***
Мама и папа безмерно любили свою маленькую принцессу и дома выстроили для неё добрую, светлую Страну Фантазию. Комната четырёхлетней Алисы была полна плакатов и инсталляций с героинями сказок для девочек на нежном розовом фоне. Её окружали куклы с модными аксессуарами и дворцами и наборы детской косметики, а на пятый день рождения, который маячил вот уже на следующей неделе, её обещали записать в студию классических бальных танцев. Иногда мама давала ей планшет, почему-то блокируя на нём вай-фай, и она погружалась в диснеевские мультфильмы. Иных не было и ей не с чем было сравнивать. Порой из папиного компьютера холодные голоса сообщали о чём-то тревожном, но папа, видя, что Алиса любопытно греет уши в дверях его комнаты, хмурился и выключал звук. Вчера, например, оттуда донёсся репортаж о пропавшем в Центральном Парке первокласснике, и она поинтересовалась, что случилось, но папа чмокнул её и ответил, что его феечке не о чем беспокоиться, что папа, как рыцарь, её всегда защитит, а мама поспешила занять её новыми, ещё пахнущими типографской краской комиксами про разноцветных пони. О неясной судьбе мальчика она тотчас же забыла... ведь больше всего на свете она боялась буки. Однажды уставшая мама, еле справившись с учинённым Алисой беспорядком, в отместку пощекотала её и пошутила, что за неряшливость её съест бука. Не уточнив, как выглядит этот самый бука или откуда он вдруг возьмётся в безопасном уюте их дома, и лишь мимоходом обмолвившись, что он живёт под кроватью и питается нашкодившими детьми. Уточнений и не понадобилось: богатого воображения с лихвой хватило для создания абстрактного жуткого образа. Чего ужасного в лесной зоне в центре Нью-Йорка, до которого из спального района в пригороде час езды, если некто таинственный и зубастый окопался прямо у тебя под кроватью и, того и гляди, утащит тебя во тьму?! Шутки шутками, а семь ночей подряд сны Алисе снились очень плохие. Впредь она стала безупречной аккуратисткой, но цена урока была слишком высока. Невзирая на этот казус, мама и папа самоотверженно ограждали дочь от всего, что угрожало разрушить границы страны чудес. Фактически вся её повседневность походила на непрерывный праздник, но были в календаре и особенные дни, когда чудеса прямо-таки звенели и искрились на фольге подарочных упаковок. Хэллоуин был не розовым и волшебным, а тёмным и колдовским, но Алиса знала, что нечисть на улицах в этот день - всего лишь люди в костюмах. И ещё Хэллоуин - это сладости! Тридцать первого октября ей давали куда больше конфет и печенья, чем обычно, так что она его ждала с тем же предвкушением, что и Рождество. Вот только на этот раз всё сложилось совсем не празднично...***
...Почему вечером Дня Всех Святых работали не все фонари в Центральном Парке - да-да, там, где не так давно пропал мальчик - никто не знал, но Алису с мамой сопровождали пять маминых подруг и они без всякого опасения отправились на прогулку по тенистым вымощенным камнями дорожкам. Они смеялись, освещая путь мобильными телефонами, бросали друг в друга опавшими листьями, ели мороженое. Других детей с ними не было и девочку вскоре одолела скука, а так как папа допоздна задерживался на работе, он с ними не пошёл и за ней некому было последить. Вручив ей горстку шоколадных конфет, мама всецело отдалась досугу. Будучи уверена, что покладистая дочка не отойдёт далеко, она упустила её из виду, а тем временем Алиса узрела вспугнутую людьми пушистую белку... и, помчавшись за ней, отстала от компании. Зверёк проворно вспрыгнул на дерево и затерялся в голых ветвях. Она долго топталась под сучковатым кряжистым стволом, поглядывая то наверх, то на удаляющихся взрослых, а вечер плавно перетекал в ночь и очертания деревьев и кустов, скамеек и мусорных урн смазывались в один сплошной чернильный мрак. Поняв, что белка не вернётся, Алиса обиженно надула губки. Ей взгрустнулось и стало не по себе, она уже хотела сорваться с места, чтобы догнать маму, как вдруг услышала сзади шаркающие шаги. - Здравствуй, малышка. Ты ищешь белочку? - раздался приветливый мужской голос. Обернувшись и сощурившись, Алиса разглядела невысокого мужчину лет пятидесяти, одетого в серые брюки и потёртую бежевую куртку. Он подошёл, присел на колено, улыбнулся. Раньше она его никогда не встречала, он был нескладен и лысоват, но глаза на непримечательном лице излучали мягкое добродушие. - Да, - печально ответила Алиса и шмыгнула носом. - Я хотела угостить её конфеткой, а она ускакала... - Не беда, - приподняв брови, сказал мужчина. - Я знаю, где у белочки гнёздышко, и могу отвести тебя туда. У неё там бельчата и мы всех их угостим конфетками. Хочешь посмотреть на бельчат? - Хочу! Идёмте скорее! - радостно подпрыгнула Алиса. Незнакомец взял её за руку и повёл в густой подлесок, перпендикулярно той дорожке, по которой ушла вперёд стайка женщин. Пару раз он с неким торопливым волнением бросал туда параноидные взгляды, но Алиса не придала этому значения. Ей не терпелось угостить белку и её деток пралине в шоколаде. - Как тебя зовут? - вдруг спросил незнакомец. - Алиса. А вас? - Я дядя Фил, мамин друг. Она попросила меня поиграть с тобой, пока они с подружками веселятся, - он ускорил шаг и Алисе стало трудновато за ним поспевать. - Нам нужно вон туда. Он указал на обросшую бурьяном старую бойлерную за забором без калитки. Темень скрывала контуры и делала заброшенную постройку ещё более заброшенной, ещё более нежилой, и девочка поймала себя на том, что ей уже как-то и расхотелось кормить белок. Сердце забилось чаще, она засомневалась во всей этой затее, её шапка свалилась и упала в траву. Лоб взмок, рыжие локоны растрепались. Конфету, подтаявшую и немного размякшую в фантике, пришлось спрятать в карман куртки. - Разве белочка живёт там? - робко осведомилась она. - Я думала, она живёт на толстом дубе в дупле... - Да, да, на дубе... вот за этим домиком, - закивал дядя Фил. - Мы почти пришли, мой сладкий бельчонок. Дышал он шумно и хрипло, а её ручку держал так крепко, что, наверное, появится синяк. Его же рука на ощупь была потной и чуть подрагивала, и, когда выбившаяся из сил, еле успевающая перебирать ножками Алиса запнулась о корень, липкие пальцы стиснули ладошку жёстко, как тиски. - А-а-ай! - вскрикнула она. - Дядя Фил, мне больно! - Ну, ты же хочешь найти белочку? - пакостливо усмехнулся мужчина. - Вот и белочка ждёт тебя в гости! Грубо перехватив Алису за воротник, он уже практически волок её к обшарпанной кирпичной коробке с приоткрытой железной дверью, и лопотал под нос непонятные, явно скверные слова. Было поздно, но тут она наконец-то заметила, каким гадким, лихорадочным, горячечным блеском сменилось дружелюбие в его глазёнках и как странно оттопырилась у него ширинка. Происходило что-то неправильное, нехорошее. Она затрепыхалась, набрала в лёгкие воздуха и позвала маму, но горло издало лишь слабенький писк. Всё перемешалось и потонуло в оглушительном грохоте сердцебиения. В сказках про принцесс такого не бывает. Мир перестал быть таким, каким его конструировали родители, и проснуться не получалось, ведь она не спала. Не бука, а мамин друг дядя Фил, мерзко приговаривая, тащил её во тьму, и неизвестно, что он сотворил бы с ней дальше, если бы из этой тьмы, непроглядно сгустившейся и склубившейся над крышей здания, не выпростались извилистые, цепкие чёрные тентакли...***
Возбуждённый и разгорячённый, Фил не расслышал треска деревьев, по которым стремительно прыгало нечто крупное. Не расслышал он и тяжёлого удара, с которым это нечто приземлилось на плоскую крышу бойлерной, где он забавлялся с предыдущей глупой жертвой и намеревался позабавиться с этой. В момент нападения он выронил девчонку и не смог даже заорать, когда длинные гибкие щупальца оплели и опутали его всего, как гротескной спрут. Похотливый азарт улетучился, мужские снасти скукожились. Вздёрнутый вверх и намочивший штаны, он был поперёк тела сграбастан огромной лапищей и приближен к столь же огромной демонической харе. Безносая, безухая, обтекаемая голова пополам делилась на бледные, зловеще сиявшие раскосые глаза без век и несоразмерно широкую безгубую пасть, где в три ряда, как у акул, росли острые зубы, каждый величиной с небольшой нож. Различить остальное впотьмах было проблематично, но по-кошачьи усевшийся на крыше монстрюга имел примерно пятиметровый рост и выглядел гуманоидно... правда, не на сто процентов, ибо на его звероподобно-мускулистой фигуре то тут, то там образовывались и хаотично колыхались множество аморфных отростков. Вот так белочка! Но, увы, Фил не был пьян. От вида этих зубов он оцепенел на грани инфаркта. Крючковатые когти чуть не пропороли ему живот, но окончательно его шокировало то, что тварь внезапно заговорила по-английски низким рычащим голосом: - Приветик, - из пасти на целый метр высунулся скользкий, слюнявый змееобразный язык. - Ты дядя Фил, да? А мы Веном. Ты любишь детишек, а мы любим педофилов! Подурачимся, фрикаделька? - А-а-а... п-пож-жалуйста-а-а! - сдавленно просипел человек, трясясь, как осиновый лист. - Вот это темперамент! Мы едва знакомы, а ты жаждешь сразу приступить к делу? - Н-нет... не надо! - Ну-ка, продегустируем... - язык изогнулся, мазнул человека по скуле, щеке и тощей цыплячьей шейке, нырнул под куртку, свитер и майку, с аппетитом облизал катившиеся по спине капли ледяного пота. - О, это восхитительно! Какая концентрация гормонов страха! Ты тоже знаток страха, Фил? Тоже обожаешь, когда жертвы вырываются, сопротивляются и умоляют остановиться? Фил кривился, отплёвывался, визжал нетвёрдым дрожащим фальцетом и неразборчиво причитал. Вовсе не так он планировал провести грёбаный Хэллоуин. Издевательски хмыкнув, Веном - так именовало себя исчадие ада - шустро обвил щупальцем его шею и сжал. Не передавливая трахею намертво, но достаточно сильно, чтобы дичь выделила ещё одну порцию пота с ударными дозами адреналина и кортизола. - Ур-р-р, а ты изысканный деликатес, чувак, - отросток отпустил помятую, покрасневшую шею, и тут же плетью хлестнул по покрывшимся пупырышками вислым ягодицам. - Т-ты же это не всерьёз?! - вздрогнул педофил, вытаращившись на страшилище. О том, что его сожрут, он узнал полторы минуты назад, но только сейчас переживал эту неновую новость всеми фибрами души. - У нас всё всерьёз, - нежно муркнул ночной кошмар и осклабился ещё шире... хотя шире было некуда. - Пощ-щади м-меня... - нелепо дрыгаясь, заныл Фил. - П-прошу... не п-причиняй мне вреда-а-а! - Никакого вреда, маленький человечек. Ты же маленький, - просмаковал Веном, проводя языком по его редким волосёнкам и оставляя потёки слюней, - а мы большие. Кормовая база здесь нажористая, вот мы и выросли. Вреда не будет. Мы ничего тебе не откусим и даже пипирку не отщипнём. Мы же э-э... гуманные, толерантные и принимаем других со всеми изъянами. То есть, ты, - и, помолчав, он прошипел остаток фразы медленно, наслаждаясь жалобным подвыванием: - поместишься целиком! - Но... ты же н-не... - осёкся педофил и забыл, как слова складываются в предложения. Побелевший, как труп, он пялился на глазищи, на зубы и переплетающиеся чёрные щупальца, и его мелко заколошматило от безальтернативного осознания, что его проглотят живьём. - Не сомневайся, поместишься. И исчезнешь без следа! Навсегда! - цинично засмеялся монстр, обильно слюнявя его, как леденец. - Никто тебя не выручит - ни копы, ни Паучишка. Твои последние минуты будут не ахти какими приятными... хм, а впрочем, мы передумали, - отстранившись, Веном задумчиво почесал покатый гуталиновый лоб. Он чутко считывал на перекошенной физиономии мельчайшие сигналы, в том числе наивные проблески надежды на маловероятное милосердие, - от тебя что-то должно остаться в этом мире, и пусть это будут твои ботинки! - свободная лапа оперативно разула педофильи ноги. - А сейчас... - Не-е-е-е-ет!!! - Да-а-а-а-а-а!!! Миг был краток, но когда гигантская пасть разверзлась над беспомощным человеком, он всё-таки успел увидеть внутренние ряды зубов, тягучие нити слюны и чёрную бездну глотки. Это воистину была бездна, всякие тигры и анаконды и рядом не валялись. Сорокавосьмилетний столяр и детский фотограф Фил не верил, что его жизнь, грязная и скрытная, но какая уж есть... его внушительная душегубская карьера вот так страшно и мучительно оборвётся. В ненасытном склизком тоннеле очутилась почти вся его верхняя часть, он тщётно упирался в морду хищника руками и истошно верещал, пока там ещё был воздух. Сотни кинжалов сверху и снизу вонзились ему в грудь и лопатки, однако Веном просто удержал ёрзающее тело, не разрывая, и затем начал жадно заглатывать. Он делал это резкими рывками, небрежно дёргая башкой, как давящаяся рыбиной чайка. В процессе он разодрал обречённому спину, зад и колени, подбирая кровь языком, и схарчил его полностью буквально в три приёма. “Нет... нет... нет... нет... - набатом застучало в висках у насильника, когда его с ногами всосало в жаркую хлюпающую глубину, откуда нет возврата. - Господи, я не хочу умирать! Только не так! Только не ЗДЕСЬ!” Фил молился, ибо ужасы были ещё впереди, и уповал на спасительное удушье. Он бессильно пырхался в обволакивавшем его смертоносном живом мраке. Он отчаянно плакал, как плакали шестнадцать жестоко изнасилованных и убитых им детей, задыхался и корчился, как та же рыба в чайкином желудке, но рыба, в отличие от мыслящей и чувствующей личности, свою кончину столь ярко не ощущает. Он действительно был маленьким. Таким маленьким и ничтожным, что у насытившегося чёрного дьявола даже не раздулось брюхо. Он влип по самые бубенчики. Целиком. Фатально и неотвратимо. - Спасибо, Фил, - довольно рыкнул Веном, подлизывая кровавые ручейки с лап и груди, - и не обижайся на естественный отбор. Ты успешно исполнил своё предназначение. Некоторое время чудовище недвижно рассиживалось на крыше бойлерной, лениво шевелило языком и будто бы вело безмолвный диалог с самим собой, но, услышав шорох, мгновенно отреагировало. Девочка, которую его трапеза должна была довести до панической истерики, не убежала при первой возможности, а пронаблюдала зрелище от и до. В замешательстве глазея на него, она бесстрашно протянула ему десерт: - Хочешь конфетку?***
Алиса пребывала в удивительном ровном спокойствии. Несомненно, позже пелена ступора развеется и она будет взахлёб лить слёзы, постфактум страдая от стресса, но страхи будут увязаны исключительно с ублюдком, назвавшимся маминым другом, а между тем отужинавшее им существо наполовину сползло с крыши бойлерной, цепляясь щупальцами за нависавшие сверху деревья. Шершавый язык начисто вылизал с её руки шоколад растаявшей конфеты. Частокол зубов был близко, опасно близко... но она заворожённо созерцала белёсые мерцающие органы зрения с телескопическом обзором. - Тебя зовут Веном? - вдруг шёпотом спросила она и вытерла слюни об рукав. - Ага, - с гордостью кивнуло чудо-юдо. Зубы клацнули, но без агрессии. - Ты бука? - Ну, наша природа всё равно далека от людской, так что... да, бука, - ухмыльнулся Веном. - Ты живёшь у меня под кроватью? - Гы-ы-ы, чего? Нет. Там тесно. Мы... я... из космоса, а живу в городе. Охочусь и заодно город охраняю. - А меня не съешь? - Тебя - не за что, - кончик языка лизнул Алису в нос, - но тебе нужно научиться защищаться. Стрёмных утырков много, и если ты опять на такого напорешься, бука не факт что сможет оказаться рядом. - Можно тебя погладить? Существо с удовольствием подставило лобешник и Алиса осторожно прикоснулась. Почухала. Ответом ей было раскатистое басовитое мурчание. Как ни странно, поблёскивавшая шкура монстра на ощупь была не холодной и слизистой, а тёплой, даже горячеватой, и просто гладкой, как упругий латекс. - Али-иса-а-а-а!!! - штиль ночи пронзил оглушительный женский вопль. - Упс! Это за тобой, - Веном моргнул, издал смешок... и вскарабкался на крышу задним ходом точно так же, как и спустился. Через секунду ничто более не напоминало ни о тентаклях, ни о чеширской улыбке. Мама летела к Алисе во весь опор, не жалея лакированных сапожек. Перламутровые волосы налипли на взмокший лоб, все джинсы были в репьях. Ринувшись к дочери, она, как птица крыльями, взвихрила сухие листья полами расстёгнутого пальто, порывисто обняла её и горько разрыдалась. Прошла минута. Две. Три. Воцарилась гробовая тишина. Вопрос ребёнка прозвучал по-взрослому: - Мамочка, зачем ты мне врала? - Врала? О чём ты, солнышко? - опешила женщина. - Бука не ест детей! Он ест педофилов! - с чувством правды выпалила Алиса и аргументировала, показав пальцем на ботинки мужика, закапанные кровавыми кляксами. - Что-о-о?! - от возмущения у матери спёрло дыхание. - Где... и от кого ты нахваталась таких слов?! Пауза была подобна взрыву. Алиса растерялась. Она не знала, как объяснить маме недавние события, и тем более не знала, почему мама с негодованием вопрошает о пополнении её лексикона вместо того, чтобы извиниться за многолетнюю, многогранную, многозначительную ложь. Так хотелось домой... - Беспонтовая ты мамашка! - громом грянул откуда-то сверху незабываемый рокочущий голос. Женщину взяла оторопь, она с перепугу опрокинулась на пятую точку и суеверно воззрилась в темноту над зданьицем. Алиса могла бы поклясться, что там снова мелькнули букины глазищи. - Ух-ходим отсюда! - вскочив на ноги и отряхнувшись, мама подняла её на руки и быстро понесла прочь. - Спасибо, бука! - огласил благодарный детский восклик утихший на ночь лесопарк.***
Неделя выдалась дождливой, промозглой и суетной. Алиса вымоталась, устав от внимания зачастивших в дом чужаков. Сначала симпатичная молодая полицейская вежливо спрашивала, что делал или не делал стрёмный утырок и куда он в итоге делся. Потом общения с ней потребовали скандалисты из ювенальной опеки, и спасибо маме за то, что выгнала их, доходчиво рявкнув, что в визите к особому врачу для тёть нет необходимости. Вскоре к ним также пожаловали важные люди в деловых костюмах, из чьих речей девочка поняла, что офицерка, как ни парадоксально, поверила её рассказу. Они были предельно учтивы и просили её нарисовать буку. Что она и сделала, изобразив сценку, где в центре стояли нормальных размеров она и мама, справа громадное эбонитовое чудище с торчащими из зубастой пасти ногами злодея, а сверху в углу микроскопический папа-на-работе. Папу это весьма уязвило, он нашёл-таки в себе рыцарское мужество и намекнул господам агентам, что им пора восвояси. Спасибо, но где он был на Хэллоуин? Почему вместо похода с семьёй в парк он, генеральный директор, выбрал сверхурочную работу? Вечерами они с мамой ссорились, обвиняя друг друга в раздолбайстве, легкомыслии и так далее. В чём угодно, кроме изоляции дочери от взрослого мира, “чтобы детство было детством”. Ложь властвовала над их умами. Ложь текла приторным сиропом из их ртов, из отрубленного от Сети планшета, из тупых книжонок. Если где-то вдруг всплывала правда, они её ликвидировали, как угрозу, раз за разом, пока она не снесла крепость из розового кирпича суровым тараном истинной угрозы. Спустя четыре дня после инцидента, ранним утром, некогда зачарованная страной чудес Алиса поймала себя на том, что её всё вокруг бесит, бесит, неистово БЕСИТ! “Негоже фее злиться”, - говорил папа. “Не хмурься, морщинки будут”, - говорила мама. “Контратакуй! Покажи зубы!” - говорил бука во снах, уже ничуть не страшных, а вдохновляющих. Она злилась и буйствовала. Она сдирала и рвала омерзительные постеры. Она пихала в помойное ведро ненавистные принцессочные тряпки, превращавшие её, человека, в шарнирную куклу, а когда родители, услышавшие беснование, побросали свои хлопоты и вбежали в комнату, то увидели, как она по-звериному яростно отгрызает бестолковую башку новейшей златовласой Барби... ...Настал самый главный праздник в году. Алисе пять лет! Они с мамой приехали в супермаркет и ищут ей подарок. Одни. Папа, сославшись на срочные дела, укатил в офис. - Ох, доченька, - вздохнула мама, когда Алиса, вместо стеллажа с товарами для юных кокеток потянула её к стеллажу с крупногабаритным игрушечным огнестрелом. - Это уже перебор! - Никакой не перебор, - пожала плечами девочка, - они дешевле, чем всё то дерьмо. Женщина напряглась. Они с мужем долго совещались о том, стоит ли после переоформления комнаты в спорткомплекс пойти дальше и позволить ей без контроля бродить по Интернету, где все ругаются, но она их опередила и методом научного тыка разблокировала вай-фай. Первым её запросом в поиске было “как защитить себя”. Психиатр, объяснив её срыв и своеволие выплеском подавленного гнева, назначил пилюли от тревожности и заявил однозначно: или вы отмените запреты, или запреты отменят вас. Поэтому просьба Алисы записать её не на танцы, а на смешанные единоборства была хоть и со скрипом, но удовлетворена. - Он же некрасивый! - уже не идейно, но чисто из принципа упрямилась мама, снисходительно глядя на реалистичную сборно-разборную модель штурмового автомата. Они примкнули к очереди в одну из касс. - Красивый! Как настоящий. - На вашем месте я купил бы ей настоящий, - вклинился в разговор рослый мужчина впереди. Недавно они с размаху наткнулись на него на стыке продуктовых рядов и отдела игрушек. Он искоса на них зыркнул, когда они спорили об идеальном деньрожденческом подарке, и от Алисы не укрылось то, что он без умолку что-то бормотал себе под нос. Вид у него был изрядно потасканный, подбородок украшала щетина, под глазами набрякли мешки. Или он не выспался, или уже с полмесяца пил, но в корзинке нёс не алкоголь, а торт брауни, увесистую банку шоколадной пасты, горку сникерсов и сиротливую пачку лапши. - А своей дочери вы бы подарили оружие? - спросила у него мама. - Стопудово, - буркнул он, оплачивая покупки. - Угу, давай ещё вылези и поздравь... Нет! Это сарказм! - Что? - смутилась мама. - Вы это кому? - Телефону, - досадливо фыркнул мужчина и дотронулся до проводка гарнитуры, но как-то наигранно. - Извините, - мама тактично замяла недоразумение, вспоминая, где и когда могла пересекаться с этим в целом неуродливым гражданином со взглядом незаслуженно пнутого кокер-спаниеля. - Но сперва вооружил бы её информацией о противнике, - до конца высказал свою позицию гражданин. - Вы правы, - виновато стушевалась женщина. - Вы стопудово правы, мистер... мы уже где-то виделись? - Брок, мэм, Эдди Брок, - представился он. - Я репортёр. Улыбнувшись Алисе, он более не стал им докучать и метеором припустил на выход. Девочка пристально смотрела ему в спину, пока он не покинул магазин, и тихо шепнула вставшей на путь вразумления матери: - Мама, его шарф извивался...