Победа без боя

Питер поправляет повязку на глазах, нервно стучит ногой по полу, но не слышит ничего из-за шумопоглощающего покрытия. Чутьё слабо трепыхается внутри, и Питер чувствует кожей мелкие колебания воздуха. — Баки? — А кто же ещё? Питер выдыхает — он ждал уже минут пятнадцать и начал волноваться, что Баки забыл про своё обещание потренировать его драться вслепую. — Я думал, ты не придёшь. Лёгкий смешок — уже ближе. — Я обещал? Обещал. Баки подкрадывается, практически не дыша. Питер блокирует его удар только благодаря чутью, подпрыгивает, уходя от подсечки. — Хорошо. Питер отклоняется назад, предупреждая хлопок ладонями по ушам, уверенными блоками ловит серию ударов по корпусу. Потом чутьё резко замолкает, и дезориентированный этим Питер вздрагивает, когда Баки подтягивает его к себе за талию, прижимает к груди. — Эй! Питер теребит повязку, но Баки шлёпает его по рукам. — Не трожь. Чутьё молчит. Баки затягивает узел на повязке крепче. — Как это работает? Питер ловит его за предплечье, предугадав лёгкий подзатыльник. — Как резкий непрекращающийся свист, который слышишь краем уха. Или комариный писк. Игнорировать сложно, противное ощущение. Баки вздыхает — и гладит его по голове. — Оно предупреждает только об опасности? — Да, — Питер жмурится под повязкой, наклоняет голову к ласкающей руке, — если человек не замышляет плохого, чутьё не реагирует. — А что расценивается как плохое? Вопрос Баки застаёт его врасплох. Питер никогда раньше сильно над этим не задумывался. — Ну, наверное, вред мне, — предполагает он вслух. — Моральный в счёт? Питер понимает, почему Баки спрашивает. Несмотря на стёртые Вандой из его головы коды ГИДРы и возвращение памяти о жизни довоенного Баки, он всё равно не стал тем, кем был раньше. — Думаю, да, — Питер деланно беззаботно пожимает плечами. — но обычно мне хотят навредить физи… Его затыкают грубым, жёстким поцелуем, наполненным отчаянной страстью. Похоже, Питер просчитался с мотивацией вопросов Баки. Чужие руки мнут бока, пальцы проскальзывают за пояс тренировочных брюк. У Питера моментально встаёт. — А о таком? Баки дышит громче и глубже. Тёплая вибраниумная ладонь с поясницы перемещается Питеру на шею. Сейчас бы снять повязку, посмотреть на Баки, понять, что происходит, но у Питера не хватает духу. — Нет. Питеру немного неловко: он не знает, куда деть руки. Будь это девушка, было бы проще. Но Баки — парень, и вдобавок нравится Питеру. — Знаешь, как хорошо стать наконец свободным в своих желаниях? — шепчет Баки ему на ухо, и у Питера волоски на шее встают дыбом, — Гидра убивала мою личность десятилетиями, но даже до них я не мог быть собой. Ты живёшь в счастливом веке, Питер. У вас гомофобия скорее исключение из правил. Питер чувствует его руку на своей пояснице, слышит горечь в голосе. — Ты нравишься мне, Питер, — Баки прикасается лбом к его лбу и печально вздыхает, — ты не видишь во мне прошлое. Все видят, особенно Стив. А ты — нет. Питер вспоминает знакомство с Баки после того, как мистер Старк наконец допустил его до работы с Мстителями. Тогда коды только-только стёрли — Баки два года пришлось провести в криокамере, пока Ванда училась у доктора Стрэнджа. Так что Питер ещё застал хмурого Зимнего Солдата, медленно возвращавшего себе чувства и память. Нынешний Баки, со слов Стива, напоминает себя старого: улыбчивый, весёлый, общительный. Но часто улыбка его не достаёт до глаз, и все до сих пор немного опасаются Баки. Команда приняла его, но не очень понимала, с пониманием в команде вообще довольно сложно. Но у Питера в вопросах дружбы инстинкт самосохранения отсутствовал в принципе. Последняя мысль Питера, которая становится решающей: они ведь сейчас примерно ровесники, за вычетом лет, которые Баки провёл, не по своей воле служа ГИДРе. А это значит, что Баки имеет немногим больше жизненного опыта, чем Питер, что нивелируется почти столетней разницей воспитания. Поэтому Питер тянется вверх, утыкается носом в щёку Баки и на ощупь находит его губы. Питер не слишком хорошо умеет целоваться — зато, как оказалось, умеет Баки. Он перехватывает инициативу и снова целует со всем столетним голодом до нежности, что в нём есть. Питер чувствует это своим чутьем, но его не предупреждают — толкают к Баки в объятия. — Не здесь, — стонет Питер ему в губы, — пойдём наверх. — Повязку только оставь, — просит Баки чуть задыхающимся голосом. — Всё ещё напрягают пристальные взгляды, прости. Питер улыбается и вкладывает свою руку в его живую ладонь. — Не вопрос. Веди.

***

Они пробираются по коридорам, прячась от других членов команды. Питера о них предупреждают необычайно обострившееся чутьё и уши, а Баки просто очень хорошо умеет скрываться. Они то и дело останавливаются, целуются. От рук на шее и боку Питер млеет, притирается к колену, втиснутому ему между ног. До какой спальни они в конце концов добираются, Питер узнаёт по запаху — и уверенно усаживает Баки на свою кровать. — Хочу попробовать кое-что, — говорит он, опускаясь на колени. Баки помогает ему расстегнуть молнию на своих джинсах. Питер на ощупь находит край его трусов, отодвигает, по запаху и теплу находя твёрдый, скользкий от предъэякулята член. Головка прикасается к его щеке, и Питер трётся о неё, позволяет скользнуть к губам и берёт в рот. Баки ерошит его волосы живой ладонью, глубоко и шумно дыша. Питер действует по наитию — обводит головку языком, выпускает её изо рта, дует, заставляя Баки вздрогнуть, а потом снова прикасается губами и ведёт вниз, к основанию. Натыкается подбородком на молнию джинсов, дёргает их, и ткань трещит под пальцами. Баки не возражает. С ним вообще не надо сдерживаться, и Питер довольно жмурится под повязкой. Он разводит Баки ноги, опускается ниже, утыкается носом в покрытую короткими волосками мошонку и широко, по-кошачьи часто лижет ему яйца. Член над ним дёргается, задевает Питера по лбу. Баки стонет. И-де-аль-но. Питер делает всё, о чём сам когда-либо мечтал, надрачивая в ванной и фантазируя. Многое оказывается довольно действенным: например, вылизывание члена заставляет Баки ёрзать под ним, вцепившись в волосы вибраниумной рукой. Живая ладонь ложится Питеру на щёку, и он поднимает глаза, ловя головку в рот, как верхушку мороженого. Сквозь повязку ничего не видно, так что Питер стягивает её. У Баки волосы завязаны в неаккуратный хвост, несколько прядей выбились и висят возле лица. Сейчас Баки даже на вид кажется ровесником Питера. Отсутствие щетины и ярко-голубые глаза этому способствуют. Губы, ярко-розовые после многочисленных поцелуев, разомкнуты: Баки тихо постанывает. — Питер, — шепчет он, гладя того по лицу подушечкой большого пальца, — Питер… Питер не выдерживает и пары секунд этой мольбы — рывком поднимается, спускает до колен тренировочные брюки вместе с трусами, взбирается к Баки на бёдра и захватывает их члены ладонью. Оба сразу. Баки накрывает его руку своей живой и, часто дыша, целует. Горячие стволы трутся друг о друга, Питер упирается лбом в плечо Баки, целует стык между живой плотью и металлом. Одна мысль о том, что все, кто делал из Баки машину для убийств, мертвы благодаря стараниям Мстителей, что теперь у него есть время прожить свою жизнь так, как хочется, и Баки делает это с ним, доводит Питера до края. Он дрожит всем телом, стискивая бёдра Баки судорожно сжавшимися ногами. Баки ахает, утыкается раскрытым в беззвучном стоне ртом ему в макушку, толкается в расслабленную руку, держа её своей, и тоже кончает. — Ва-а-ау, — тянет Питер, когда способность соображать и говорить возвращается, — кажется, я зря ушёл с головой в учёбу и супергеройство. — Ничего, — Баки заправляет ему за ухо несколько прядей и чмокает в нос, — нагоним. Я тоже хочу прожить то, что пропустил. Питер кивает, поворачивает голову и целует Баки — с языком, нежно, медленно. Баки трётся кончиком носа о его щёку, отвечая на поцелуй. Теперь у них есть всё время мира.