Talk To V

В списке вещей, которые делать ему не следует, звонки на горячую линию секса по телефону стоят первым номером. Одновременно с тем они же первый номер в списке вещей, которые он не должен был превращать в привычку. Но Юнги догадывается, что это всё же лучше альтернативы, включающей в себя выход на улицу и из чистого разочарования по-настоящему трахаться с людьми. Превращать это в привычку звучит ещё более нездоро́во, так что подойдёт. Вполне подойдёт. Конечно, в этих думах Юнги откровенно игнорирует, что на самом деле бо́льшую часть времени он слишком уставший для настоящего секса. Он звонит на горячую линию, потому что просто хочет лечь в постель и подрочить, прежде чем заснуть, но время от времени он не хочет делать этого один. Голосовой автоответчик на другом конце говорит ему нажать «2», если он хочет поболтать с работником мужского пола, и Юнги нажимает номер на сенсорном экране ещё до того, как голос успевает закончить. Не в первый раз он это делает, нет. Порой он меняет горячие линии, просто чтобы убедиться, что не попадёт на одного и того же парня дважды, только и всего. Он продолжает уговаривать себя бросить, но затем всё заканчивается вот так; по-прежнему в своём костюме, раскинувшись на кровати в дорогой гостинице и уставившись в потолок, возбуждённый, но усталый от долгого дня, ведя себя как мудак, пока разговаривает с другими мудаками и слышит слова: «Я ненавижу свою работу», — на бесконечном репите какого-то сломанного проигрывателя в собственной голове. Может быть, он бросит секс по телефону, как только перестанет чувствовать желание украсть бульдозер и переехать всех своих коллег и их тупых деловых партнёров. — Приветики, — говорит томный голос, разрушая бульдозерные мечты Юнги. — Вы можете звать меня Ви, как бы Вы хотели, чтобы звал Вас я? Остро Нуждающимся В Отпуске, думается Юнги. Хотя такое имя вероятно слишком длинное и странное для ролевой игры по телефону. — Юнги, — говорит он. Уже какое-то время он использовал своё настоящее имя; существует достаточно парней по имени Юнги, и не похоже, что он даёт свою визитку. И даже если в конце концов его уволят, он будет заебись как благодарен. По правде говоря, он миновал этап, когда ему не поебать. — Юнги, красивое имя. — Этот парень Ви на самом деле заставляет себя звучать так, словно именно это он имеет в виду, даже если Юнги знает, что на данный момент это просто пустые фразы. Но всё в порядке. Парень просто делает свою работу. — Есть что-то особенное, чем бы ты хотел заняться сегодня вечером? Юнги закрывает глаза. Хорошо, он собирается признать, что это один из самых приятных голосов, которые он слышал по телефону. Он глубокий и по-дружески медленный, что позволяет легко себя отпустить, не говоря уже о том, что он почти уверен, что слышит в нём остатки диалекта, который по ощущениям очень близок к родному. — Неа, — говорит он, пытаясь расслабиться на матрасе. — Ничего особенного. Просто нужно немного проветриться. — Хорошо, что ж, почему бы тебе не сказать мне, во что ты одет, для начала? На это Юнги снова открывает глаза, глядит вниз на свои слаксы, а его ноги свисают с кровати в скучных чёрных носках. — Я всё ещё, — говорит он, не задумываясь, — в этом тупом костюме. Ви тихо смеётся, выдыхает, не высмеивает его, просто по-честному изумляется. Юнги может понять. Ему положено уметь читать людей. — Если это тупой костюм, может, тебе стоит снять его. Должно помочь. Поверьте мне, я профессионал; начни с галстука. — Ага, ты прав, — бормочет Юнги. Его свободная рука тянется к узлу галстука, наслаждаясь тем, как собственной шее сразу становится свободнее. Он теребит верхнюю пуговицу своей классической рубашки и думает о том, как ему здесь хотя бы попытаться настроиться, но у его рта другие планы. — Не знаю, почему они заставляют меня носить это. Костюм-тройка в середине июля, шутите чтоль? Я даже не могу надеть рубашку с короткими рукавами под низ, хотя никто нахрен не заметит. Мол, я не могу быть адвокатом, если каждый день не пропотею через четыре проклятых слоя одежды? Сие в план не входило. Юнги совершенно не способен заставить себя переживать, не когда Ви снова фыркает со смеху ему в ухо с чем-то сдерживаемым, но неподдельным, похожим на веселье. — Тройка, да? — повторяет он, и Юнги может сказать, что тот делает всё возможное, чтобы самому оставаться в том же настроении и сейчас. — Я люблю их, уверен, что ты выглядишь горячо. Но тогда оставь галстук. Начни с жилета. — Ага, я, наверное, выгляжу таким же горячим, каким себя ощущаю, — выпаливает Юнги, — до кипения. — Ви на самом деле прыскает со смеху от этого, и Юнги ловит себя на странной мысли, что это так же прекрасно, как и секс по телефону, или, может быть, даже лучше. — Через секунду после того, как я выхожу наружу, начинаю плавиться в этом помойном костюме, и хуже всего то, что после этого я захожу в те бизнес-центры, в которых только два типа кондиционера: тот, который не работает вообще, что означает, что я могу вариться не только от жара собственного тела, но и от других, дыша воздухом, который на вкус, будто кто-то пёрнул; или тот, который слишком мощный и заставляет меня мёрзнуть, поскольку на моём чёртовом теле пытаются высохнуть литры пота. Я ненавижу костюмы. — Заметно, — говорит Ви. — Почему ты до сих пор в нём? Ты закончил на сегодня работу? — Ага, да. — Юнги вздыхает, когда садится, чтобы наконец расстегнуть жилет. — Прости. От меня нет сексуального настроя, не так ли? — Всё нормально. Здесь я для того, чтобы создавать сексуальный настрой, Юнги, так что не беспокойся об этом. Кроме того, мы все потеем. Это естественно. — Что не скажешь о носке костюма, — бормочет Юнги, стряхивая с себя пиджак и жилет, на автомате торопясь прижать телефон обратно к уху. Он смотрит вниз на свою белую рубашку, на длинные рукава, чуть доходящие до его запястий, затем он смещается, чтобы удобно устроить телефон между ухом и плечом, чтобы можно было расстегнуть манжеты и закатать рукава. Этого будет достаточно. — Наверное, нет, — говорит Ви. Он снова смеётся, теперь мягче, более сосредоточенно. — Вот почему ты его снимаешь, верно? — Да уж. Жилетки и пиджака нет. — Хорошо. Что насчёт того галстука? — Работаю над этим, — говорит Юнги, вновь надавливая на узел своего галстука большим пальцем. Он на секунду закрывает глаза, а другой рукой снова держит телефон. Его рука уже кажется тяжёлой. Боже, он так устал. — Слушай, я обычно этого не делаю. — Чего, секс по телефону? — Нет, не жалуюсь на свою работу парням по вызову. Не особо-то, знаешь… — Юнги колеблется — то, что он собирался сказать, внезапно становится гнусным и снисходительным, не такой он вкладывал смысл, но он не уверен, что всё выйдет правильно. Но теперь он уже начал предложение, и не то чтобы он не был странным и неловким на протяжении всего разговора. — Не справедливо. Я имею в виду, как будто я тут хору проповедую. — О, ты думаешь, я ненавижу свою работу? — хихикает Ви, и Юнги выдыхает с облегчением. Он по-прежнему звучит так, будто ему весело, а не обижается. — Она довольно-таки хороша, на самом деле. Платят неплохо, плюс я могу работать из дома. Юнги моргает. — Из дома? — Ага? Что, ты думал, что это офисная работа? Юнги сидит на кровати отеля и пялится на чёрный телевизор, висящий на стене. Каким-то образом он так думал. Он всегда представлял, что операторы секса по телефону сидят в кабинках, окружённых другими кабинками, но теперь, когда он думает об этом, то полагает, что они могли бы слышать всех остальных операторов, что может помешать. — Хах, — реагирует он, другой рукой, наконец, полностью стаскивая галстук. — Так что… Чем ты сейчас занимаешься? Я имею в виду, что ты на самом деле делаешь? В конце концов, Юнги машинально представляет, что тот выполняет свои обязанности по дому с телефоном, зажатым между его ухом и плечом. Или оттирает свою кухню, притворяясь, что занимается с людьми сексом по телефону, или он действительно лежит на своей собственной, домашней кровати и прикасается к себе так, как велят ему люди, но Юнги всегда находил эту версию далёкой от реальности. Ви делает паузу, будто колеблется секунду или две, и когда он снова говорит, Юнги слышит его улыбку. — Это не важно. Что важно — ты, наконец, избавляешься от своих брюк, помнишь? Сосредоточься, Юнги. — Хорошо, извини. — Юнги смотрит на свои чёрные слаксы. Он больше не чувствует себя особо возбуждённым, но он также знает, что возненавидит себя, если бросит сейчас, потому что возбуждение обычно возвращается к нему позже. Он лучше позаботится об этом сейчас. — Не нужно извиняться, — говорит Ви. — Давай так, оставь пока что брюки. Ты на кровати? — Да, — отвечает Юнги, проглатывая ещё одно извинение за то, что из-за него происходящее кажется странным. — Хорошо. Тогда ложись на спину. Ты со мной? Мы делаем это, тебе там хорошо и комфортно. — Юнги хмыкает: «Да», — откидываясь назад, пока его голова снова не коснётся мягких подушек, а сам он не закроет глаза. — Теперь я хочу, чтобы ты погладил себя ладонью через штаны. Закрой глаза, расслабь плечи, просто положи на себя руку. Не думай ни о работе, ни о летней жаре. Единственное тепло, о котором ты думаешь, — как я дышу тебе в шею, пока моя рука заставляет тебя затвердеть. Юнги осторожно выдыхает. Он прижимает бугорок ладони к своей промежности, веки дрожат от волнения, когда ему удаётся вообразить, что кто-то другой касается его. Он понятия не имеет, как выглядит Ви, и, по правде говоря, в его воображении не рисуется отчётливое лицо, но у него тёплые руки, а ладонь лежит на нём, и Юнги, наконец, чувствует, как жар устремляется на юг, заставляя его тяжело сглотнуть. — Наслаждаешься собой? — голос Ви приобрёл хриплый оттенок, а сам Юнги уже звучит хрипловато, выдыхая: «Ага». Он тянется расстегнуть ремень, но бренчание кажется достаточно громким, чтобы донестись до другого конец линии. — Ах. Не расстёгивай свои штаны, пока не затвердеешь. У тебя стоит, Юнги? Юнги едва сопротивляется, чтобы не заскулить. Он знает, что технически может делать, что захочет, и в то же мгновение засунуть руку в штаны, но он делал это достаточно часто, чтобы узнать, что от этого значительно меньше удовольствия. — Я твёрдый, — говорит он, прочищая горло, когда звучит как какая-то хриплая мольба. — Ебать, я рядом. — Рядом — не достаточно, — говорит Ви с порицательным вздохом. — Этот ремень остаётся застёгнутым. Да ладно, Юнги, реально потри себя сквозь штаны, поработай ради этого. Я хочу, чтобы ты думал, как я трусь о тебя. Я бы заставил тебя чувствовать себя так хорошо, даже сквозь штаны. Нет необходимости расстёгивать их для этого. — Твою ж, — выпаливает Юнги нечто, по крайней мере, уже наполовину походящее на стон. Всё произошло намного быстрее, чем он мог подумать, но он не жалуется. Буквально, он, наконец, больше не жалуется. Он потирает ладонью по всей твёрдой длине, сжимает себя, как следует, и пытается вообразить жар другого тела над ним, бёдра прижимаются к его бокам, а кто-то другой трётся о него, пока его брюки не становятся по-настоящему до неприятного узкими. — Теперь ты можешь, — тихо говорит Ви на другом конце, сразу после смущённого, задушенного стона, покинувшего горло Юнги. — Избавься от этого ремня. У тебя смазка рядом? — Да, она у меня, — хрипит Юнги, его рука летит вбок, чтобы взять смазку из ящика у кровати, куда он положил её, когда понял, что это будет один из тех вечеров. — Отлично. Разденься и смажь себя для меня. Ты всё ещё со мной? — Да, подож… подожди. — Внезапно Юнги вскакивает, чтобы включить телефон на громкую связь, нежданно негаданно всё идёт недостаточно быстро. Давление его молнии, наконец, исчезло, но он по-прежнему пульсировал в своих боксерах, каждый кусочек гнева, связанный с работой давно забыт. Он спихивает штаны и нижнее белье, отталкивая их ногой на кровати, пока уже льёт смазку в руку. — Хорошо, я готов. Готов, можно мне…? — Продолжай, — бормочет Ви. Юнги предпочитает игнорировать тот факт, что он только что попросил разрешения коснуться себя, точно так же, как игнорирует первоначальное холодное ощущение от собственной гладкой руки на себе. Вместо этого он вздрагивает, стонет в тёплый воздух своего гостиничного номера. — Ох, — вздыхает он. — О, блять, как же хорошо. — Да? — Ви теперь звучит затаив дыхание, и, к счастью, у Юнги нет времени задуматься, притворство это или нет. — Представь, что это я опускаюсь на тебя. Помедли для меня, Юнги, растяни удовольствие. Сделай запоминающимся, ах. — Теперь он стонет, как и Юнги, который изо всех сил старается быть хорошим и медленным, даже если он в конечном итоге дёргает своё запястье урывками то так, то по-другому. Если Тэхён и слышит, то он, кажется, не возражает; он восхитительный, глубоко и низко мычит в правое ухо Юнги, дыхание трепещет, когда он открывает рот, чтобы произнести. — Трахни меня. На этот раз Юнги не потрудился дать отпор жалобному вою. Он дёргается бёдрами вверх, трахая собственную руку и сжимая пальцы, и ослепительная волна жара почти мгновенно обволакивает его. Его оргазм быстро нарастает, плотно скручивается в животе, и парень не собирается пытаться остановить его. Это секс по телефону, и у него завтра работа — он не ищет лучшего секса в своей жизни. Не в воображаемой заднице Ви, и не в собственной ладони. Теперь Ви становится в основном тихим, отвечая мягкими небольшими стонами всякий раз, когда Юнги издаёт какие-либо звуки, и этого достаточно. Всё у него отлично, у Юнги есть время подумать в нужном направлении — если бы он и его потребности были определены с самого начала, но это осознание просто заставляет его вернуться к мысли о том, как искренне он вколачивался, что затем очищает его разум от всякой мысли. Он изливается на руку и нижний край своей претящей классической рубашки, на что Юнги не возражает. Его бёдра по-прежнему подрагивают напротив ладони, а он тяжело дышит, лишь медленно спускаясь с неба, поджатые пальцы на ногах расслабляются на покрывале. Он сглатывает, не заботясь о том, достаточно ли громко, чтобы Ви мог расслышать, и поднимает глаза на темноту потолка. — Чувствуете себя лучше, мистер-тройка? Юнги улыбается. — Ага, — говорит он и приподнимается лишь для того, чтобы достать до коробки с салфетками. Лениво очищая себя, он бросает взгляд на свой телефон. — Ты сейчас признаешься и скажешь мне, чем там занимался? — Эти стоны звучали довольно убедительно минуту назад, но Юнги хочет оставаться реалистом и сомневается, что парень действительно в это втягивается. Он в любом случае понимает, что это может быть не самой лучшей идеей, что сказать клиенту. — Я имею в виду, не то чтобы я собирался пожаловаться на тебя или что-то в этом роде. Ты был слишком хорош для этого. — О, — смеётся Ви. — Спасибо. Снова пауза. Юнги швыряет свои салфетки в середину комнаты и без труда попадает в мусорное ведро. Он полагает, что на этот раз также не получит ответа. — Я играю в Assassin's Creed. Ах. Юнги не может удержаться от смеха, когда протягивает руку, чтобы наконец расстегнуть свою глупую рубашку пальцами, которые чувствуются до сих пор онемевшими. — Ну, это справедливо, — говорит он, стаскивая носки и медленно заползая под одеялом. Усталость и удовлетворение делают его кости тяжёлыми в приятном смысле. — Тогда повеселись там. Спасибо за разговор, Ви. — Нет проблем, Юнги, — отвечает Ви, и Юнги слишком устал, чтобы с уверенностью сейчас думать, что тот, вероятно, улыбается. — Спокойной ночи. — Тебе тоже. Он вешает трубку, думая, что было здо́рово. Ему понравилась обоюдная вежливость в конце, ведь вам не нужно вести себя до задницы фигово только потому, что вы никогда больше не услышите друг друга. Юнги слышит его снова пять дней спустя. На этот раз он лежит на своей кровати, вернувшись, наконец, из командировки, пальцы левой руки лениво играются с жилетом, а другой прижимает телефон к уху. Следует признать, что на многих горячих линиях секса по телефону меньше мужчин-работников, чем женщин, поэтому в какой-то степени это словно поставить ставку — дозвониться до одного и того же номера дважды к ряду, однако обычно срабатывает. До сих пор всегда получалось. Юнги никогда не разговаривал с одним и тем же парнем дважды, до сегодняшнего вечера. — Добрый вечер, можете звать меня Ви. Как бы Вы хотели, чтобы звал Вас я? Юнги садится прямо, будто его матрас ударил его по спине. — Э-э, — произносит он, моргая на своё отражение в тёмном оконном стекле рядом с кроватью. — Здравствуй. Это Юнги. На долю секунды он думает, что Ви даже не помнит его. У него, надо полагать, много клиентов с большим количеством имён, и очевидно каждый раз одно и то же, поэтому он может не понять, с кем, чёрт возьми, разговаривает, а Юнги не знает, хорошо это или плохо. Он хочет думать, что это хорошо, но какую-то его часть происходящее не устраивает. Но Ви смеётся, и одного этого достаточно, чтобы Юнги осознал, что тот помнит. — Привет, Юнги! — жизнерадостно говорит он. Юнги смотрит, как его отражение кусает губу и улыбается. — Ещё один утомительный день в костюме-тройке? Юнги фыркает. — Да, в бо́льшей степени. Должен буду надеть его на самолёт сегодня. Не понимаю, почему не могу просто надеть спортивки на рейс. Не то чтобы наши деловые партнёры увидели меня там. — Твоя работа звучит дерьмово, — говорит Ви, и Юнги закрывает глаза. Определённо то, что он хотел услышать сегодня вечером от мальчика по вызову. — Я адвокат, — тихо сообщает он, медленно опускаясь обратно на матрас. — Так что технически это работа моей мечты, я очень много работал, чтобы поступить в юридическую школу и всё такое. Знаешь, я хотел, ну, помогать людям, которые в этом нуждаются, такие дела. Но в настоящее время я застрял в корпоративном аду, где просто заключаю сделки с самодовольными богатыми задницами весь день, и я вроде как хочу попереубивать их всех. — Ну, — говорит Ви сию секунду, — как у адвоката, я уверен, что у тебя есть все необходимые секреты мастерства, чтобы спрятать тела и совершить идеальное преступление. — Говоришь мне пойти на это? — Не моя вина, что ты ищешь профессионального совета на горячей линии секса по телефону. — Первоначально это не было причиной, ради которой я позвонил по этому номеру. — Логично. — Ви хихикает, звуча немного таинственно в конце, из-за чего у Юнги волосы на затылке встают. — Ты в своём галстуке, Тройка? — Ага, — тихо говорит Юнги. — Хотя уже избавился от моего пиджака. — Ви мычит на другом конце, и на секунду Юнги действительно пытается проникнуться, но кое-что тянет его разум обратно. — Как дела в Assassin's Creed? Он догадывается, что это одна из причин, по которой он старается не звонить людям дважды. Или одна из причин, по которой он, в частности, не должен был звонить именно по этой горячей линии дважды. — У меня перерыв, — сообщает Ви. — Ну, на самом деле я так часто умирал, что расстроился и чуть не бросил свой контроллер в телевизор, поэтому сейчас я занимаюсь кое-чем другим. Эй, сколько времени нужно, чтобы сварить яйцо всмятку? — Четыре минуты для затвердевания белка и мягкого желтка, — на автомате отвечает Юнги. Он моргает. — Ты готовишь? — Я пытаюсь. — Сейчас час ночи. — К чему клонишь? — Хах, — лишь произносит Юнги. Разумно, в какой-то степени. Ви, вероятно, поступают большинство звонков в ночное время и по вечерам, поэтому вполне естественно, что его режим немного искажен. — Сначала положи сырое яйцо в тёплую воду, чтобы оно не треснуло, когда опустишь его в кастрюлю. — Ох, чёрт. Ладушки. Спасибо за совет. — С другого конца доносится мягкий звук льющейся водопроводной воды. — Ты ослабил там свой галстук? Смех Юнги, безудержный и заставляющий плечи дрожать, удивляет самого Юнги немного. — Ты хочешь, чтобы я раздевался, пока ты яйцо кипятишь? — У тебя не возникало проблем с раздеванием, когда я играл в видеоигры. — Я не знал, что ты играешь в видеоигры. — А что ты думаешь я делал? Трогал себя, воображая адвокатов в костюмах? — выдыхает Ви. — Скажу тебе вот что, я действительно обдумывал это в течение двух секунд. Эти жилеты такие блядски горячие. Кстати, какого цвета твой костюм? — Чёрный с белой рубашкой, — говорит Юнги, и не может сдержать улыбки, когда Ви стонет. — Эй, что на тебе надето? — Ну, я только что снял свой лифчик, так что сейчас я просто в спортивках и футболке. — Свой лифчик? — тугодумно отзывается Юнги. — У тебя лежит один для работы? — Бессмыслица какая-то, думает он сразу после, если он всего лишь оператор по телефону. Люди его не видят. Если клиент тащится от этого, Ви может просто сказать им, что носит бюстгальтер, ему не обязательно иметь его. — У меня лежит один, потому что у меня болит грудь, когда я скачу вниз по лестнице, не надевая его, — обыденно говорит Ви. Юнги лежит неподвижно и смотрит в потолок. Он слишком устал, чтобы попытаться осмыслить. — Ты меня наёбываешь? Смех в ответ тихий, тише прежнего. Юнги не уверен, нравится ли ему это. — Да, — говорит Ви. Они оба молчат после этого. Юнги слышит, как на заднем плане булькает кипящая вода. — Мы по-прежнему займёмся этим сегодня, Юнги? — Не знаю, — говорит Юнги. Теперь он хмурится, глядя на потолок, его пальцы расстёгивают пуговицы жилета, но в основном только потому, что ему стало не по себе, а не потому, что он хотел подрочить себе. — Это странно. Я имею в виду, э, без обид, я просто никогда… У меня никогда не было одного и того же парня дважды. Извини, я не пытаюсь быть… — Всё в порядке, всё в порядке, не извиняйся, — гудит Ви, звучит так же приятно и лояльно, как и всегда. — Я знаю, что ты имеешь в виду. У меня очень маленькая горстка постояльцев, все остальные остаются однодневками. Юнги просто мычит. На самом деле он не знает, что сказать, но Ви делает небольшую паузу, прежде чем продолжает, хоть теперь и с небольшим колебанием. — Я просто спрашивал, потому что… Ну, если мы всё равно не собираемся этим заниматься, я как бы был… — Он издаёт что-то, похожее на тяжёлую смесь вздоха и глубокого, дрожащего дыхания. — Хочешь услышать нечто смешное? Юнги ощущает галстук вокруг собственного горла. — Стреляй. — Хорошо, поехали. Боже, пожалуйста, будь адекватен по этому поводу, — бормочет Ви, прежде чем он делает ещё один из этих вдохов и снова говорит. — Я чувак-транс. Это… не самая забавная часть. Я полагаю. Смешная часть — то, что мне нравится эта работа, потому что все всегда автоматически предполагают, что у меня есть член, и я могу говорить о нём всю ночь. Иногда люди поэтизируют о моей широкой плоской груди и обо всём таком, и я чувствую себя невероятно окрылённо. Так что нет, ах, я не наёбывал тебя. Я действительно только что снял свой лифчик. В течение добрых нескольких секунд Юнги просто остаётся на спине и смотрит на свой мрачный потолок, прижав телефон к уху одной тяжёлой рукой. Что-то металлическое звенит на другом конце, и он задаётся вопросом, прошло ли уже четыре минуты, и вынимает ли тот своё яйцо из воды. Он до сих пор не знает, как выглядит лицо парня, и просто оставляет его размытым в своём воображении, где Ви теперь выглядит очень по-домашнему на маленькой кухне в спортивных штанах и широкой рубашке, а скинутый бюстгальтер висит на спинке кухонного стула. Выглядит приятно, спокойно и почти по-уютному. Юнги улыбается. — Это хорошо, — наконец произносит он. Сразу же Ви нервно дышит в ухо. — Рад за тебя, я имею в виду, что у тебя есть работа, которая приносит тебе такое удовлетворение. Я никогда не смотрел на происходящее под этим углом, полагаю. — От Ви слышится нервный смешок, и Юнги улыбается чуть шире. — Я бы никогда не догадался, просто исходя из твоего голоса. Такое нормально говорить? Следующий смешок звучит всё ещё нервно, но немного твёрже. — Типа того. Я думаю. Я на T. — Т? — Тестостерон. — Ох. — Юнги фыркает. Он должен был хотя бы до этого самостоятельно дойти. Но он всё ещё уставший после этого дня. — Да уж. Ви на T. — Он снова хохочет, голос с придыханием трепещет. — Мы с друзьями всегда шутим, что Ви расшифровывается как вагина. — А как оно расшифровывается? — Как ты захочешь, детка, — мурлычет Ви, излишне подчёркнуто и несомненно фальшиво, и они оба смеются. Ви останавливается раньше, чем Юнги, и прочищает горло. — Итак, это… Ты действительно хорошо к этому отнёсся. Я к тому, что полагаю, ты на самом деле просто порядочный человек, но многие люди, звонящие сюда, хотят, ну, настоящего мужчину и тупое дерьмо вроде этого, и… — Ты настоящий мужчина. — Ну, ага, я знаю. Некоторые люди просто не согласны, вот и всё. — Нахуй их тогда. — Юнги растягивается на матрасе, сгибая ноги. — Мы можем их засудить. Это вызывает восторженное хихиканье у Ви, достаточно громкое, чтобы Юнги усмехнулся в свой телефон. — Мы можем? — Я бы нашёл способ. Поверь мне в этом, всегда есть что-то, за что ты можешь засудить людей. — Юнги улыбается на протяжении следующего ряда хихиканья. Когда они успокаиваются, он ослабляет галстук и, наконец, расстёгивает две верхние пуговицы. — Как твоё яйцо? — Моё яйцо просто фантастически, — говорит Ви. Когда Юнги выпрямляется и начинает медленно выбираться из одежды (чтобы заснуть — он больше не ожидает, что здесь что-нибудь снизойдёт), он снова прочищает горло. — Итак… Если ты обычно не делаешь это дважды с одним и тем же парнем, тогда… я предполагаю, что ты больше не позвонишь, хм? Юнги цепенеет, его левая рука на полпути из рубашки, его телефон втиснулся между его щекой и плечом. Он моргает, ни на чём не концентрируясь, пытаясь обработать вопрос, придумать ответ, который имеет смысл. — Я, — говорит он, и затем он начинает быстро трясти своей рукой, чтобы выскользнуть из этого забытого богом длинного рукава и схватить телефон своей недавно освобождённой рукой. — Я не зн… То есть не то чтобы я не могу… Я не хочу, чтобы ты думал, что я не могу, э-э… — Что ты больше не можешь кончать без моего голоса? — говорит Ви с тем, что не может быть ничем иным, кроме как озорной улыбкой. Юнги сглатывает. — Ага, — подтверждает он и немного сдувается, потому что это звучит глупо. — Что ж, я в том смысле, что мы ещё можем… — Он снова делает паузу и вздыхает. Что он пытается сделать? Убедить оператора секс-звонков, что он по-прежнему находит его горячим и снова позвонит, серьёзно? Это действительно то, чего он здесь добивается? — Слушай, — говорит Ви, когда Юнги также освобождает свою другую руку и трёт ей переносицу. — Как насчёт этого: я могу дать тебе свой личный номер. Тогда ты можешь позвонить мне туда. Дешевле для тебя, и, пойми, если ты хочешь, мы всё равно можем поговорить о том, чтобы снять твоё напряжение. Или мы можем поболтать о яйцах и костюмах-тройках. Или обо всех трёх, но, возможно, не в одном разговоре. Думаю, сегодня вечером мы доказали, что так не сработает. Юнги слышит собственное дыхание. Он сглатывает, и следующее, что он осознаёт, что снова встаёт на ноги, натыкается на свой портфель, чтобы выудить ручку и блокнот. — Ага, — сообщает он, стараясь не звучать слишком восторженным. — Да, конечно. Я приготовил ручку, давай. Юнги осторожно записывает номер, который получает, зачитывает его обратно Ви, а затем стоит без дела в своей комнате и смотрит на него. — Ким Тэхён, — наконец добавляет Ви. — А? — Юнги моргает. — Это..? — Да, это моё имя. А Юнги — твоё настоящее имя? — Мин Юнги, да. Я напишу тебе после этого, чтобы у тебя был мой номер, хорошо? — Хорошо. — Ким Тэхён по-прежнему звучит так, словно улыбается. Юнги идёт назад спиной, пока не садится на свою кровать. — Эй, Юнги? Это яйцо отличное. Спасибо тебе. — Без проблем, — отвечает Юнги, глядя вниз и пытаясь найти лучший способ избавиться от штанов пока на телефоне. Это намного легче, когда он и в правду занимается сексом по телефону, а не просто пытается удобно лечь в постель. — Ты звучишь уставшим, — говорит Тэхён. — Как насчёт того, что мы спишемся завтра, когда ты встанешь? — Это через шесть часов. Ты по-прежнему будешь бодрствовать? Тэхён фыркает. — Хороший вопрос. Напиши мне, когда будешь на обеденном перерыве тогда. — Договорились, — смеётся Юнги. — Тогда спокойной ночи, Ким Тэхён. — Спокойной ночи, Мин Юнги. Так выходит, что номер Тэхёна нацарапан на клочке бумаги, надёжно спрятанном в его чехле для телефона, являясь приятным напоминанием. Юнги временами забывает делать перерывы во время работы, что является одной из многих причин, по которым он потом всегда так устаёт, но сегодня он помнит. Как только его компьютер сообщает ему, что сейчас 11:30, он с таким энтузиазмом отталкивает свой стул от стола, что тот едва не врезается в окно кабинета, а сам он достаёт телефон, чтобы пожелать Тэхёну доброго утра. Тэхён — отличный собеседник даже в текстовом формате. Юнги, как правило, зацикливается на работе, но Тэхён — просто правильная смесь понимания и упрямства до знаний того, когда оставить его в покое, а когда напомнить ему, что его дни не должны состоять только из бизнеса. Так что они быстро превращают это в привычку: Юнги говорит ему доброе утро в середине своего рабочего дня, а Тэхён в ответ желает ему доброй ночи, когда только начинает набирать обороты, и болтают о том, о сём между. В основном это переписки, но и звонки время от времени, и Юнги считает, что за несколько месяцев это самое долгое общение из всех, с кем бы то ни было продолжавшееся без желания поджечь собеседника. Он узнает, что Тэхён копит на верхнюю хирургию, что он не хочет идти в колледж, но хочет стать актёром, и именно поэтому он покинул тёплый дом, полный поддержки, который у него был с его семьёй, чтобы в качестве альтернативы переехать в большой город. Юнги рассказывает ему о своей собственной семье, о том, как они все с трудом наскребали и работали, чтобы убедиться, что он и его старший брат пойдут в университет, как по большей части именно деньги загнали его на эту ужасно конченную работу. Он хотел отплатить своей семье за их усилия, и, возможно, он достиг своей цели, и они уже совсем не бедны, но теперь Юнги застрял здесь и по-прежнему мечтает отбульдозерить людей. В первый раз, когда они встречаются лично, Юнги так сильно нервничает, что почти готов по себе самому бульдозером пройтись. Он завален работой и всего в одном дне от отъезда в другую командировку, но Тэхён сказал, что у него есть какой-то важный вопрос к нему, который он хочет задать ему в лицо, поэтому они встречаются в кафе во время обеденного перерыва Юнги. К настоящему времени Юнги получил (и сохранил) огромное количество селфи от Тэхёна, а также отправил немало своих, чтобы они быстро узнали друг друга. Однако желудок Юнги тем не менее странно приятным образом опускается. Он не ожидал, что парень будет таким высоким или что… Ну. Милым, он полагает. Тэхён выглядит немножко всклокоченным, волосы в беспорядке, а его рубашка заправлена в штаны только с одной стороны, как будто он только что встал. Так, вероятно, и было. Они неловко улыбаются друг другу в течение добрых нескольких секунд, пока Тэхён не ныряет его обнимать, и Юнги притягивает его ближе так быстро, как только может. Как только у Юнги оказывается его американо (от которого у Тэхёна морщится нос), а у Тэхёна — пончик, они садятся за маленький угловой столик, и у Юнги наконец-то появляется возможность понять, что Тэхён рассматривает его. Его взгляд застрял где-то на узле его галстука или, может быть, жилете, и он медленно откидывается назад с улыбкой, подкручивающей уголки его губ. — Мужик, эти костюмы, — говорит он. Юнги фыркает, его нервозность медленно утихает до мягкого трепета в животе, пока он не смотрит вниз и не мусолит белую рубашку, высовывающуюся из-под рукава пиджака. — Да, — он пожимает плечами, — всё ещё ненавижу их. Завтра мне придётся снова надеть один в самолёт, а затем потратить ещё некоторое время, потея сквозь столько слоев ткани, сколько я смогу. Его сердце на мгновение подпрыгивает в горле, когда Тэхён протягивает руку через стол и осторожно берёт между пальцами слегка жёсткий материал рукава рубашки. — Ты должен просто пришить концы рукавов рубашки к рукавам пиджака, чтобы всегда смотрелось так, будто у тебя длинные рукава. Тогда ты сможешь носить всё, что хочешь под ним. Ты бы даже мог надеть одну из тех стриптизёрских рубашек, у которых ткань на самом деле только спереди. Он широко улыбается ему, такой весь симпатичный и немного застенчивый, и Юнги слышит, как смеётся, прежде чем действительно чувствует себя вернувшимся в реальность. — Ты гений, — заявляет он. Он старается держать руку на столе неподвижно, чтобы Тэхён не отпускал его, а другой рукой хватает напиток и делает глоток. — Впрочем если всё пройдёт хорошо, мне больше не придётся долго заниматься этой дерьмовой работой. — Вау, правда? — Тэхён смотрит на него огромными карими глазами, его лицо близко, и Юнги сглатывает. — Ты уходишь? — Ну, — быстро говорит Юнги, — проблема всегда заключалась в том, что они бы слишком сопротивлялись моему уходу, даже если бы я захотел. — Он широко улыбается Тэхёну в ответ и пожимает плечами. — Но помнишь, что я сказал? Всегда есть что-то, за что ты можешь засудить людей. У меня есть на них компромат, так что теперь я буду просто угрожать им до подчинения. — Чёрт возьми, да, — громко выдаёт Тэхён, отпуская рукав Юнги, чтобы вместо этого ударить кулаком по столу, а затем с таким энтузиазмом показывает пальцем на него, что в горле Юнги опасно зарождается хихиканье. — Устрой им революцию. Они ухмыляются друг другу, но когда Тэхён возвращается к разрыванию своего пончика на куски и кладёт их в рот пальцами, которые намного длиннее, чем Юнги помнил из его селфи, ему напоминают, что на данный момент он по-прежнему связан контрактом с этими людьми, и он лишь на обеденном перерыве. — Итак, — говорит он и ёрзает на своём сидении. — Было что-то, о чём ты хотел поговорить, верно? — О, да. — Тэхён проглатывает кусочек своего пончика и облизывает губы, затем кладёт руки на маленький столик между ними, выпрямляется, смотрит на Юнги и произносит: — Хочешь назвать это свиданием? Юнги чувствует, как где-то в его руке горит кружка. Тэхён улыбается, он выглядит так, как будто сие просто стандартная и ничем непримечательная беседа, и это что-то вытворяет с мозгом Юнги, что тот всецело опасно затуманивается. — Потому что, мы могли бы, — продолжает Тэхён, счастливый и беззаботный, — знаешь, скажем, что это было первое свидание, а потом вскоре мы можем пойти на второе? Может быть, после твоей командировки? Я знаю хорошее местечко, и сейчас в кинотеатрах идёт фильм, который я вроде как хочу посмотреть. Или, если это не твоё, я также могу показать тебе свою квартиру и приготовить отличные яйца всмятку. Теперь он расплывается в улыбке, вероятно, отчасти потому, что Юнги начал улыбаться где-то в процессе. Юнги снова возится с рукавами рубашки, его шея горит, словно это ещё один ужасный день, чтобы быть в стольких слоях одежды, но он продолжает улыбаться, и это не проходит так быстро. — Звучит здорово, — говорит Юнги. — Давай провозгласим это свиданием. Рот Тэхёна становится совершенно квадратным от того, насколько сильно он сейчас улыбается, и Юнги думает, что у него может случился сердечный приступ. — Таков закон! — объявляет Тэхён. Юнги смеётся в свой американо. Спустя около тридцати часов и ужасного полета, когда Юнги лежит на другой большой кровати отеля и смотрит в тёмный потолок, он прижимает телефон к уху. — Хей, Тройка, — тянет Тэхён на другом конце. — На те чё? — Ничего, — лжёт Юнги. — Лишь мой жилет. Тэхён задыхается так громко и преувеличено, что в итоге давится своим же дыханием и хохочет в течение целой минуты. — Ну что ж, вот и всё настроение, — сухо говорит Юнги, собственный смех лишь медленно угасает в горле. — Лучше уж так! — говорит Тэхён. — Мы не можем заниматься сексом по телефону после нашего первого свидания. Это было бы дико. — Верно, — говорит Юнги. — Кто вообще занимается сексом по телефону? Я слышал, что это действительно неловко. Я бы сказал, что мы возьмём медленный темп, так что… Просто поговори со мной.