***
Никто не видит и не слышит, как отчаянно и страстно они предаются любви. Архонт Шпилей, вцепившись в могучие плечи Архонта Теней, прижавшись к нему изо всех сил, наконец-то может забыть обо всем и снова стать... Нет, не Вершительницей Судеб — просто женщиной в объятиях мужчины. Ее тело покрывают шрамы. Он целует каждый из них, кусает, словно надеется, что белая кожа опять окрасится алым, — хищник, желающий снова и снова лакать кровь добычи. Марку всегда мало — как и ей. Джемма помнит его голодный взгляд во время их поединков — взгляд, вызывавший в ней, тогда еще совсем девочке, тревогу и томление. Бледен Марк загонял ее в угол, а она закрывала глаза, ожидая последнего удара и в то же время понимая: нет, не убьет — и не убил, не пытался ни разу, но до чего ядовито-сладкими были мгновения, когда он останавливался, прижимая лезвие кинжала к ее шее! Когда между ними почти не оставалось преград, и они оба замирали в напряжении, чувствуя запах и дыхание друг друга. Порой Джемме казалось, что Марк жадно принюхивается, и в такие минуты он всегда напоминал ей свирепого желтоглазого зверя. Его довольная ухмылка была ей лучшей наградой за покорность, за признание его силы... Ни на что большее она тогда не надеялась.***
Она решилась учиться у него, понимая, что пути назад не будет. Так и вышло: новые шрамы, мучительные тренировки на грани, долгие месяцы танцев со смертью и последнее испытание, которое пережила лишь она одна. Других он не выпустил. Тогда она чувствовала себя загнанной антилопой — были, говорят, в Терратусе такие пугливые звери. Бежала, озираясь, лишь изредка переводя дух: красться во мраке или прятаться в лесу было бессмысленно — в тени он нашел бы ее куда быстрее, чем на свету. Вздремнуть можно было только на голых скалах или на равнине, на самом солнцепеке — он не сумел бы подойти незамеченным. Зато ночами Бледен Марк развлекался вовсю — внезапные удары сыпались словно из ниоткуда, от неминуемой гибели Джемму спасали только изворотливость и то, что она уже неплохо знала его боевые привычки. «Не убивай меня, Марк», — шептала она, обращаясь к темноте. Через два дня она измучилась. Через четыре ее трясло от усталости, голода и отчаяния. Через шесть, зажимая очередную рану, плача и шипя от боли, обливаясь кровью, она почувствовала, что начинает сходить с ума. Руки не слушались, и она никак не могла верно начертить единственный исцеляющий сигил, который успела выучить... Когда ей это удалось, она легла навзничь, сжимая кинжалы, и долго лежала, прислушиваясь, но не слышала ничего, кроме звона в ушах и шелеста неведомых голосов в собственной голове. На седьмой день ничего не произошло. Джемму терзала постоянная жажда, и она пила из ближайшего ручья, не заботясь о том, чиста ли вода. На восьмой день она, дрожащая, полубезумная, с посиневшими губами, равнодушно поднялась и побрела куда глаза глядят. Домой. Где прячется Бледен Марк и не собирается ли напасть, ей было уже все равно. Джемме хотелось одного — чтобы этот кошмар закончился, а еще сильнее хотелось уснуть. Навсегда? Да хоть бы и навсегда. Лишь бы поскорее. Блестящий огромный щит, валяющийся в пыли, она увидела издали. Джемма слишком хорошо его знала — это был щит ее бывшего возлюбленного, Варрета, бросившего ее за девять локтей до того дня. Стать Вершителем Судеб ему было не суждено. Она подошла ближе. Зачем-то окликнула неподвижно лежащего Варрета, хотя ветер донес до нее резкий запах мертвечины. «Сколько дней он тут?» — спросила она себя, удивившись тому, что даже не напугана. Она как будто потеряла способность чувствовать и с болезненным любопытством разглядывала того, о ком еще недавно проливала горькие слезы. Раздутый смердящий труп, опутанный грязной сетью вен с загнившей кровью, — если бы не щит и одежды, даже Джемма не узнала бы своего самодовольного красавца. Пыль возле тела стала красно-бурой, над ним вились мухи. Обойдя Варрета, она увидела его распоротый живот — кто-то хорошо постарался, один глубокий разрез, и все кончено. Надо ли гадать, кто это был! Стараясь не смотреть на вывалившиеся внутренности, Джемма зажала нос. ...И еле успела увернуться, увидев, как ее тень стремительно сгущается. Клинок Марка скользнул по плечу, распоров тунику и кожу. Снова — в который раз за эти дни! — Джемму оглушила боль. Она не испугалась. — Это ты убил его? — спросила она и сама поразилась тому, как спокойно и невозмутимо звучит ее голос. Поняла, что чувствует нечто вроде благодарности — Бледен Марк как будто вступился за ее поруганную честь, выпотрошив Варрета, хотя сама Джемма тут же подумала, что предполагать такое довольно глупо даже после восьми дней страданий. — Лишние вопросы, девочка, — в голосе Архонта Теней не было насмешки. Теперь он пришел и за ней — холодный, собранный, злой. Снова удар, снова вскользь, теперь по груди. Новая рана. Ну уж нет! Если ей и суждено умереть, то палачу придется потрудиться. Джемма сорвала с себя искромсанную окровавленную тунику, чтобы не мешала драться. Решительно начертила сигилы над ранами. Перехватила поудобнее кинжалы и встала в боевую стойку, грязная, голая, одичавшая и готовая биться насмерть. Может, и женщины на его родине были такими? — Подходи, — выдохнула она. — Мне надоели игры. Я тебя не боюсь. Архонт Теней бросился на нее. Она отражала удар за ударом словно во сне, ничего не слыша, кроме лязга железа, ничего не видя, кроме черных кинжалов и ярко-красной краски на лице Марка, ни о чем не думая и ничего не чувствуя, кроме напряжения. Снова и снова — Архонт нападал без передышки, бил без пощады и несколько раз задел ее. Джемма не смотрела на раны. Боль и усталость брали свое, и ей было ясно: она не выйдет из этого поединка живой. Что же, пусть Марк запомнит его! Неожиданный выпад — и она застала Архонта Теней врасплох. Лезвие молниеносно прорезало ему плечо. — Стой. Хватит. Кинжалы Бледена Марка внезапно исчезли с тихим шипением. Джемма, оцепенев, смотрела, как по темной коже тихо струится кровь. Раньше она никогда не наносила ему таких ран. — Больно? — виновато спросила она. Он ухмыльнулся в ответ: — Да, но ты только что научилась самому важному. Тому, что я никак не мог вложить в тебя. Поздравляю, ты справилась. Мы закончили. Она отступила на шаг и снова подняла кинжалы: — Отличная уловка, но не сработает. Бледен Марк недовольно покосился на нее: — Я же сказал, девочка: мы закончили. Не заставляй меня повторять. Тебе мало моего слова? Джемма, тяжело дыша, отбросила оружие и рухнула на землю: — Ну, если захочешь убить, все равно ведь убьешь, да? Он досадливо поморщился и сел рядом. — Какой же ты бываешь занудой! Мне не нужна твоя смерть. Главное, что ты убедилась: даже тем, кого хорошо знаешь, стоит пустить кровь, если твоя жизнь в опасности. Ты преодолела себя, решила сражаться даже после того, как увидела своего дружка с распоротым брюхом. Для тебя не осталось ничего, кроме битвы и желания выиграть ее. Так? Джемма кивнула и нарисовала сигил исцеления над его плечом. Кровь замерла. — Это доказывает, что ты настоящий воин. Ты умеешь выживать и умеешь сражаться. Сегодняшнее испытание не было последним, но его ты выдержала и даже, как выяснилось, помнишь то, чему я тебя учил. Я, можно сказать, горжусь тобой. Джемма усмехнулась, удивившись про себя тому, что земля так стремительно двинулась к ее лицу, и вдруг мир исчез. После этого в ее памяти остался неприятный провал — до самого их появления в Суде. Единственное, что она смутно помнила, — как ее осторожно трясли за плечо, а потом она прижималась боком к жесткому и холодному, пока кто-то нес ее на руках.***
Тени, обволакивающие их, мерно колышутся. Джемма наслаждается, принимая своего безудержного могучего Архонта, разделяя его ярое, животное желание. Они слишком похожи и оба до сих пор делают вид, что не до конца доверяют друг другу, но не в эту минуту, когда удовольствие на пределе. После всего насытившийся Марк и успокоенная Джемма некоторое время смотрят друг на друга, а потом, закрыв глаза, соприкасаются лбами и кончиками носов. Говорить уже ничего не нужно. Утро Джемма снова встречает одна. Марк теперь появится нескоро — у него полно важных дел. Он исполнит все, что она прикажет ему, главное — сдержаться и не позвать его обратно. Воспоминания об их исступленном совокуплении и так могут отвлечь неутомимого Архонта от работы... При этой мысли она улыбается.