Бокал вина, много дыма и рассуждения

      Тишина, прерываемая жалким тиканьем часов, заполненная сигаретным дымом темная комната, в которой никто так и не удосужился включить свет, легкий цветочный запах хорошего вина и холод, едва-едва бьющий по ногам. Любому, кто сказал бы, что ситуацию клишированнее возможно найти, Накахара не промедляя отвесил бы как минимум щелбан, даже если бы это было правдой.       Но никто ничего не говорил - ни он, задумчиво вглядывающийся в тлеющий огонек сигареты, ни девушка, что сидит на подоконнике и чуть покачивает бокал в руках. В бокале вино, и Чуя не спрашивает тигрицу, стащила ли она у кого-то бутылку, или все же выпросила, строя умилительно-жалостливую мордашку и глядя притворно честными, поддернутыми для пущего эффекта слезами, глазами.       Ацуши закутана в одну только простыню, босые ноги закинуты на подоконник и из-за сгиба в колене оголены до середины бедра; черноволосая молча смотрит в окно, в пейзаж за ним, различая за мокрым, покрытым дождевыми каплями окном огни ночной Йокогамы; Ацуши что-то негромко напевает, что-то печально-красивое, иногда прерываясь на новый, короткий глоток. Ей всего четырнадцать, и рыжеволосый отмечает, что желтоглазая совсем не умеет пить, но вслух ничего не говорит.       Дети в наше время быстро взрослеют. Чуя, выдыхающий в темную комнату сигаретный дым, впервые понимает это как никогда ранее. Понимает это, смотря на хрупкую фигуру девушки, вспоминая, что у них обоих руки уже по локоть в крови, ловя собственное отражение на глади зеркала... Они не сломлены, но вот он точно выглядел бы старше своих восемнадцати, если бы не рост. Накаджима же еще растет, и голубоглазый невольно мечтает о том, чтобы, когда она перестанет расти, она не оказалась выше его.       Ему нравится черноволосая эсперша, столь дикая, необузданная, яркая - существует много девушек, похожих на неё, но в дерзости многие ей уступают. Чуя вспоминает, насколько же хорошая эта девушка актриса, насколько незаметно под маской невинного дитя притаилась убийца. Вспоминая её, когда Мори только-только привел из приюта девочку с пусть и читающимся в них недовольством, но ясными глазами столь потрясающего цвета, картинка, как она становится одной из убийц Портовой Мафии, складывается отчетливо, пусть поначалу и неохотно - в конце концов, и так пропитанному неприязнью к людям сознанию нужно было просто дать толчок в нужную сторону, чтобы что-то раннее неприемлемое стало основой жизни.       Обычно вечера вместе они проводят гораздо шумнее - ссорятся, кричат, смеются и твердят что-то о любви, такой глупой, подростковой и скорее всего мимолетной, но приносящей наслаждение обоим; ближе к ночи, когда дело доходит до пробуждающейся бурлящей страсти, никто, несмотря на возраст, не отказывает себе в интимной близости, и почти каждый раз Чуя повторяет, что из Ацуши была бы совсем отличная любовница, кусайся она поменьше - а ведь стонет так убедительно и сладко! Вот только Накаджима, смеясь, принимает своего рода совет в штыки, и кусает только сильнее, впрочем тут же зализывая следы своих зубов.       Однако то обычные вечера... А сегодня все тихо. Ни смеха, ни криков, ни чего-либо еще - они оба разбиты, и отнюдь не из-за неудачи на задании.       Ода Сакуноске никогда не был им особо хорошим другом, но они знали об этом человеке и по-своему его уважали. Весть о его смерти будто подкосила обычно активную девушку, Накахара же предпочел больше отдать свою дань уважения павшему товарищу. Хотя происходящее вызывало нервный смешок - по итогу, повелитель гравитации травит себя ядовитым дымом, которого в маленькой комнате уже непозволительно много, а тигрица медленно спивается, хоть с одной бутылки, по факту, ничего еще не будет.       Точно вспомнив о наличии алкоголя, Накахара очухивается из собственной задумчивости, и переводит взгляд с дотлевающей сигареты на девушку. Она уже не смотрит в окно, и бокал не в её руках, а отставлен и стоит рядом - сама же Ацуши уткнулась лбом в колени, обнимая себя за хрупкие плечи. Кажется, Чуя мог бы поклясться, что они чуть подрагивали...       С его губ срывается тихий вздох, когда он тушит сигарету о дно пепельницы, а потом рывком поднимается с насиженного места - чтобы подойти к девушке. Комната маленькая, поэтому он преодолевает расстояние всего в три шага, и останавливается, собираясь с мыслями - ну, встал, подошел, и что теперь?       Ответ приходит сам собой, когда Ацуши поднимает свои прекрасные, но все же чуть покрасневшие из-за слез глаза на него. Чуя снова вздыхает, и, беря в одну руку бокал, другой обнимает тигрицу, прижимая к себе, зарывается носом в темные пряди на макушке, и шепчет что-то ласковое и наверняка глупое, он не следит за речью сейчас, а она обхватывает его руками в ответ, цепляясь пальцами за одежду, сжимая её между ними. Кажется, сейчас она снова всхлипнула...       Голубоглазый подносит бокал ко рту и, немного выждав, все же пробует вино. Что ж, он был прав: качественная штука.