Зеркала, Время и Вершители

Магистр Креппа Шкутар скорчившись лежал на холодной влажной земле. Бой дался ему очень и очень нелегко — он с трудом мог шевелиться, а дыхание было хриплым и прерывистым. Что, в общем-то, не мешало осыпать проклятьями и оскорблениями победившего его врага. Голос периодически срывался на сдавленный кашель, но Креппа самоотверженно продолжал свое бессмысленное занятие. Глядя на поверженного магистра сверху вниз, Махи Аинти испытывал легкое раздражение и безмерную скуку. В конце концов, не для того он загонял это грешного любителя покататься на чужих горбах в этот забытый Лихими Ветрами огрызок мира, чтобы слушать его упражнения в сквернословии. — Я жду, — сурово произнес Махи. — И мое терпение на исходе. Креппа Шкутар лишь заскрипел зубами в ответ: — Ты еще пожалеешь, что связался со мной, Аинти. — Я уже жалею, что трачу время на бесполезные разговоры с тобой, — кеттарийский шериф недобро прищурился. — Верни то, что украл, и можешь проваливать. — Ты прекрасно знаешь, — неожиданно печально произнес Шкутар, — что если я выпущу дух мальчишки, то уже не смогу никуда убраться. Махи усмехнулся в рыжие усы: — Неужели? Ты всерьез думаешь, что это должно меня волновать? Он поднял руку, между его пальцев запрыгали зеленоватые искры. Воздух наполнился неприятным треском, словно кто-то рвал на лоскуты ветхую ткань. — Стой! — из последних сил прохрипел Креппа. — Твоя взяла, Аинти, забирай… Шериф славного города Кеттари ничего не увидел, но он явно почувствовал присутствие. Дух разных людей всегда ощущается по-разному. Этот был теплым, очень подвижным, он слегка покалывал кожу и почему-то вызывал ассоциацию с быстро бьющимся сердцем какого-нибудь мелкого хищника. Махи протянул правую руку, особым образом сложив пальцы, и направил эту похищенную частицу духа к его хозяину. Важно было указать ей путь, и пробудить достаточно памяти, что бы та не затерялась в Хумгате. И тут Шкутар резко дернулся. Собрав остатки сил, он рывком приподнялся с земли, слабеющими пальцами обвил левое запястье отвернувшегося Махи. Раздался тихий хруст, кеттарийский шериф зашипел от боли, и отдернул закровоточившую руку. Креппа хрипло расхохотался, и тут же закашлялся, из уголка рта поверженного магистра заструился ручеек крови. Одарив его злобным взглядом, Махи поднес к глазам собственную руку. Из небольшой раны на тыльной стороне запястья торчали несколько маленьких сверкающих осколков. Осколков зеркала. — Посмотрим, как ты справишься с этим… — прохрипел Креппа. Но посмотреть на что-либо ему было уже не суждено. Чем бы ни был этот его выпад, но он отнял у магистра последние силы. Креппа Шкутар болезненно дернулся, захрипел и замер. Махи Аинти равнодушно наблюдал, как стекленеет его взгляд. Личность бывшего противника уже не интересовала его. Больше всего шерифа волновало, что за прощальную пакость оставил ему Креппа. Он поднес руку к глазам. На первый взгляд, ничего страшного — несколько небольших порезов. Похоже, в ладони, которой Крепа схватил Махи за руку, было маленькое зеркало. Магистр раздавил его о запястье противника, порезав осколками кожу. Ну и что? Чуть поморщившись, Махи вытянул один осколок из раны. Покрутив его в пальцах, колдун посмотрел на него, особым образом, выявляя любую злокозненную дрянь, которую мог нести на себе невзрачный осколок. Ничего. Никакой магии, ни скрытой, ни явной, совершенно не к чему придраться. Однако… Махи Аинти немало знал о Креппе Шкутаре, старшем магистре Ордена Медной Иглы, прозванный «зеркальным магистром» за непонятную страсть к отражающим поверхностям, и талант использовать эти поверхности в магии самыми причудливыми, и, что куда важнее, очень действенными способами. Как ни крути, а противником он был стоящим, сильным колдуном с нестандартным мышлением. Только вот, при всех талантах Шкутара, дорога в Хумгат ему была заказана. А «зеркальному магистру», по-видимому, очень приспичило помотаться по иным мирам. И нашел же способ, поганец. И гулял бы сейчас в свое удовольствие, если бы не просчитался с выбором «ездовой лошадки». Хотя, надо признать, действовал Креппа виртуозно. Настолько, что кеттарийскому шерифу пришлось изрядно повозиться, прежде чем удалось выяснить, кто умыкнул частицу духа его ученика, и где его разыскивать. После чего долго гнать похитителя чуть ли не через весь Хумгат, чтобы, наконец, прижать в этом странном, то ли еще толком не созданном, то ли уже практически развалившемся, мире и объяснить, почему не стоит задевать тех, кого Махи Аинти берет под свою опеку. Шериф вытащил из раны все осколки, залечил руку, постоял задумчиво, разглядывая горстку битых стекол на своей ладони, и осторожно ссыпал их в карман лоохи. Прощальные подарки таких умельцев как Креппа без внимания оставлять нельзя. Короткого взгляда колдуна хватило, чтобы тело Шкутара охватило зеленое пламя, старательно уничтожая даже воспоминания о том, что «зеркальный магистр» недолгое время присутствовал в этом мире. Больше здесь делать нечего. Махи прикрыл глаза, и шагнул вперед, чувствуя, как его радостно принимает Хумгат. К Дому у Дороги Махи успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как порыв ветра распахнул окно его собственного кабинета. Спустя пару минут через подоконник резво перемахнула высокая худощавая фигура молодого помощника шерифа. Парень с ошалелым восторгом в светлых глазах крутил головой. Он скользил взглядом по листьям деревьев, по стене здания, по траве у себя под ногами, и зеленому рожку зеленой луны над своей головой. Вглядывался в бархатную темноту ночи, и дышал. Казалось, с каждым новым вдохом, парень старается вместе с влажным воздухом втянуть в себя весь окружающий мир, все на что натыкается взгляд. Так и не заметив своего учителя, стоящего в тени дерева шотт, он, продолжая вертеться как флюгер, побрел куда-то в темноту. Подождав, пока ученик исчезнет из виду, Махи покинул свое укрытие, для порядка ворча на ходу: — Всего ничего на должности помощника шерифа, а уже удрал с дежурства… Но был доволен. Мальчик снова становился похожим на себя, а не на то выцветающее на глазах недоразумение, которым был последнюю дюжину дней. Совершенно невозможное зрелище. В свой кабинет Махи вошел тем же манером, каким покинул его мальчишка Халли — через окно. Вообще это конечно не дело, что в кабинет шерифа вот так запросто можно забраться. Надо что-то придумать самому или… «Или озадачить данным вопросом этого счастливого дезертира, — подумал Аинти, усаживаясь за свой стол. Усмехнувшись в усы, он посмотрел в темноту за окном, и его взгляд вдруг стал задумчиво-тревожным. — Не рехнулся бы парень от остроты ощущений». Но, покачав головой, шериф отбросил эту мысль. Ничего, Джуффин — мальчишка крепкий, справиться как-нибудь. Неторопливо набив и раскурив трубку, Махи Аинти вытряс из кармана на столешницу осколки зеркала, и задумчиво уставился на них. Что же это за пакость такая? В них нет Очевидной магии, а к Истинной Креппа Шкутар не был способен. Значит что? Просто злобный, но безвредный плевок в спину напоследок? Нет, «зеркальный магистр» никогда не был мелочным брехуном — его угрозы всегда имели под собой хоть какую-то основу. Шериф склонился над осколками, буквально ткнувшись в них носом. Выпрямился. Протянул руку, соединил кончики большого и безымянного пальцев, чуть согнул указательный, а средний и мизинец прижал к ладони. Старый фокус, но верный. Требует много сил, но выявляет все что скрыто, как бы оно хорошо не было запрятано. На миг Махи примерещился легкий зуд в запястье, там где были ранки от разбитого зеркала. На острых гранях осколков скользнули едва заметные глазу блики. Так быстро, что могло и показаться. И все. Аинти откинулся на спинку кресла, продолжая задумчиво дымить трубкой. Он любил загадки. Не обожал, и не гонялся за ними, но если они сами шли в руки, то кеттарийский шериф не видел причин, почему бы их не порешать. Как старый, уже много повидавший колдун, он был доволен, если загадка попадалась достаточно сложной. В силу тех же причин, он привык, что рано или поздно эти загадки безоговорочно сдавались ему, а подвижки начинались с первых же минут, как Махи за них брался. Чего он не любил, так это упорно не понимать сути пресловутой загадки, которая несла в себе угрозу. Как будто пытаешься выломать дверь, которой никогда не было в сплошной стене. В такие минуты у Аинти создавалась ощущение, что эта загадка по-детски элементарна, так мальчишество какое-то, а не загадка. А он — Вершитель, могущественный колдун, кеттарийский шериф Махи Аинти — просто слишком стар и обстоятелен, что бы ее понять. И, к примеру, тот же Джуффин, с его незамутненным опытом взором, и приличным шилом в заднице, разгрыз бы этот орешек в два счета, с наскока. Сквозь сизый дым своей трубки Махи лениво скользил взглядом по кабинету. И едва заметное глазу движение заметил почти случайно. В дальнем углу, где было большое тусклое зеркало. Старое, в простой потрескавшейся раме, оно висело в Доме у Дороги едва ли не со дня окончания строительства этого самого дома. Сам Махи редко в него заглядывал — когда он умостил свой зад в кресло шерифа города Кеттари, собственная внешность уже мало его волновала. Он и так знал, что с ней все в порядке. Время от времени это грешное зеркало даже раздражало его. И вот сейчас в нем наблюдалось какое-то движение. Легкое, едва заметное… Странности в зеркале после предсмертных угроз «зеркального магистра», ну-ну. Нужно быть полнейшим кретином, чтобы не провести параллели… Махи неторопливо выбрался из-за стола, исподволь чувствуя, как крепчают его магические щиты. Внешне оставаясь совершенно спокойным, даже расслабленным, шериф готов был к встрече с любой пакостью, притаившейся по ту строну стекла. Из зеркала на Махи смотрел невысокий, крепко сложенный человек, неопределенного возраста. Слишком светлая для жителя Кеттари кожа, зеленые глаза, довольно крупный нос, тонкие губы — в сущности, ничем не примечательно лицо, если бы не роскошные усы, рыжеватого цвета. Кроме собственного отражения, ничего подозрительного колдуну обнаружить не удалось. Несколько сложных магических пассов, ярко вспыхнувшие и тут же погасшие линии древних знаков, зависших в воздухе перед непокорным зеркалом не дали никаких результатов. — Вурдалаки тебя дери, Креппа, — от души пожелал Махи почившему магистру, проводя пальцами по прохладной зеркальной поверхности. — С твоими зеркальными штучками. Ситуация начинала его сердить. И что еще хуже — Аинти уже почти созрел, для того, что бы почувствовать себя дураком, а это уже никуда не годится. Он повернулся, намереваясь вернуться в свое кресло, сделал шаг и замер. Просто не смог отнять руку, которой касался зеркала. Ладонь намертво приклеилась к стеклу. — Уже что-то, — усмехнулся Махи, затянулся трубкой, которую продолжал держать в другой руке. Страха он не испытал — не в том уже возрасте был кеттарийский шериф, что бы бояться неизвестно чего. Так, легкое беспокойство и столь же легкое любопытство. Он присмотрелся внимательнее. Ладонь словно бы чуть-чуть вплавилась в зеркало. По ту сторону стекла те же проблемы с рукой испытывал и двойник шерифа. Хотя, нет. Отраженный Махи явно не считал это проблемой. Вместо того, что бы послушно повторять движения оригинала, и осматривать собственную конечность, отражение равнодушно смотрело на колдуна, пытающегося высвободить ладонь из зеркального плена. Махи на это только хмыкнул, но беспокойство его слегка усилилось. Зеркальный двойник подался вперед, словно хотел выдавить стекло с той стороны. И Махи ощутил, как зеркало под его ладонью поддается. Стекло стало мягким и холодным, ладонь отражения вышла из своей плоскости, натянув зеркальную гладь, как перчатку, и обхватила пальцами ладонь шерифа. К этому моменту Аинти уже понял, что сможет обрести свободу только отрезав себе руку, а на такие жертвы он был не готов. Махи ударил, чистой силой, той, что зовется Истинной Магией. Выпустил ее из собственной кожи, позволив самой определить, что делать с агрессором. Сила радостно устремилась к зеркалу… и бесследно растворилась в нем. Все, что случилось дальше, заняло от силы пару секунд. Не став дожидаться, пока Махи Аинти сделает хоть какие-то выводы, его зеркальный двойник ударил в ответ. Продолжая держать ладонь колдуна, он вскинул вторую руку, и зеркало взорвалось изнутри. Тысячи сверкающих осколков полетели в лицо Махи, не причиняя, впрочем, никакого вреда. Не спеша осыпаться на пол, осколки застыли в воздухе, неправдоподобным искрящимся облаком. А ничем больше не ограниченное отражение уже сомкнуло свои жесткие пальцы на шее шерифа, и неумолимо затягивало его в свое непонятное зазеркалье. Сила у этой твари была немереная. Даже не успев током начать сопротивляться, Махи оказался по ту сторону зеркала. Страха по-прежнему не было, и кеттарийский шериф даже успел отметить несколько деталей. Например, что взбунтовавшее отражение уже не так уж и похоже на него — лицо двойника поплыло и начало меняться. Или что висящие в воздухе осколки, метнулись обратно, словно время повернулось вспять, и зеркало, как дверца захлопнувшейся ловушки, встало на свое место, без единой трещинки. И самое главное то, что когда двойник ухватил его за горло, Махи от неожиданности разжал пальцы, и выронил свою трубку. Краем глаза он успел увидеть ее, лежащую на ковре, возле злосчастного зеркала и лениво дымящуюся. «Не случилось бы пожара», — успел подумать Аинти, прежде чем очередной рывок держащей его руки не выбил из шерифа сознание. Впрочем, по его же собственным ощущениям, пришел в себя Махи довольно быстро. Оглядевшись, он сделал вывод, что место это более, чем странное. Везде — под ногами, над головой, справа и слева, впереди и за спиной — однообразная темная беспрерывно движущаяся серо-зеркальная муть. Ноги стояли на твердой поверхности, но когда Махи, присев на корточки попытался коснуться ее рукой, его ладонь беспрепятственно опустилась ниже его же сапог. Аинти выпрямился, сделал несколько шагов, поднял руки, развел их в стороны. И сделал вывод — ноги стоят прочно, рукам ничего не мешает, уже не плохо. Потом он посмотрел на отражение. Точнее, на существо, которое прикидывалось его отражением в зеркале, и затащило в это непонятное «сюда». Оно стояло шагах в десяти поодаль. Его лицо плыло и менялось, выдавая то один образ, то другой. Махи узнавал почти все лица, и все они были неприятны ему. Старые знакомые его бурного прошлого. Старые неприятели. Зато это позволило Махи предположить, что за тварь он видит перед собой. — Ты Доперст? — напрямую спросил шериф, не делая попыток приблизиться к единственному собеседнику. — Да, — равнодушно ответило существо, определившись, наконец, с образом и смотревшим на Махи маленькими темными глазами Креппы Шкутара. Доперст. Колдун припомнил все, что знает об этих существах. Достоверной информации о них досадно мало — слишком редкая пакость. Приходят непонятно откуда, кормятся людскими страхами, могут принимать любой облик, но предпочитают тот, которого больше всего боится смотрящий на них человек. Да, конкретно этому Доперсу не повезло — если у Махи Аинти и были страхи, то они не имели лиц, поэтому странному созданию приходится довольствоваться теми, кто кеттарийскому шерифу просто неприятен. И, разумеется, Креппа Шкутар сейчас лидирует в этом списке. А еще Махи знал, что Доперсты никогда не лгут. — Откуда ты взялся? — спросил колдун. — Меня создал магистр Креппа Шкутар, — равнодушно ответствовал доперст. — А что это за игры с зеркалом? Разве Доперсты обитают в зеркалах? — Нет, — так же безразлично сказало существо. Его лицо снова «поплыло» и принялось меняться. — Но Креппа создал меня случайно, и побоялся убить. Он заключил меня в ловушку-зеркало, и заколдовал принадлежать тому, чьей крови мне удастся вкусить. Но я не могу покинуть ловушку, поэтому должен затянуть к себе того, чьи страхи будут меня питать. — Не много тебе жиру с моих страхов, — заметил Махи. — Что это за место? — Скрытая сторона зеркала, — ответил доперст. — Это как? — не понял Махи. Но Доперст промолчал. Видимо, это означало, что он не знает. Создание снова выбрало себе облик, и теперь несколько неуверенно взирало на Аинти глазами его молодого ученика. Махи даже слегка растерялся. Парень даже не успел начать раздражать его как следует, что уж говорить о каком-то страхе. Странная логика у этих Доперстов. Махи попытался колдовать. Пытался уйти на Темный Путь, открыть дверь в Хумгат, вернуться по собственным следам, разрушить эту проклятую «скрытую сторону зеркала» как обычное наваждение, и наваждение воплощенное. Все было тщетно — это гиблое место проглатывало всю силу его ворожбы, даже не замечая ее. Под конец Махи убедился, что ни послать зов кому-либо, ни даже запалить огонь на кончиках пальцев (самое простое и бесполезное, на взгляд Махи, колдовство) он не может. Да-а, ситуация… — Как отсюда выбраться? — спросил шериф, вытирая рукавом лоохи вспотевший лоб. — Мне — никак, — ответил Доперст голосом Креппы, лик которого снова нацепил на себя. Махи удивленно приподнял брови — ему показалось, или он действительно услышал издевку в голосе это бесстрастного существа? — А мне? — Ты можешь уйти моей дорогой. Ты ведь знаешь, как это сделать? И что тебя ждет? Махи прикрыл глаза. Чего-то подобного он и ожидал. Да, Креппа оказался хитрым мерзавцем — тонко отомстил, нечего сказать. Создать ловушку на основе своих излюбленных зеркал, засадить в нее Доперста, через зеркало-проводник дать этой мистической твари узнать запах крови того, кого нужно затянуть в эту ловушку. И оставить ключик «на выход» — все того же Доперста. Убивший Доперста должен занять его место. И бродить его тропами, на которых практически невозможно сохранить себя. Над Доперстами не властно пространство. Над тем, кто стал Доперстом будучи достаточно могущественным, не властно еще и время. Это легкая и приятная сила, в которой растворяется сама личность, превращая ступившего на тропы Доперстов в равнодушное питающееся чужими страхами существо. По совести говоря, от подобных перспектив Махи Аинти был более чем не в восторге. И самим собой, и своей жизнью он был вполне доволен, и терять все это не хотелось. С другой стороны выбора особого нет — либо отказаться от себя и уйти отсюда тропой Доперста, либо сидеть в этой проклятой ловушке, при своей памяти, с нудным и равнодушным собеседником… и без любимой трубки. Этот последний аргумент показался шерифу Кеттари самым веским. Махи посмотрел на Доперста. Тот ответил ему взглядом его же собственных глаз. Поганец снова решил поиграть в отражения. Ну что ж, пускай. Убить доперста не сложнее, чем обычного человека. Аинти приблизился к своему двойнику. Доперст умудрился скопировать даже его обычное выражение — едва заметная ироничная ухмылка, хитрый прищур, чуть приподнятая бровь. — Надеюсь, мы еще увидимся, сэр Махи Аинти, — насмешливо произнес колдун, зашел доперсту за спину и одним быстрым движением свернул ему шею. Серой зеркальной пылью тело доперста осыпалось к его ногам. Окружающие пространство пришло в непонятное беспокойное движение, появился ветер, который казалось, задался целью сдуть эту зыбкую серую муть. Усмехнувшись, Махи двинулся навстречу этому ветру, а в его душе крепло намерение — куда бы ни привели его тропы Доперста, он должен сохранить себя и вернуться в Кеттари. * * * Все менялось. Время, миры, обитатели этих миров, пища, напитки, речь, воздух, страхи… Неизменным оставалось только одно — зеркала. Они были везде, куда заносило того, кого когда-то звали Махи Аинти. Зеркала оказались его дверями. Очень удобными, к слову сказать. Трудно вообразить мир, где не нашлось бы не одной отражающей поверхности. Все миры были открыты перед ним. И все времена этих миров. Он никогда не давал себе труда подумать о том, куда бы он хотел попасть и что увидеть. Подсознание самостоятельно формулировало желание, а любое зеркало с радостью исполняло его. Стоило лишь коснуться пальцами отражающего стекла, и оно радостно втягивало в себя странника, затем, чтобы другое зеркало выпустило его там, где ему хотелось бы быть. Это был восторг. Его глаза с жадностью охватывали не виденные прежде чудеса. Мир со странной избирательной гравитацией, где огромные горы парят в небе. Мир, где встают четыре разноцветных солнца одновременно, окрашивая всю воду во всевозможные цвета. Мир, где никогда не бывает рассвета, и царит постоянная ночь. Мир, где в дневное время вся суша — жаркая пустыня, но едва лишь два солнца этого мира скроются за горизонтом из песков за какой-то час вырастает густой влажный лес, который снова осыпается песком едва лишь забрезжит рассвет. Он был счастлив. Он бродил по этим мирам, вдыхая в себя их воздух, пробуя самую невероятную еду, наблюдая за жителями этих миров, и платя за это удовольствие смешную (по его мнению) цену — одиночество. Это было неизменно — он всегда оставался одинок, будучи воплощенным страхом каждого, кто смотрел на него. Его это не волновало. Он впитывал миры, людей, нелюдей, запахи, знания, силу… Запоминал, фиксировал в памяти, точно зная что в нужный момент вспомнит все из увиденного, до мельчайших деталей. Это было прекрасно, это была свобода в самом чистом виде. Но иногда, когда он зачем-то прислушивался к себе, он ощущал легкий дискомфорт — ему казалось что он что-то упустил. Забыл что-то, что очень уж не хотелось забывать. А он забыл — и предательница память настойчиво прячет от него это важное нечто. Ему не нравились эти мысли и эти ощущения. Его раздражала бесплотность собственных попыток вспомнить. В такие моменты он просто касался очередного зеркала, и отправлялся дальше — топтать дороги новых миров и воплощать страхи. По какой-то причине ему особенно полюбился один из миров. Странный, страшный, донельзя смешной и совершенно потрясающий. Сила там была везде, буквально хлестала из каждой щели. Но люди этого мира почему-то практически не пользовались ею. Более того, он начал подозревать, что они попросту не знают о ней. Странный мир. И он исходил практически все времена этого мира. Порой, ему казалось, что он бывал здесь и раньше, до того, как стал бродягой, бодро шагающим в никуда. Может и был. А может его неверная память снова играет с ним в игры. Живой интерес вызывало время огромных зданий из стекла и серого камня, время летающих в небе и плавающих под водой машин. Время странных суетящихся людей, обремененных самыми разными, и зачастую нелепыми страхами. В этом отрезке он появлялся довольно часто. Он сидел за стоиком в маленьком кафе, грел ладони о чашку с каким-то горячим напитком, цвета красного янтаря. За стенами этой маленькой уютной забегаловки жил своей суетливой жизнью большой город, название которого он не дал труда себе запомнить. В последнее время он вообще стал редко запоминать что-либо. Просто не хотел — бродил по мирам, пугая его обитателей, и чувствовал, как проходит опьянение этой дивной силой, которая столько лет (а вот сколько лет, кстати?) кружила ему голову. Вновь и вновь он пытался вспомнить то важное, что умудрился забыть. Непонятная маята волной накрывала его, звала и тянула куда-то… Куда? Он лениво скользил взглядом по людям, сидящим за другими столиками. Некоторые из них случайно встречались с ним глазами, и торопливо отворачивались. Все как обычно. А потом его взгляд наткнулся на человека за столиком в противоположном углу зала. Тот сидел спиной к окну, склонившись над собственной чашкой. Русые волосы, которым давно пора бы напомнить о существовании ножниц, закрывали половину лица, оставляя на виду только кончик носа, да рот, чуть искривленный ироничной усмешкой. Ему почему-то подумалось, что это достаточно пожилой человек. Ощущалась в нем какая-то тоскливая тяжесть. Но когда заинтересовавшие его объект поднял голову, стало видно что это не так. Вчерашний мальчишка, просто сбивало с толку то… Он недоверчиво подался вперед, осененный догадкой, и кода ему на миг удалось поймать взгляд парня, тихо рассмеялся. Ну надо же… Наверное, мироздание, наклепавшее все эти бесконечные миры, впервые могло любоваться таким исключительным событием — в одном маленьком кафе не сговариваясь засели сразу двое бродяг, сбивающих ноги на тропах Доперстов. Это развеселило его. Он принялся разглядывать парня, который скользнул по нему равнодушным взглядом странных, неопределенного цвета глаз, и, похоже, вообще не заметил. «И как же тебя угораздило? — размышлял он, поднося свою чашку к губам и делая глоток терпкого сладкого напитка, — В какое приключение ты умудрился вляпаться, что тебе пришлось заменить Доперста на его дороге? Хотя, есть, конечно, такие молодые да шустрые, которым и умудряться-то не надо — приключения сами, зыбучими песками, стелятся им под ноги. И засасывают». А еще он ощущал в этом мальчике что-то знакомое. Нет, он никогда не встречал его раньше, и понятия не имеет, кем тот был до того, как ступил на тропы Доперста. Но это странное чувство узнавания возникло и не отпускало. Какая-то сила пряталась за безликим могуществом Доперста, и он, казалось, вот-вот поймет, что это за сила. И это понимание станет ключом к тому, что вызывает его беспокойство все последнее время. Он склонил голову на бок, чуть прикрыв глаза, и прислушивался к себе. Он словно тянул за ниточку, разматывая клубок, и чувствовал, что идет в верном направлении… Но внезапно, ниточка оборвалась. Парень допил содержимое своей чашки, и поднялся из-за стола. Встряхнул головой, отбрасывая с лица волосы, развернулся и в несколько стремительных шагов покинул кафе. Он еще успел увидеть, как шагнув через порог, парень растворился в дверном проеме, как льдинка, брошенная в кипяток. Он разочарованно покачал головой — обидно, желаемый ответ казался так близок, что почти очевиден. И чего мальчишка так подорвался? Он протянул руку к своей чашке, рассеянно пробормотав: — И откуда такой непоседливый взялся? Опасное качество для Вершителя. Его пальцы так и не коснулись белого бока чашки. Это было похоже на пробуждение от неверного хмельного сна. Случайное, невесть откуда взявшееся слово, раскололось на сотни частиц, и заполнило собой пустоту. Расставив все по местам, и вытянув на поверхность то, что так старательно стиралось на тропах Доперстов. Невнятное размытое создание, черпающее могущество из чужих страхов, растаяло, растворилось, не имея даже малейшего шанса тягаться с другим существом, свернувшим с тропы Доперста, чтобы вернуться на дорогу собственной жизни. Махи Аинти задумчиво смотрел в полупустую чашку. Вот ведь как бывает. Махи верил в совпадения, но случившееся явно было событием иного порядка. Два вершителя, заблудившиеся на тропах Доперстов при всем разнообразии путей и направлений оказываются в одном месте в одно время. Да, здесь явно усматривался жест насмешницы-судьбы — не повстречай Махи этого мальчика, не известно сколько еще он в беспамятстве мотался бы по чужим мирам. С другой стороны Аинти с самого начала хотел остаться собой и вернуться в свой мир, а желание Вершителя просто не могло не сбыться. Рано или поздно, так или иначе. Вот, кстати, хороший вопрос на тему «рано или поздно» — сколько лет он болтался Магистры знают где? Махи прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, определяя, сколько его тело прожило без его непосредственного участия. По всему выходило, что около двухсот лет. Что за это время могло случиться с Кеттари в частности, да с самим Миром Стержня в целом, думать, почему-то, не хотелось. — Нет, ну это никуда не годится, — вздохнул он, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу. Впрочем, в рукаве сэра Махи еще имелась пара козырей, которые избавят его от созерцания последствий своего длительного отсутствия. Прежде, чем толкнуть дверь кафе, Аинти чуть помедлил, сосредотачиваясь. Время — штука капризная и своенравная. Оно очень не любит, когда самонадеянные колдуны норовят перекроить его для собственного удобства. И постоянно примеривается, как бы поставить наглецу какую-нибудь подножку. Но кеттарийский шериф не зря прожил такую долгую жизнь, и успел поднатореть в нескольких фокусах, позволяющих иногда, при большой нужде, щелкнуть несговорчивое Время по гипотетическому носу. Махи открыл дверь, окунаясь не в душный воздух раскаленного солнцем города, а в темную прохладу Хумгата. * * * Стоя на пороге собственного кабинета, Махи Аинти имел возможность наблюдать весьма любопытную сцену. Он видел себя самого, стоящего напротив разбившегося зеркала, в окружении сверкающего острым блеском облака застывших в воздухе осколков. И мутная размытая рука уже затягивала того Махи на неизведанную «скрытую сторону зеркала». С мягким стуком на ковер упала курительная трубка. Облако осколков устремилось к раме, педантично восстановив зеркальную поверхность. Из упавшей трубки выпали несколько искр и принялись тлеть в длинном ворсе ковра. Усмехнувшись, шериф приблизился к зеркалу, затоптал наметившийся было очаг пожара, подобрал трубку и раскурил ее. Двести лет без любимого сорта табака, какой ужас. Мельком глянув на послушно копирующее его жесты отражение, Махи прошел к своему столу. Осторожно собрал в ладонь осколки креппова «подарочка» и, попутно обратив их в невесомую пыль, вытряхнул за окно, на радость поднявшемуся ветру. «Ну, что ж, — лениво размышлял шериф, усаживаясь в свое кресло. — Креппа на том свете может быть спокоен — в его ловушку я все-таки попался. Впрочем, мне тоже не на что жаловаться — прогулка получилась занимательной. Полная гармония, все довольны». Еще Махи думал о том пареньке, который сам того не зная оказал ему немалую услугу, появившись в нужное время в нужном месте. А мальчик-то совсем не прост. Маска Доперста, под ней Вершитель, а дальше еще несколько (если не несколько десятков) слоев, причудливо переплетенных в сложный узор. Даже жаль, что не пришлось с ним заговорить. Колдун тщательно вычистил трубку и убрал ее в кисет. Впрочем «жаль» — не то слово, которое следует употреблять. Махи Аинти давно уже разучился жалеть о чем-либо. Да и с парнишкой этим его пути еще пересекутся, в этом он не сомневался ни капли. Будет еще возможность поболтать. «А Джуффину я все же устрою выговор за самовольную отлучку, — невпопад решил Махи. — Слишком много положительных эмоций вредно для молодого организма». Небо за окном постепенно начинало светлеть.