Бесстрашная

— Я изгой, потому что не подхожу ни одной фракции, а ты — дивергент, потому что подходишь всем... Эвелин чувствует — этот день и эта встреча перевернут не только ее судьбу, но и судьбу всего мира — вернее, той его части, которая не лежит в развалинах на зараженной планете. Она спустя годы воссоединилась с сыном. И главное — встретила человека, способного этот мир изменить. Трис Прайор... — Она другая, — в гулких помещениях заброшенного завода голос Эвелин отдается зловещим эхом. — Трис не похожа ни на кого из нас... — Она дивергент, мама, — объясняет Тобиас. — Как и ты, — глухо шепчет Эвелин. — Помнишь, что показал твой тест? Поверь, Тобиас, она все изменит — не ты! Я и она. Я изгой, я пуста, во мне нет ничего — ни отваги, ни ума, ни доброты... Все это досталось ей. Я разрушу прежний мир, она сотворит новый. О да. Сотворит. Только найдется ли в этом прекрасном мире место для таких, как Эвелин Джонсон — лживых, эгоистичных, озлобленных, вышвырнутых на обочину? Тобиас пристально смотрит на мать, словно взвешивая и обдумывая каждое ее слово. — Это неправда, — наконец произносит он. — Ты не изгой. Ты просто... выбрала не ту фракцию. Эвелин надсадно хохочет. Когда-то она, чтобы не быть вместе с Джанин, сбежала из Эрудиции. Потом из Отречения... от Маркуса ли? Может, все эти годы она прячется от самой себя, от демонов, разъедающих ее душу и разум? — Джанин расправилась бы со мной еще на первом этапе инициации! Знаешь, как это бывает? Неофиты задают друг другу каверзные вопросы, кто не ответил — проиграл. Я никогда не посажу ее в лужу, зато она от меня камня на камне не оставит! При мыслях о Джанин она снова ощущает прилив неконтролируемой ненависти — тошнота подступает к горлу, дыхание сбивается, мозг превращается в пульсирующий комок боли. Нет, Эвелин Джонсон не Эрудит. Оказалось, и не Альтруистка — и Дружелюбной ей не быть... Она никогда не погасит бушующее внутри нее гневное пламя. Ее враги... их двое — Джанин Мэтьюз и Маркус Итон, и они будут преследовать ее вечно. — Я не имею в виду Эрудицию, мама, — поясняет Тобиас. — Ты могла бы стать одной из нас. — Кого — вас? — Бесстрашных. Потрясенная Эвелин судорожно прижимает ладони к лицу, чувствуя, как к щекам приливает кровь. — Я не Бесстрашная, — сдавленно шепчет она. — Я... боялась. Боялась его. Ты не представляешь, как. И сейчас боюсь. — Отца? — он словно выплевывает это слово. — Думаешь, я его не боюсь? И это не удивляет: Эвелин позабыла, как выглядит бывший муж, забыла его голос. Но тело будет помнить его даже спустя годы. Боль от побоев, вкус крови во рту, тягостное ощущение собственной беззащитности, неспособности дать отпор. Тобиас рассказывал, что он и его товарищи по фракции работают со своими страхами, учатся анализировать их и побеждать. Но Эвелин уверена — ее страх останется с нею навсегда... Когда-то она боялась быть отвергнутой, изгнанной, лишенной фракции и места в мире — не потому ли она сбежала в Отречение, куда принимали всех? Когда-то она бледнела и задыхалась от одного вида чужой крови. Пока не захлебнулась в собственной, больная, измученная, избитая до полубессознательного состояния. Когда-то она боялась Джанин, ее коварства, ехидства, подколок и безупречно логичных доводов. Когда-то она барахталась в паутине собственных кошмаров, пока не осознала, что они разрушают ее изнутри, тянут вниз, мешают жить, двигаться дальше и бороться. Пока один-единственный выстрел, заставивший Джанин замолчать навсегда, не высвободил ее разум и душу из плена нелепых предрассудков... Один выстрел — и враг, внушавший ей ужас в юности, безвольно оседает на пол. Джанин больше нет, фракций — тоже. Есть только она, Эвелин Джонсон — не изгой, но лидер и воин. Она готова сражаться, убивать, судить, казнить и миловать... но чаще казнить. Ее уже не пугает вид и запах крови, а багровые пятна на бетонном полу странно будоражат сознание. — Я не Искренняя и не Дружелюбная, и я буду лгать и сражаться, если придется! Она сражается и, когда нужно, лжет, заманивая «преданных» в ловушку. Торжествует, получая из рук Питера Хейеса орудие мести — газ для зачистки памяти. Но ее звездный час, триумф на грани безумия наступает, когда Эвелин испытывает новое средство на бывшем муже. Эвелин смотрит на Маркуса, лишенного воспоминаний и слабоумного, с наивностью ребенка озирающегося по сторонам и вопрошающего, кто все эти люди, и злорадно смеется ему в лицо, наконец-то отпуская своего главного демона. Это просветление — сознание, что и она, и Тобиас отомщены и вознаграждены за все! Того Маркуса Итона, который ее пугал, больше нет, и страха ее нет, есть только она и Тобиас, и их победа. Это опьяняет... Она восходит все выше, карабкаясь по лестнице из собственных фобий, расправляется с ними. И впервые в жизни Эвелин чувствует себя по-настоящему Бесстрашной. До тех пор, пока не узнает горькую правду — газ сотрет память не только «преданным», но и тем, кто ей по-настоящему дорог и близок. В том числе и сыну. Но поздно. Выстрел Хейеса не смертелен, но он лишает Эвелин способности двигаться и сопротивляться. И терзаясь собственным бессилием, она следит за зловещим красным облаком. Отрава рвется на свободу, просачивается в воздух, чтобы раз и навсегда разлучить ее с сыном. Прошлые кошмары Эвелин были ложными, придуманными ею же самой. Сейчас, оглушенная болью и отчаянием, она смотрит в лицо своему единственному страху. Алому страху забвения и небытия.