Пандемониум

      Я пишу эти строки в состоянии понятного не многим умственного и психического напряжения, завтра поутру меня не найдут в живых. Не имея ни пьянящих зелий — единственного, что делает моё существование в этом мире терпимым, — ни денег на то, чтобы их приобрести, я не способен более выносить эти душевные терзания и сегодня же выкинусь с балкона на каменную кладку подле моего дома. Вы меня справедливо можете посчитать заложником этого второсортного пойла, за что, правда, получите осуждение уже покойного глупца. Однако, прочитав эти написанные второпях дрожащими руками страницы, поймете причину моего расстройства, и почему так велико мое стремление найти упокоение в забвении или смерти.       Все началось в тот злополучный день, когда я вместе со всем экипажем моей экспедиции угодил в загребущие лапы пиратов, активно промышляющих в бескрайних морских просторах вблизи Билджвотера. Отобрав все наше снаряжение, нас разбросали по клеткам, обеспечив таким качеством местного «сервиса», что уже через трое суток я смог бежать с этого еще чудом державшегося на воде судна на небольшой лодочке.       Оказавшись в полном одиночестве и окруженный темными водами бескрайнего моря, я не имел понятия о том, где я нахожусь, и лишь по звездам я мог определить в какую сторону меня несут волны. Несчетные дни моя лодка бесцельно дрейфовала под предательски палящим солнцем, не давая ни намека на хотя бы малый клочок суши в этом морском аду. В одну из беззвездных ночей мне приснился чересчур реалистичный сон, заставивший меня вскочить, крича от той фантасмагории увиденных мною диких образов, и обнаружить, что меня прибило к суше.       Впервые ступив на землю спустя столь долгое время, я должен был бы закономерно удивиться и радоваться нахождению столь желанного мною освобождения от бескрайних всепоглощающих в своих безднах вод, однако же в моем сердце отклик нашелся лишь трепетному ужасу, ибо всюду преобладал запах трупного разложения. Всюду лежали тушки гниющих рыб и вовсе непонятных мне существ, выброшенных на проваливающийся под ногами холодный песок. Возможно не стоит их и вовсе описывать, пытаясь дать описание человеческим языком этой порочащей все живое мерзости. Также не было слышно ни одного звука, кроме могильного, словно манящего тебя куда-то вглубь этого Богами оставленного острова зазывания ветра, а на глаза попадались больше похожие на иссушенные до костей конечности деревья; и все же весь этот однородный, так гармонично сочетающийся с трупной вонью ландшафт вселял в меня до тошнотного ужасное ощущение. Не решившись пойти вглубь острова через раскинувшие свои костлявые ветви деревья, я вернулся в лодку, однако через несколько часов жуткое зловоние и морской ветер, пробравший до самых костей, вынудили меня отправиться на поиски места, где можно было бы соорудить подобие укрытия. Взяв с собой немного того, что было из провианта, я отправился на встречу таящемуся за густым туманом ужаса.       Спустя около трех суток после моего отбытия, я стал замечать, что поначалу зыбучая, практически болотная почва приобрела более жесткое состояние и мои ноги уже не проваливались, что существенно облегчило дальнейшее продвижение, но всюду следовавший за мной запах гниения, продолжал сводить меня с ума. По пути мне встречались брошенные в панике то тут, то там остатки обитавшей тут цивилизации в виде различных орудий труда и, за редким случаем, украшений. Будучи полностью ослепленным местным туманом, я шел, ориентируясь лишь на ощупь, что сыграло со мной злую шутку, когда, упав в расселину, я не смог найти из неё выход и окончательно заблудился. Мне повезло, что при падении я приземлился на нечто мягкое, и прошу поверить мне на слово, вы точно не хотели бы знать, что это было. Спустя неопределенное количество времени усталость дала о себе знать, и я сделал привал, ненадолго заснув лежа на земле. Однако отдых длился недолго по причине очередного дурного сна, который заставил меня вскочить, издав истошный крик. Не имея намерений больше оставаться здесь, я отправился на поиски выхода и, о Боги, молитвы мои были услышаны, ведь моим ориентиром в кромешной тьме стал легкий зеленый свет, исходящий будто от фонаря, и кажущаяся мне столь нежной речь. Преисполненный надеждой на скорую встречу со спасением, я ускорился.       И каково мое изумление вперемешку с трепетным ужасом было, когда вместо заветной свободы моему взору открылась картина ужасной трагедии. Словно являясь посланием будущим поколениям, я видел огромный город, что прибывал, по-видимому, уже не одно столетие, если не тысячелетие, в руинах. Однако больше всего к себе привлекал зияющий по центру кратер, испускающий из своих недр таинственный темный свет.       Мое ошарашенное и отказывающееся давать рациональное объяснение внушающему неподдельный страх и трепет зрелищу сознание отвлекли шум лязгающего старого металла и тяжелая поступь коня, доносящаяся позади меня, из той самой пещеры, что я не столь давно покинул. За мгновение до появления источника этого омерзительного звука я смог найти подходящее место чтобы спрятаться. Видимо, падение в ту проклятую расселину все же навредило моему рассудку, иначе как объяснить существо, вышедшее тогда из пещеры. Насквозь пропитанная кровью, вызывающая всем своим богомерзким видом помесь коня и человека, закованная в тяжелые пласты некогда блестящей брони из трещин которой вырывалось синеватое тусклое пламя. В своих призрачных, но четко видимых руках он нес длинную пику с загнутым на подобие крюка лезвием на конце. На месте головы, если таковая у этой мерзости могла вообще существовать, был плотно закрытый латный шлем, усеянный маленькими отверстиями и одним единственным острым рогом длинной примерно в локоть. Каждый шаг этой твари, а шла она неторопливо, отчеканивая словно на марше каждое движение, сопровождался заставляющим кровоточить уши скрипом.       Остановившись вблизи от единственного камня, что скрывал меня от его пронзающего взгляда, настолько, что я четко мог уловить запах разлагающейся конины, это чудовище несколько мгновений спустя галопом рвануло вперед, словно не найдя то, что бы оно ни искало. По мере удаления горящих бледным пламенем следов, ко мне приходило осознание только что созерцаемого и к горлу подступила рвота, и, не способный больше держать себя в руках, я дал ей выход.       Когда мое сознание пришло в норму, если это слово вообще имеет смысл тут употреблять, я, за неимением других вариантов, исключив спуск к кратеру, где меня могло ожидать очередное нечто, способное уничтожить и без того уже искалеченную психику, решил направиться к остаткам, как позже выяснилось, книгохранилища в надежде найти там немного спасительного отдыха. Прежде чем я добрался до места, пришлось придумать как туда попасть, ибо нас разделала бездонная черная пропасть, источающая зеленое мерцание где-то в своих губительных недрах. Приложив некоторые интеллектуальные и физические усилия, я все же проник в этот проводник в прошлое богом забытых островов. К моему величайшему сожалению, большинство свитков и книг уже давно стали не читаемыми, а из тех, что я смог выудить хоть какие-то крупицы полезной информации, невозможно составить приоткрывающую занавесу тайны картину случившегося. Словно некогда могущественное и процветающее государство превратилось в населенное подобными виденному ранее чудовищу тварями, искаженное всем самым нечестивым и омерзительным, что есть в нашем мире, королевство смерти и вечной агонии блуждающих тут душ. Наполненый разочарованием и досадой от неувенчавшихся успехом поисков, я задумался об уходе, но мои уставшие от однообразной серости и напряженности глаза сумели зацепиться за отличавшуюся не только цветом материла из которого была создана, но и целостностью в сравнении с общей разрухой плиту посреди большого зала. Подойдя ближе, я увидел причудливо открывающиеся двери с, будто приглашавшей меня вниз, лестницей из того же материала, что и дверь, который имеет некую схожесть с тем, что можно найти в пустынях Шуримы. К моему удивлению, открывшиеся моему взору залы после очередного поворота двери выглядели в отличном состоянии, однако вырвавшаяся наружу многовековая затхлость заставила мои ноги подкоситься. Глубоко сокрытое под землей сооружение представляло из себя целую систему хитросплетений из коридоров и шестиугольных комнат, на стенах которых были изображены совершенно фантастические картины, поражающие воображение сюжетами их отвратительном и богохульном великолепии, которые я не хочу описывать ввиду того ужаса, которым я был охвачен, завидев лишь одно такое изображение.       Продвигаясь вперед по коридорам, утопающих в бесконечно валяющихся книгах под слоем многовековой пыли, я услышал странный звук и сразу осознал, что я могу быть тут не один. Сначала показалось, что вновь слышу чьё-то еле различимое бормотание, которое то появлялось, то пропадало. Но чем глубже я продвигался, тем более отчетливее становилась речь, что звучала одновремнно так сладко, словно обещание о спасении души, и так же отвратительно, как проклятия магии Бездны. Вся эта ужасная какофония звуковнаполнила мою душу животным страхом, заставив думать, будто я всего лишь очередная добыча, угодившая в хитро раставленные сети. Мои мысли прибывали в совершенно беспорядочном состоянии, когда я вдали увидел знакомый тусклый зеленый свет от фонаря и высокую фигуру. Если я что и понял из увиденного до этого, так это то, что все в этом аду принадлежит миру, где нет смерти, но это не жизнь; где нет жизни, но это не смерть. Все это нечто глубже, скрытое от зрячих ...       Прежде чем я успел спрятаться, я понял, что меня заметили, однако и глазом моргнуть не успев, вновь воцарилась тьма, а чувство ужаса возросло настолько, что мое сердце вот-вот было готово разорваться в клочья. Позволив инстинкту взять вверх над разумом, я побежал прочь. Однако, минуя неизвестно какой по счету поворот, я увидел — это. Его шаг был тихим, а лязг цепей столь мелодичным. Демон, облаченный в длинный черный, словно самой тьме придали осязаемости, плащ с высоким рваным воротом. На месте, где у обычного человека начинается шея, у этого чудовища вырывался практически ослепляющий в кромешной темноте зеленый огонь, в чьих демонически танцующих языках на месте головы висело нечто похожее на маску-череп с зубастой пастью, которая искривилась в искаженной садистской улыбке, и вселяющими ужас прорезями на месте глаз, кричащими об истинном наслаждении этого монстра в пьянящем безумии. На груди у него болтались сцепленные друг с другом старинные ключи, а в руках, на испускающих призрачное свечение черных цепях его омерзительные орудия: в одной руке он держал косу, которой он не раз сдирал со своих жертв куски мяса, а в другой — фонарь, в неестественном свете которого, вместо потрескивания пламени был слышен вопль бесчисленных душ. Тут я и расстался с рассудком.       Я мало уже что помню о своем побеге из хранилища и о прошедшем в лихорадочном возбуждении поиске оставленной лодки. Кажется, я много кричал и хохотал как безумный, в то время как эта тварь своим загробным вселяющим еще больший ужас, нежели лязг цепей голосом напевала мелодию на неизвестном ныне языке, от чего та звучала еще омерзительнее. Смутно помню, что, выйдя наконец в море, меня застал большой шторм, словно само мироздание противилось, не желая отпускать меня с этих проклятых земель; в любом случае я отчетливо слышал раскаты грома, которые рисовала Природа, пребывая в самом дурном настроении, которые так отчетливо служили будто продолжением этого демонического голоса, хозяин которого остался где-то далеко позади.       Выбрался из забвения я лишь в местной лечебнице — В Зауне, — куда меня доставил капитан торгового корабля, обнаруживший моё суденышко посреди Моря Хранителя. Будучи в состоянии болезненного возбуждения, я много о чем поведал, но, обратив внимание на непрошибаемую веру в науку местного контингента, бросил эту затею. Эти накаченные химикатами и аугментами дуболомы даже не хотели допустить существование увиденного мною, да я и сам не настаивал в признании данного факта.       Каждую ночь, слыша раскаты грома, я слышу его загробный смех и в моей голове всплывает кошмарный образ того демона. Я перепробовал уже бесчисленное множество препаратов приобретенных как легального, так и не очень: но, увы, они, оказывая лишь периодический эффект, уже сделали меня своим покалеченным рабом. Часто я спрашиваю, было ли то чистым фантазмом, иллюзией, навеянной адским пеклом, пока я находился в беспамятстве, сбежав от пиратов-работорговцев. Стоит закрыть глаза, как мне вспоминается тот демонический конь и его наездник, тот кратер и Он. Стоит моему разуму отойти от наркотиков, как мне в очередном паническом припадке видится эта чертова фигура с ярко горящим фонарем, столь сладко манящим куда-то. И вижу я тот день, когда они покинут свои Сумрачные Острова, чтобы утопить упивающиеся магией ничтожное и жалкое в своих пороках человечество во тьме; тот день, когда над всем миром повиснет губительный туман, словно вуаль закрывающая несовершенство наше мира; столь привычные им руины воцарятся посреди абсолютного пандемониума.       Все скоро подойдет к концу, да. Я уже слышу чарующую мелодию Его цепей у себя за дверью. И этот манящий свет. Я не в силах больше сопротивляться.       До встречи…