sorry but i think i love u

Донхёк тащит Ренджуна за руку по узким улочкам спального района почти на буксире. Редкие фонари только начинают загораться, осенняя прохлада пробирается под кашемировый кардиган Хуана, а Ли продолжает счастливо щебетать о том, как рад наконец вытащить друга из его «золотой клетки». Ренджуну восемнадцать, а из друзей только Ли Донхёк, который с самого детства рядом, стоит только руку протянуть; отдает все тепло и заботу, и взамен ничего не просит никогда, хотя отец Хуану с детства повторял: никому нельзя верить, все всегда чего-то хотят. Донхёк не хотел, и Ренджун закономерно интересовался – почему… …взял с собой сегодня? …ничего не просишь взамен? …все еще не оставил? …я? - Потому что ты один такой, Ренджун-а, - тихо произносит Донхёк, когда они стоят напротив чуть обшарпанной входной двери. Хуан привык – старший читает все невысказанные вслух вопросы, переживания, страхи. Ренджун редко говорит, потому что Донхёк узнает, поймет и успокоит раньше, чем сам Хуан хотя бы осознает корень своих переживаний. Всеми силами Ли пытался создать вокруг Ренджуна атмосферу детства, а позже юношества, но не все ему было подвластно – родители младшего к другу сына относились скептически и старались никак не комментировать дружбу единственного ребенка с отпрыском прислуги, а потому вытащить Ренджуна из четырех стен комнаты было практически невозможно. Сегодня Донхёку удалось, и он был готов за одну лишь ночь показать Ренджуну буквально всё. За старенькой дверью слышался заразительный смех, приглушенные басы играющей музыки и общее веселье. Донхёк коротко постучал в дверь, хмыкая, когда на пол ссыпалась отвалившаяся темная краска, и фыркнул тихое мы на вопросительное мычание за дверью. Квартира такая же старая и чуть обшарпанная, как и входная дверь; еле уловимо пахло какой-то выпечкой, мятным чаем и ментоловыми сигаретами. Попав в тепло, Ренджун отчего-то сильнее укутался в кофту, чувствуя напряжение даже в кончиках пальцев. Сердце волнительно билось о ребра, а воздух почти не проникал в легкие. Ренджун никого, кроме Донхёка, не знал все свои восемнадцать лет, а из комнаты в конце коридора раздавались задорный смех, переругивания, общение, жизнь. И Ренджун внезапно почувствовал себя лишним. - Хэй, не бойся, мы не кусаемся. Друг Донхёка, что открыл им дверь, стоял напротив и улыбался ярко-ярко, доверительно. Светлые волосы забавно растрепались, на бесформенной серой футболке красовалось огромное мокрое пятно, а за правое ухо, унизанное массивными сережками, была зацеплена сигарета. - Сегодня из старших только Юно-хён. Пришел с Минхёном, - продолжил парень, обращаясь больше к Донхёку. – Расслабься и развлекайся вместе с нами, принц. Я – Ли Джено, кстати. Ренджун слабо вздрогнул, понимая, что последние реплики адресованы ему, и неловко улыбнулся уголками губ. Донхёк ему про Ли Джено не то что бы рассказывал, нет, все разговоры старшего так или иначе сводились к улыбчивому, красивому, спортивному и самому прекрасному на свете Ли Джено. Хуан сначала переживал, а потом понял, что лучший друг просто влюбился и расслабился – это ждало каждого из них, рано или поздно. Комната, которая, по всей видимости, являлась гостиной, была достаточно просторной для того, чтобы около десяти человек могло спокойно расползтись по всем поверхностям и нисколько друг другу не мешать. Стоял легкий полумрак, старенький телевизор включен на каком-то музыкальном канале, где крутили популярные попсовые клипы на минимальном звуке, несколько человек курило у раскрытого настежь окна, остальные, расположившись на полу, перекидывались в карты и что-то негромко обсуждали, иногда повышая голос и громко смеясь. Ренджун подмечал каждую деталь: простую одежду, в которую были одеты друзья Донхёка, растрепанные яркие волосы некоторых парней, увесистые многочисленные серьги, унизывающие ушные раковины, дешевое пиво по акции в магазинчике за углом. - Народ, я привел новенького, - звонко оповестил Донхёк, подталкивая Ренджуна чуть вперед и обнимая узкие, сжавшиеся еще сильнее под многочисленными взглядами, плечи. Хуан посмотрел на каждого, ни на ком особо взгляд не задерживая. Ренджун просто бросил короткий взгляд в сторону окна, где курили двое, и больше взгляд отвести не мог. У него волосы персиковые, крашенные явно отвратительной краской, от которой волосы совершенно точно как солома на ощупь, огромные темные-темные глаза, вишневые губы, обхватывающие коричневый фильтр сигареты так органично, правильно, и длинные красивые пальцы, которые мог иметь только бесконечно талантливый музыкант или художник. Ренджун не понимает, что происходит, но сердце почему-то начинает колотиться еще быстрее, а обладатель персиковых волос только улыбается еле заметнои тушит сигарету о дно стеклянной пепельницы. - И как зовут это тепличное растение? – вкрадчиво произносит парень-у-окна, в голосе которого сквозила ничем не прикрытая ирония, но Ренджуну совсем не обидно, потому что он теряется в тихих переливах чужого голоса мгновенно, и выпаливает раньше, чем Донхёк успевает ответить за него: - Хуан Ренджун. Удивительно, но голос даже не дрожит и звучит стабильно, хоть и немного тихо. Взгляды пересекаются на несколько секунд; у Ренджуна в груди взрывается сверхновая и все как-то разом перестает иметь значение. * - На Джемин. Ренджуна морозит, колотит лихорадочно, а в горле сухо, как в пустыне. Длинные пальцы, ледяные и чуть грубые на ощупь; от Джемина пахнет дешевым пивом, сигаретами и чем-то мятно-успокаивающим, спокойным, домашним. Парень смотрит на Хуана вопросительно, перекатывая в пальцах сигарету: - Я могу закурить? делай, что хочешь Ренджуну от собственных мыслей стыдно и жарко; щеки горят жутко, и Хуан рад, что в комнате стоит полумрак. Джемин хмыкает, садится рядом на подоконник, протягивает Хуану свою бутылку пива и прикуривает сигарету, выпуская сизый дым в белый в трещинку потолок. Ренджун бездумно смотрит на бело-красную этикетку, думает несколько секунд, чувствуя чужой взгляд, до костей пронизывающий, и припадает губами к узкому горлышку. На вкус горько и холодно, но Хуан делает несколько больших глотков подряд, надеясь, что На Джемин перестанет смотреть. Но он продолжает. - Не напивайся быстро, Инджунни, - говорит На внезапно и упирается затылком в стекло. – Донхёк три шкуры с меня сдерет, если узнает, что я напоил тебя. Язык прилипает к небу и сердце делает апорт – даже Донхёк называл его так лишь единожды. - Донхёк привел меня для этого, нет? – фыркает Ренджун. Джемин в ответ только усмехается, поворачивает голову в сторону парня и забирает бутылку из чужих аккуратных рук, сразу же прикладываясь к горлышку. - Он рассказывал про тебя, много. Но я тебя совершенно другим представлял. Ренджуна жаром изнутри опаляет выпитый алкоголь, на языке горчит, и разговаривать с На Джемином все так же волнительно, но уже чуточку легче. - И каким же? На тихо смеется, делает затяжку, запивая ее большим глотком светлой горечи и выдыхает дым в приоткрытое окно. Ренджун не может избавиться от назойливой мысли и перестать смотреть на Джемина тоже не может, потому что невозможно красивый, запредельный. Хуан хочет рисовать его; высечь прямо сейчас на сетчатке чужой образ и, закрывая глаза, видеть только это лицо вместо привычной непроглядной темноты. - Золотым мальчиком. - Позволь доказать, что я не такой, - тихо произносит Ренджун, повторяя недавнюю позу Джемина, чувствуя затылком прохладу оконного стекла, и прикрывая глаза. - Ты уже. * «Я хочу встретиться. ДМ» Ренджун несколько секунд смотрит на незнакомый номер и инициалы, чувствуя легкий тремор на кончиках пальцев и учащенное сердцебиение, которое гулкими отголосками пульса долбит в висках. Он пересылает сообщение и номер Донхёку, который незамедлительно подтверждает чужие догадки. я не знаю, откуда у него твой номер, Ренджун-а, клянусь. Хуан верит – Донхёк никогда не сделал бы что-то подобное, не спросив. И, если начистоту, Ренджуну откровенно плевать, как именно Джемин достал его контакты, намного больше его заботил другой факт – На хотел встретиться. С ним, Ренджуном. И от этого почему-то было немного страшно, а еще очень счастливо. «Конечно» Джемин ждет его в самом центре парка, недалеко от того самого района, где находится квартира, в которой они встретились впервые. На докуривает, сидя на лавочке под раскидистыми ветками большого дерева, листва с которого уже совсем облетела и теперь свободно стелилась по влажному асфальту. Ренджун садится рядом, натягивает рукава огромной худи на кончики пальцев и волнуется, если честно, безумно. Джемин тушит сигарету о подошву надетых совсем не по погоде кедов, откидывает окурок точно в урну и смотрит на Хуана внимательно. - Привет. И все это совершенно нелепо, безумно странно и Ренджун думает о том, что быть здесь не должен, а Джемин просто номером ошибся, или все это какая-то глупая шутка. Но Джемин встает с места, поправляет рюкзак на плече и протягивает Ренджуну руку, приглашая: - Пообедаешь со мной? * Они видятся каждую пятницу, и это уже закономерность. На дворе промозглый ноябрь с его северными ледяными ветрами, с неба мелко крошит мгновенно тающий снег, а у Джемина все те же потасканные кеды, красный кончик носа и уши, и руки еще более ледяные, чем в первую встречу. - Я хочу нарисовать тебя, - Ренджун выпаливает, не думая, тут же прикусывает язык и отворачивается, чувствуя горящие совсем не от холода щеки. На молчит с полминуты, а потом тихо смеется и натягивает Ренджуну шапку на глаза, дурачась. Хуан как-то сразу расслабляется, хотя сердце все еще галопом в грудной клетке сходит с ума, но с Джемином всегда так. Вот только привыкнуть Ренджун никак не может, будто рядом всегда газовый баллон, и любое неверное слово, словно зажженная спичка – все может просто взлететь на воздух, а Хуан останется один, изувеченный, мертвый. Шесть дней в неделю из семи он чувствует себя именно так. - Не вижу в этом проблемы, - внезапно произносит На. – Можем хоть сегодня начать. Ренджун собственным ушам не верит, впивается ногтями в ладони до кровоподтеков, но ожидания не оправдываются – не спит. Джемин согласился стать его моделью, и от этого внутри тепло разлилось спокойными волнами. Хуан улыбается счастливо, вспоминает, прихватил ли скетч-бук, и кивает много-много раз, что даже шапка падает на промерзающую землю. Джемин фыркает, поднимает ее с асфальта и стряхивает дорожную пыль, после чего сам надевает шапку на чужую голову, напоследок слабо касаясь раскрасневшейся щеки. - Тогда идем ко мне, - На перехватывает чужую ладонь и тянет в направлении своего дома. И Ренджун от всего этого неприлично счастлив. * Джемин, хоть того не показывает, но нервничает, чувствует себя некомфортно и весь напряжен, как натянутая тетива. Ренджун глубоко вздыхает, откладывает в сторону простой грифельный карандаш, которым делал наброски, и поднимает укоризненный взгляд, от которого Джемин совершенно теряется и тянется к пачке сигарет на столе. - Расслабься, - Хуан говорит тихо и мягко, немного поучающе, как ребенку. На это злит отчего-то. Он не может просто смирно сидеть и ждать, когда Ренджун просто покажет ему готовую работу. Казалось бы, что может быть проще – Хуан разрешил ему вольности в виде сигарет и телефона, но Джемин под внимательным пристальным взглядом резко теряется, будто чувствует внезапное несовершенство, ненавидит себя,и резко приходит осознание, а зачем вообще Ренджун решил нарисовать его? Хуан откладывает скетч-бук в сторону, медленно поднимается с дивана и неспешно подходит к младшему, который стоит напряженный, весь какой-то твердый, внезапно неузнаваемый, и мозг как-то отключается. Ренджун проводит кончиками пальцев между острых лопаток, спрятанных под теплой худи, а потом перехватывает руками поперек живота, утыкаясь лбом в сильное плечо. И ему хочется разрыдаться. - Инджунни?.. – Джемин теряет затяжку за затяжкой в сером тлеющем дыме, прикасается пальцами к чужим ладоням на своем животе, чувствует чужой жар спиной и бешено колотящееся сердце. Его так же бьется. Джемин тушит недокуренную сигарету, разворачивается в чужих объятьях, перехватывает за узкие худые плечи и вжимает в себя хрупкое тело, которое, казалось бы, передави еще чуточку – развалится, останется пеплом в ладонях. - Ренджун-а? – шепчет На, утыкаясь носом и губами в чужую макушку. – Прости, у меня нет опыта в подобном, очевидно, я поторопился. Ренджун не совсем понимает, о чем речь. Мозг вообще слабо функционирует, в ушах долбит пульс и страшно до дрожи. Слова Джемина звучат как-то по-другому, с каким-то еле уловимым подтекстом, хотя, все более чем очевидно, и нет здесь никакого двойного дна. Но у Хуана окончательно сорвало тормоза. Он не готов лежать на руинах, изувеченный, совершенно одинокий, снова без Джемина. Но вопреки всему уже чиркнул спичкой. Хуан отнимает лицо от чужой груди, видит бушующие черные океаны, наполненные сожалением и толикой замешательства в глазах напротив, и прыгает вниз, даже не вздохнув. Губы у Джемина горькие от сигарет, обветренные. Ренджун чувствует чужое гулкое сердцебиение ладонями, жмется ближе и жмурится до разноцветных кругов под веками. Внутри одна за другой разрываются сверхновые, воздуха не хватает катастрофически, и Хуан окончательно выпадает из реальности в тот самый момент, когда Джемин отвечает, касается алых губ кончиком языка и прижимает ближе к себе. Широкие ладони ложатся на шею, холодные пальцы мягко проводят за ушами, и Ренджун хрипло выдыхает в чужие губы, почти стонет, на грани потери сознания. Они смотрят друг на друга расфокусировано несколько секунд. Ренджун сжимает до побелевших костяшек чужую толстовку, хочет отстраниться, убежать далеко-далеко, где даже Ли Донхёк найти не сможет, но понимает, что отойди он хоть на шаг – рухнет тут же. Джемин отпускать не собирается. Они ловят один воздух на двоих и встречаются на полпути, сталкиваясь носами, юношески нелепо. На фыркает и тут же целует снова, глубоко, до вспышек под ребрами. Ренджун виснет на чужой шее, потому что стоять уже не может, вскрикивает негромко, когда Джемин подхватывает под бедра, принуждая обхватить себя ногами за талию. Пепельница разлетается стеклом, пеплом и окурками по полу, когда На садит Ренджуна на подоконник, целуя оголодало тонкую шею, подстегнутый задушенными стонами и тонкими пальцами в его, Джемина, волосах на затылке. У Ренджуна шея горит оставленными на ней метками, которые уже через пару минут станут космосом, их общей Вселенной; меж ребер сердце разрывается, крошит кости ударами; губы горят от бесконечных поцелуев, и сознание тонет в понимании того, кто именно делает все это с ним. Джемин прикусывает чужую губу почти до крови, когда телефон Ренджуна разрывается внезапным звонком, и все резко исчезает. На отскакивает от старшего, который, с трудом удерживая на ногах себя, подходит к оставленному на диване рядом с скетч-буком телефону. Звонит Донхёк, который в панике, потому что Ренджун дома должен быть через пятнадцать минут – обычно он звонит ему каждый раз, когда возвращается после пятничных прогулок с Джемином. Ли понимает все по сорванному тихому я у Джемина, бормочет, что будет через пять минут и сбрасывает так же резко, как и позвонил. Хуан застегивает рубашку, мимолетом бросая взгляд в зеркало и с трудом сдерживает досадливый стон – воротник почти не скрывает алые пятна на шее, прикрывая только те, что на ключицах. Джемин смотрит на него нечитаемо, скрывается за дверью в другую комнату и через минуту приносит кофту с высоким воротником. - Скажешь родителям, что замерз и взял у Донхёка, - голос стылый, хриплый, незнакомый. Ренджуну страшно и до помутнения в глаза больно. Другого ожидать не следовало. Донхёк приходит, когда Ренджун уже почти собрался, а Джемин курит у открытого настежь окна. Ли пересекает гостиную в два шага, понимая, что Хуан одет в чужую одежду, оттягивает высокий воротник, выдыхает несколько раз, качая головой как-то снисходительно, по-отечески. - Пойдем домой, Ренджун-а, я останусь у тебя сегодня. Уходя, Ренджун на Джемина даже не смотрит. * - Он спрашивал о тебе. Донхёк смотрит непривычно серьезно, ставит на стол кружку с какао и садится на кровать рядом с Ренджуном, который теперь серый, совершенно другой, забивающий себя изнутри переживаниями. Хуану не нужно знать имен, чтобы понять, кто именно этот самый он. - Спрашивал адрес, я не сказал, – Ли продолжает спокойно и расчетливо, бьет по верным точкам, и Ренджун почти вздрагивает от каждого слова, но сохраняет ему несвойственную непроницаемость. – Он… - Донхёк, хватит. Друг затихает мгновенно, ложится головой на колени, утыкается в живот и обнимает крепко. Ренджун чувствует его тепло кожей под тканью тонкой футболки, чувствует его тихую поддержку, и глаза невольно наполняются солью. Ренджун устал. Устал безумно от собственных мыслей, которые не хотят покидать голову. Джемин будто проник под кожу, перегоняется вместе с кислородом в крови по венам и артериям. Чужой образ десятками грифельных набросков на белых листах везде: разбросан на столе, запрятан в папке наряду с другими, незначимыми абсолютно, под закрытыми веками. Это сводит с ума. - Поговори с ним. Ты ведь даже шанса ему – вам – не даешь. Ренджун понимает, но поделать с собой ничего не может. Их Вселенные уже пожелтели, оставляя за собой лишь воспоминания двухнедельной давности. Ренджуну, чтобы заживить себя, нужно намного больше времени. Джемин перестал пытаться связаться с ним спустя несколько дней. Хуан думал, что все этим и закончится, пока Донхёк не вскрыл то, что и так зажить не могло, вскрывая кровавые нарывы, углубляя их до основания. Ренджуну плохо до тошноты, он гниет изнутри в собственной непосильной для одного боли и терпиттерпиттерпит до всполохов перед глазами, постоянных мигреней, бессонных ночей. - А что, если… - Донхёк предпринимает очередную попытку, но бессмысленно. - Донхёк, я сказал – хватит. Больше Ли эту тему не поднимал. Ренджун с каждым днем без-На-Джемина тонул в себе все глубже, теряя последние попытки вынырнуть наружу. * «Прости, но я, кажется, люблю тебя» Ренджун почти роняет телефон на асфальт, понимая, что только что сделал. Трясущимися, замерзшими до костей пальцами блокирует телефон, сжимает до боли в ладони и кусает губы. Ком в горле душит – Хуану страшно, больно и совершенно невыносимо. Телефон в кармане коротко вибрирует, но остается проигнорированным. Джемин звонит после еще несколько раз, но Ренджун продолжает сбрасывать. Зима приближается постепенно, солнце уже почти скрылось за горизонтом, позволяя фонарям в парке недалеко от дома На, том самом, где они встретились впервые только вдвоем, где прямо сейчас неумолимо замерзал Ренджун, медленно загораться, освещая все вокруг своим мягким теплым желтым светом. Хуан думает пойти к Донхёку, именно это он и сказал ничего не понимающей матери, когда просто собрался и ушел, покинув свою комнату впервые за полтора месяца. Еще больше хотелось лечь и тихо замерзнуть. Ренджун сбрасывает очередной звонок, закрывает сообщения, не читая, и откидывается спиной на лавочку. Слезы горячие, быстро замерзают и холодом застывают в волосах на висках. Хуану почти никак, он сам себя выжег изнутри бесконечными мыслями и развеял собственный пепел, отправив одно-единственное сообщение человеку, которого никогда бы больше не хотел встречать и мечтал увидеть прямо сейчас. Сильные руки вздергивают его за плечи, мгновенно ставят на ноги и прижимают к теплому телу так крепко, что невозможно вырваться. Пахнет мятой, сигаретами и домом; Ренджуну думается, что все это сон, а может, он все-таки замерз в том парке. Он прижимается сильнее, утыкается носом в теплую шею и чувствует телом, как сильно и часто вздымается крепкая грудь. - Придурок. Ренджун сам не понимает, как начинает плакать, тихо и почти незаметно. Джемин чувствует, как подрагивают чужие плечи и горячую влагу в изгибе плеча, и мгновенно успокаивается. На Ренджуна Джемин злиться не сможет никогда, даже если очень сильно захочет. На гладит по спине успокаивающе, бормочет что-то тихое и теплое в висок, ждет, пока слезы высохнут. - Пойдем домой, Инджунни. И Ренджун следует слепо, потому что свою руку из чужой, внезапно ужасно теплой, почти горячей, вырвать не может, не хочет. Дома Джемин отпаивает его горячим чаем с медом, смотрит внимательно из-под длинных ресниц и закуривает уже третью за последние пятнадцать минут. Хуан молчит пристыженно, пьет мелкими глотками и смотрит куда угодно, но не на человека напротив. Джемин фыркает, тушит только подкуренную сигарету в забитую под завязку пепельницу, – новую – стоящую на столе. - Объясниться не хочешь? Ренджун этого вопроса боялся до тошнотворного комка в горле. Джемин кладет перед ним телефон с открытым мессенджером; Хуан видит свой номер, теплое Инджунни и неизвестно когда сделанную украдкой фотографию, а потом опускает взгляд на диалог и видит собственное я люблю тебя. Перед глазами темнеет, парень украдкой пролистывает бесконечные ответы На, посланные ему после этого абсолютно глупого и эгоистичного сообщения. - Нечего объяснять, - Ренджун говорит тихо, сам еле себя слышит. – Я думал, все и так понятно. Они молчат несколько секунд. Джемин забирает телефон, несколько секунд смотрит в экран и улыбается краем губ еле заметно – Ренджун не видит, потому что вообще никуда, кроме собственных мелко трясущихся в волнении ладоней, смотреть не может. Хуан пропускает момент, когда Джемин поднимается со своего места, огибает стол и подходит к нему. На обнимает его голову крепко, прижимая к своему животу и мягко раскачивается из стороны в сторону. Ренджуну внезапно становится тихо; океан волнения и страхов, бушующий внутри до этого, резко улегся, успокоился и настал долгожданный штиль. - Я думал, что с ума сойду за эти недели без тебя, Хуан Ренджун. Джемин отпускает его так же внезапно, как и обнял. Мягко берет за тонкие маленькие ладони и тянет прочь из кухни. Они валятся на диван, На ложится головой на чужую грудь, обхватывая сильными руками вокруг талии и ластится, словно огромный кот. Ренджун внезапно думает о том, что не было этих недель, на протяжении которых он методично разлагался изнутри – нескольких минут с Джемином достаточно для того, чтобы залечить то, что, казалось бы, всегда, даже многие годы спустя, будет истекать кровью. - Я виноват перед тобой, Ренджун-а, – тихий голос легкой вибрацией отдается где-то в грудной клетке. Хуан бездумно перебирает чужие волосы на макушке и слушает, не дыша. – Ты достоин большего. С самого начала я боялся, потому что ты из другого мира, ты сам не понимаешь, насколько ты неземной. - Джемин… - Я поклялся себе, что не стану привязываться к тебе, – Джемин резко поднимается и нависает над старшим, волнительно близко, почти соприкасаясь кончиками носов. – Но влюбился в тот самый момент, когда ты только вошел в эту квартиру. На целует внезапно, захлестывая Ренджуна тем бушующим океаном, что переживал внутри себя все это время. Поцелуи Джемина горчат сигаретами и плавят обжигающим дыханием. Старший теряется на мгновение, хватается пальцами за чужое плечо, чувствуя подушечками горячую гладкую кожу, не скрытую тканью борцовки, и вздыхает судорожно в чужие губы. Джемин прижимает его к себе ближе, метит горячими поцелуями шею и все совершенно по-другому, нет той резкой торопливости, что была в прошлый раз; младший действует мягко, растягивая и приумножая томительное удовольствие, от которого у Ренджуна пальцы на ногах поджимаются, и грудную клетку сводит судорогой. Джемин разглядывает, оставляет легкие поцелуи на веках и проводит кончиком носа по алеющей скуле, слышит хриплое сорванное дыхание на ухо и целует до упоения сладко. - Я не пойду дальше, если ты этого не хочешь. У них в глазах черные дыры заполненной зрачком радужки, в унисон вздымающиеся грудные клетки и почти остановившееся сердце на двоих. Ренджун ничего не отвечает, просто тянет на себя за шею, запечатывая сомнения очередным поцелуем. Хуану непривычно и волнительно до дрожи чувствовать чужое тело обнаженной кожей, душой. Джемин целует неторопливо, избавляет от одежды, сметая сомнения одно за другим и шепчет бесконечно что-то теплое, ласковое, опаляя нежную кожу прерывистым дыханием и горячими губами. На касается до вспышек и ярких искр перед глазами; Ренджун выгибается в спине и стонет нетерпеливо. Хочется закрыть лицо руками, спрятаться от внимательных темных глаз, которые в полумраке комнаты прожигают, но Хуан тянется сильнее, всем существом, оплетая Джемина конечностями, целуя куда-то в шею и шепчет что-то глупое, перебарывая стоны, которые сдерживать невозможно. Джемин говорит ему что-то серьезно, непременно важное, но у Ренджуна набатом сердце бьется и не слышно ничего совсем. -…не молчи. Хуан кивает, чувствует, как сильные пальцы сжимают бедра, и боль резкой вспышкой отрезвляет, заставляя вскрикнуть, сделать все, чтобы уйти от неприятного, болезненного. Джемин держит крепко, шипит, но не противится, когда Ренджун с силой прикусывает его плечо и чувствует металлический привкус на языке. Горячие пальцы гладят мягко, аккуратно; Джемин целует, куда придется, шепчет успокаивающе и внезапно двигается резко, до упора, не позволяя осознать, отстраниться. Ренджун думает о том, что не чувствует между ними разницы; он словно растворился в младшем, который, в свою очередь, у него уже давно по венам вместо крови. Хуан хочет ближе, сильнее чувствовать жар чужого тела, забыться окончательно в чужом запахе, роднее которого уже нет. Они делят на двоих один воздух, жарко и прерывисто выдыхая в губы. И все это настолько правильно, будто они знают друг друга долгие годы; словно прошлые жизни переживали вместе и, воскресая вновь и вновь, оставались рядом несмотря ни на что. Ренджуну щемяще-нежно от этих мыслей и приятно до сорванного в стонах горла. Джемин рычит что-то тихо в висок и оставляет там влажный горячий поцелуй. Хуан прикрывает глаза, когда чувствует, как соль скапливается под веками, грозясь обрушится потоком непрошенных счастливых слез. У Хуана перед глазами разрываются кометы, и две влажные дорожки все-таки срываются вниз по вискам, теряясь где-то в вихрах растрепанных волос; Джемин на грани слышимости шепчет тихое люблю тебя, снимая губами соленую влагу с чужих длинных ресниц. * На часах далеко за полночь; Ренджун сидит на подоконнике, укутанный в чужой свитер, сверкающий оголенными острыми коленками, испещренными яркими гематомами. Джемин курит в открытое окно и смотрит на медленно опускающиеся на темную землю белоснежные хлопья. Первый снег в этом году. - Ты думал, что все так закончится, когда вошел в эту квартиру впервые? – Джемин спрашивает внезапно, смотрит на Хуана украдкой и фыркает, видя чужое замешательство. Ренджун задумчиво кусает и без того алую припухшую губу, тянет рукава сильнее на кончики пальцев и клонит голову к плечу, скрывая смешливые глаза за растрепанной челкой. Двигается чуть ближе к младшему, обхватывает его всеми конечностями, прижимаясь ближе к обнаженной холодной коже и целует невесомо в плечо, туда, где расцветал алым его собственный укус. - Донхёк привел меня сюда не для того, чтобы я влюбился в кого-то вроде тебя, – Ренджун показывает Джемину язык и звонко целует в щеку. – И все только началось, Джемин-а. Последнее Ренджун добавляет значительно тише, шепча куда-то в шею младшему. Джемин хмыкает и кивает, туша сигарету и перехватывая тонкое тело за талию. Целует горькими губами в мягкую щеку и слышит тихие переливы чужого счастливого смеха. И только в этот момент дышать становится легче, потому что теперь все действительно на своих местах.