. Натаниэль, поняв, что спалился, резко развернулся и попытался спрятать за спиной Марка, но по его красным щекам и распухшим губам и так все было понятно. — Ну, раз все хорошо, я пойду домой — произнесла Маринетт, бросив взгляд на Натаниэля и Марка, стоящего за его спиной, и беззлобно хмыкнув. Жаль только было расставаться с десятью евро — их шипперский спор завершился в пользу Альи. Ну, а что, кроме нее и Адриана в колледже еще предостаточно парочек, которые можно пошипперить. Еще раз улыбнувшись, Маринетт развернулась и спустилась по лестнице, оставив недоумевающих парней наедине. — Ну и что мы будем с этим делать? — спросил очнувшийся Марк? — Ну… Не знаю. А разве нужно? — То есть мы так и останемся друзьями? — грусть и надежда в голосе — Мы похожи на друзей? После того, что случилось несколько минут назад, не думаю. — А кто тогда? Вместо ответа Нат лишь наклонился к Марку и поцеловал его. Это непривычное действие, но оно ему уже нравилось. Хотя, у него есть еще уйма времени, чтобы привыкнуть. Голос, что все это время пытался воззвать разум Ната к «здравому смыслу», наконец замолк. Со спокойной душой Куртцберг приобнял своего парня (?), и они вместе вышли из колледжа, направляясь к метро. К тому самому метро.