сложи из осколков льда с п а с и

Шото был слеп с детства. Его левый глаз почти не видел, правый давно сдавал. Он полагался на ощущения, запоминал звуки, прикосновения и вкус. Знал, сколько нужно шагов сделать для того, чтобы огородить себя стеной льда и не задеть своих напарников, как нужно поставить руки на стол, чтобы не вляпаться в тарелки или где может лежать его одежда. За те годы, что он жил с наполовину здоровым зрением, его память стала абсолютно тактильной, слуховой и все, что происходило вокруг, Тодороки запоминал благодаря всем остальным органам чувств. Это не мешало ему закончить Юэй, стать профессиональным героем и успешно отдавать всего себя работе. Он знал, что, если за спиной появляется ощущение опасности, необъятной злости и раздражения – в офис пришел Старатель, который пытается в своей непередаваемой манере продолжить диктовать свои правила, хоть давно и передал все права своему сыну. Знал, что, если где-то начинает пахнуть гарью и едва уловимой сладостью – его напарник на сегодня Бакуго. Когда вокруг все будто расцветают и мило охают, задерживая дыхание – где-то рядом Мидория, смущенно улыбающийся и все еще не умеющий давать интервью. Шото не запоминал лица людей, потому что практически не видел их, но запоминал ощущения, которые были связаны с ними. И был только один человек, который собрал в себе все самые противоречивые эмоции, которые только можно было испытывать. Инаса был до невозможности громким. У него были большие ладони, и он сам дарил ощущение спокойствия, стоя за спиной. Сейчас же Шото не чувствовал ничего кроме паники. Он был жутко зол, напуган и ощущал себя одним оголенным нервом, который реагировал на любой порыв ветра. Это надо же было. Наполовину слепому герою попасться на того, кто одним прикосновением достает самые потаенные страхи и пользуется ими. Болван. Попался в ловушку, застрял в собственных воспоминаниях и никак не мог из них выбраться. Лишь поддавался какой-то немыслимой панике, атакуя почти все, что мог разглядеть, сооружая вокруг себя новые и новые ледяные стены. Перед глазами был лишь Старатель, который каждый божий день издевался над собственным сыном, вбивал в него знания, кричал, бил и заставлял делать ужасные вещи. Была плачущая мать, которая по неосторожности окатывает его кипятком. И еще необъятное море ужасов, что успело с ним приключиться за всю жизнь. Шото мог лишь сжиматься в комок, лежа на собственном льду и создавать все больше и больше ледяных, невозможно острых, преград. Какая-то его часть не хотела, чтобы кто-то мог видеть, насколько жалким может быть герой. Другая лишь молилась о том, чтобы кто-то пробрался сквозь все эти преграды и помог Шото. Инаса видит посреди города ледяные стены и понимает, что нужно делать. Ведь он был далеко не глупым мальчиком. Когда он пробирается ближе, то замечает толпу зевак, полицию и других про-героев, которые никак не рискуют кинуться на помощь Тодороки. Кто-то говорил, что он попал под влияние какого-то злодея, что сошел с ума и сейчас атакует все, что только может заметить, но Инаса з н а е т, что тот ничего не видит. Что он, скорее всего, обороняется и сейчас вот-вот отключится от переохлаждения. Потому что когда сооружаешь ледяные стены размером с девятиэтажный дом, то любая терморегуляция может пойти псу под хвост. Но Инаса продолжает упорно идти к своей цели, разбивая руки в кровь, стараясь пробраться как можно быстрей к центру, туда, где должен быть Тодороки, чтобы спасти его, сделать что угодно, лишь бы тот не умер от переохлаждения. И эта мысль подгоняет парня, заставляет двигаться быстрей, забывая то, что ни один порыв ветра не поможет разбить глыбы такой толщины, лишь напугают Шото еще больше, а это могло закрыть доступ к нему. Он находит Тодороки, как и боялся того, свернувшегося в комок и бьющегося в судороге, переохладив свое тело до предела. На бледной коже виднелась плотная корка льда, а сам парень трясся так, что это было видно невооруженным глазом. Это от чего-то разозлило Инасу так, что он, наплевав на всю осторожность и их негласные правила, которым нужно было следовать, когда подходишь к Тодороки со спины, стягивает собственный плащ и резкими движениями подходит ближе. Это могло быть его первой и последней ошибкой. Если бы он не заговорил. Шото знает, что к нему со спины подходят только двое человек. Знает это, но мысли отчаянно путаются, заставляя думать о том, что к нему вновь и вновь подкрадывается Старатель и сейчас будет боль. Чертовы инстинкты делают все сами за себя, новая волна льда, которая разбивается о мощный поток воздуха. - Шото! Шото, пожалуйста, все хорошо. Все в порядке. Успокойся, прошу тебя. Но вместо нужного голоса, Тодороки слышит своего отца и вздрагивает еще сильней, понимая, что происходит. Его тело все еще бьется в ознобе, заставляя содрогаться с каждым мгновением все сильней. И было невозможно различить то, как вздрагивает Шото. От испуга или продолжая мерзнуть с каждой атакой все сильней. Но Инаса продолжает упорно гладить своей большой ладонью спину парня, напоминая о том, что это он, что все в порядке, что ему больше нечего бояться. Он, Инаса, тут и теперь все будет хорошо. Сжавшийся Тодороки кажется еще меньше, а большая ладонь Йоараши еще больше, обжигающе-горячей по сравнению с ледяной кожей. Но тот продолжает, словно обезумевший, шептать нужные слова, стараться успокаивать парня, пока не притягивает Шото на свои руки, кутая в свой чертов плащ, пытаясь согреть не только своим теплом. Вся левая часть парня была такой же ледяной, без намека на причуду огня, без малейшего шанса на то, что тот согреется самостоятельно. Для Тодороки Шото страх и боль это всегда был Старатель за его спиной. Тепло и спокойствие стал Йоараши Инаса, держащий дрожащее тело в своих руках.